Генри и Джун
Шрифт:
Мы сидим в такси, Джун обнимает меня. Она говорит, обвивая меня руками за плечи:
— Ты вдыхаешь в меня жизнь, возвращаешь то, что отнял Генри.
Я что-то взволнованно говорю в ответ. Мы касаемся друг друга коленями, прижимаемся щеками, крепко сцепив пальцы, — и внезапно осознаем, что мы враги. У нас противоположные цели. Я ничего не могу сделать для Генри. Пока Джун здесь, Генри будет
Но какую великолепную игру мы затеяли! Кто из нас демон? Кто лжец? Кто человек? Кто хитрее и умнее всех? Кто сильнее? Кто любит больше? Три наших сильных «эго» борются за превосходство или за любовь, а может, это одно и то же? Я хочу покровительствовать и Генри, и Джун. Я кормлю их, работаю на них, я готова ради них на любые жертвы. Возможно, мне даже придется отдать им жизнь, потому что они уничтожают друг друга. Генри беспокоится, как я одна доберусь в полночь от вокзала, проводив Джун, а она говорит:
— Я боюсь твоей безупречности, остроты чувств, — и прижимается ко мне, как будто хочет почувствовать себя маленькой.
А потом я получаю замечательное письмо от Генри, такое искреннее в своей простоте:
Анаис, спасибо, что не давишь на меня сейчас… Умоляю, не теряй веру. Я люблю тебя больше, чем когда-нибудь раньше, правда, правда! Мне ужасно не хочется доверять бумаге то, что я должен рассказать тебе о моих первых двух ночах с Джун. Когда мы увидимся, я все тебе расскажу, и ты поймешь, что я весь открыт для тебя. Как это ни странно, мы с Джун не ссоримся. Как будто у меня теперь больше терпения, понимания и жалости, даже сострадания, чем прежде… Я скучал и скучаю по тебе, я думаю о тебе (господи, прости!) в такие минуты, когда ни один нормальный мужчина этого бы не делал… Прошу, дорогая моя, любимая моя Анаис, не говори со мной так жестоко, как в последний раз по телефону. Не говори, что счастлива за меня. Зачем? Я чувствую странную печаль и напряжение и не могу объяснить своего состояния. Я хочу тебя. Если ты
Отправиться туда с тобой, остаться там навсегда. Я говорю это тебе сейчас в момент, когда Джун вернулась ко мне в лучшем своем обличье, в наших отношениях могла бы возродиться надежда, если бы я захотел. Но, как и у вас с Хьюго, я понимаю: все пришло слишком поздно. Я это уже пережил. Теперь я знаю, что должен пережить с Джун некий прекрасный и печальный обман. Ты страдаешь, и это причиняет мне страшную боль.
Возможно, сейчас ты увидишь в Джун больше положительных качеств и станешь меня за это ненавидеть или презирать, но что я могу поделать? Прими Джун такой, какая она есть. Эта женщина может очень много для тебя значить, но не позволяй ей встать между нами. Что вы можете дать друг другу — не мое дело. Просто помни, что я люблю тебя. И, пожалуйста, не наказывай, избегая встреч со мной.
Прошлой ночью я плакала. Плакала, потому что я наконец стала женщиной, только процесс этот оказался слишком болезненным. Я плакала, потому что перестала быть ребенком, слепо верящим во все. Я плакала, потому что мои глаза раскрылись и передо мной предстал реальный мир: я увидела эгоистичную натуру Генри, властолюбие Джун, поняла, как ненасытна моя жажда творчества, творчества, которое занято окружающими и потому не может быть самодостаточным. Я плакала, потому что утратила веру, а я так хочу верить. Я все еще способна страстно любить, даже потеряв веру. Значит, это человеческая любовь. Я плакала, потому что отныне плакать буду меньше. Я плакала, потому что избавилась от боли, но еще не привыкла к ее отсутствию.
Итак, сегодня вечером ко мне приезжает Генри, а завтра я собираюсь провести день с Джун.