Генри Морган
Шрифт:
Аналогичная мысль проходит красной нитью и через письмо Модифорда лорду Арлингтону от 21 (31) августа: «…Вашему сиятельству прекрасно известно, какую большую антипатию я питал к приватирам во время пребывания на Барбадосе, но после того, как я принял указы Его Величества к строжайшему исполнению, я обнаружил свою ошибку ввиду упадка фортов и сокращения изобилия сего места, а также привязанности этих людей [флибустьеров] к служению Его Величеству; тем не менее я продолжал враждебно относиться и наказывать этот сорт людей, пока не пришло письмо Вашего сиятельства от 12 ноября [22 ноября 1664 года], приказывающее обращаться с ними более мягко; до сих пор мы шли к упадку, каковой 6 марта [16 марта 1665 года] я честно описал лорду-генералу, который, после нескольких обсуждений с Его Величеством и лордом-канцлером, в письме от 1 июня 1665 года [11 июня 1665 года] дал мне широкие полномочия жаловать или не жаловать каперские грамоты против испанцев, как я найду сие выгодным для службы Его Величества и благополучия этого острова. Я был рад этому полномочию, но тем не менее решил не использовать его, если необходимость не принудит меня к этому; и пока я не увидел, в каком плачевном
Влиятельные друзья и деловые партнеры Моргана, зная, что многие флибустьерские капитаны относятся к нему с симпатией, предложили Модифорду официально назначить энергичного валлийца адмиралом ямайской флотилии. В январе 1668 года Совет Ямайки утвердил предложение губернатора о выдаче Генри Моргану специального поручения «собрать английских приватиров и захватывать пленных испанской нации, посредством чего он мог бы узнать о намерениях неприятеля вторгнуться на Ямайку». Данное поручение фактически санкционировало новые экспедиции флибустьеров против испанцев. Правда, каперская лицензия разрешала Моргану действовать лишь на море и не давала ему санкции атаковать испанцев на суше. Но адмирал и его сообщники смотрели на подобного рода ограничения сквозь пальцы. В соглашении, подписанном Морганом с его людьми в январе указанного года, указывалось:
«1. Согласовано и заключено вышеназванными сторонами, что любые золото, серебро, жемчуг, ювелирные украшения, кольца, драгоценные камни, серая амбра и безоаровые камни или иные вещи и товары, которые будут в ходе этой экспедиции захвачены на берегу, будут разделены поровну как свободная добыча.
2. Согласовано и заключено, что с корабля или с кораблей, которые будут захвачены в море в ходе этой экспедиции, десятая и пятнадцатая части будут изъяты (в пользу короля и лорда-адмирала Англии. — В. Г.), четвертая часть товаров, находящихся на таком корабле или кораблях, достанется соответствующим кораблям этой флотилии (непосредственно участвовавшим в захвате. — В. Г.) и их владельцам, а другие три четверти будут разделены между всеми командами кораблей поровну…»
Как видим, сухопутные объекты представляли для приватиров гораздо больший интерес, поскольку из захваченной на берегу добычи они не были обязаны делать отчисления в пользу короля, лорда-адмирала и даже судовладельцев.
Соглашение предусматривало меры дисциплинарного воздействия в отношении тех кто пренебрегал своими обязанностями и проявлял неповиновение командирам. Нарушителей договора могли лишить доли добычи или наказать так, как «военный совет сочтет наиболее подходящим». С другой стороны, любой капитан, халатно относившийся к своим обязанностям, мог быть наказан таким же образом. Хотя добыча должна была делиться поровну между всеми участниками похода, в правилах имелись исключения. Плотники и хирурги получали больше, чем одну долю; капитанам полагались две доли, а адмиралу Моргану — пять долей («за его заботу и расходы на нас»). Предусматривалась также страховка. Любой человек, который «потеряет ногу, руку или иную конечность во время этой экспедиции», что будет подтверждено свидетельствами двух хирургов, должен был получить 120 фунтов стерлингов или «шесть дееспособных рабов». Выплата премий предусматривалась за проявленную в ходе операции храбрость: «Если мы встретим сильное сопротивление в каком-либо месте… когда мы вознамеримся и совершим нападение, в частности на крепости, форты или другие укрепления, то первый, кто проникнет в такое место или места, должен получить 20
Морган разослал приглашения всем известным пиратским вожакам Карибского моря, назначив рандеву в районе островов у южного побережья Кубы. Если верить информации Эксквемелина, на сборы ушло не меньше двух месяцев. «За это время, — сообщает автор „Пиратов Америки“, — он собрал флотилию из двенадцати кораблей с командой в семьсот человек. Там были англичане и французы. Морган созвал пиратов на совет и стал выяснять, куда же нужно идти. Некоторые высказались за то, чтобы захватить Гавану: разграбить ее и взять в плен ее жителей будет совсем нетрудно, стоит только захватить крепость. К ним присоединились и другие, однако окончательного решения вынести не удалось, потому что среди пиратов оказался человек, который прежде содержался в Гаване под стражей. Он считал, что для такого дела сил у пиратов явно недостаточно. Понадобилась бы, сказал он, флотилия с полуторатысячным войском. Только в этом случае у пиратов явилась бы надежда захватить город…»
Отказавшись от идеи штурмовать Гавану, флибустьеры решили атаковать менее защищенный город. Один из участников совещания предложил напасть на Пуэрто-Принсипе (ныне Камагуэй) — город, расположенный во внутренних районах Кубы, примерно в 30 милях от побережья. Ходили слухи, что «у его жителей было много денег, ибо туда часто приезжали торговцы из Гаваны и привозили деньги; здесь они скупали кожу, которую затем перепродавали». После некоторых сомнений Морган согласился с этим предложением. Снявшись с якоря, суда пиратской флотилии направились к гавани Санта-Мария (современный город Санта-Крус-дель-Сур).
«Когда пираты уже были в море, — сообщает Эксквемелин, — один испанец, долгое время находившийся в плену у англичан, уловил из их бесед, что речь идет именно о Пуэрто-дель-Принсипе. Ночью он прыгнул в воду и поплыл к берегу. Правда, за ним тотчас же спустили каноэ, но он оказался на берегу значительно раньше и моментально затерялся среди деревьев. На следующий день он переплыл с одного острова на другой и таким образом добрался до Кубы. Он знал все тропки и довольно скоро достиг Пуэрто-дель-Принсипе, где предупредил испанцев, что появились пираты. Жители города тут же стали прятать свое добро, а губернатор вышел с отрядом рабов к той дороге, где могли появиться пираты. Он приказал срубить побольше деревьев, завалить ими дорогу и устроить различные засады. На них он поставил несколько пушек.
В городе и в окрестных селениях он набрал человек восемьсот, оставил на каждой засаде необходимый отряд, а остальных привел на довольно открытое место, лежащее близ города: оттуда можно было приметить врага еще издали».
Согласно испанским источникам, флибустьеры высадились в Санта-Марии 27 марта и тут же двинулись вглубь острова.
«Пираты наткнулись на испанцев, когда они еще только укреплялись, — продолжает свой рассказ Эксквемелин. — Все взвесив, они свернули в лес и обошли несколько испанских укреплений. Наконец пираты вышли на открытое место, которое испанцы называли саванной. Пиратов заметили, и губернатор тотчас же выслал им навстречу конников и приказал им обратить пиратов в бегство и переловить всех до одного. Он полагал, что пираты, видя, какая на них надвигается сила, дрогнут и лишатся мужества. Однако все произошло не так, как ему думалось: пираты, наступавшие с барабанным боем и развевающимися знаменами, перестроились и образовали полумесяц. В этом строю они стремительно атаковали испанцев. Те выставили довольно сильную заградительную линию, но бой продолжался недолго: заметив, что их атака не действует на пиратов и что те беспрерывно ведут стрельбу, испанцы начали отходить, причем первым дал деру их губернатор, который бросился к лесу, стараясь побыстрее скрыться. Но немногие добежали до леса — большинство пало на поле битвы. Правда, небольшой кучке испанцев все же удалось спрятаться в зарослях. Пираты немедля двинулись на город; они были воодушевлены бесспорной победой; действительно, в этом бою — а длился он часа четыре — убитых и раненых у них почти не было. Пираты покинули саванну и вступили в город. Тут им снова оказали сопротивление, на этот раз в бой вступил гарнизон города, причем плечом к плечу с солдатами сражались женщины. К этим защитникам города присоединились и остатки испанцев, разбитых в саванне. Горожане все еще надеялись уберечь город от разграбления. Некоторые закрылись в домах и стреляли из окон; однако пираты пригрозили спалить весь город и истребить всех женщин и детей. Испанцы очень испугались — они-то хорошо знали, что пираты мигом выполнят свои посулы, — и сдали город».
Пуэрто-Принсипе был захвачен на рассвете в Страстной четверг 29 марта 1668 года; при этом в сражении погибло около сотни солдат и ополченцев. Став хозяевами города, флибустьеры согнали всех испанцев и их рабов в две церкви — JTa-Мерсед и Сан-Франсиско, а сами отправились грабить покинутые дома. Во время погрома сгорели или, возможно, были похищены городской архив с документами и ценные церковные книги, содержавшие регистрационные записи о крещениях «белых детей».
Опустошив Пуэрто-Принсипе, англичане и французы организовали несколько летучих отрядов для набегов на окрестности.
«Времени у них было в обрез, — замечает Эксквемелин, — ибо они собирались оставаться в городе, пока не иссякнет пища и питье. Бедным, несчастным пленникам, сидевшим в церкви, приходилось очень туго, они проводили время куда менее приятно, чем пираты, живя впроголодь и испытывая всяческие муки, которые им причиняли пираты, старавшиеся выведать, где спрятано их добро и деньги. Но у большинства бедняг, как ни пытай, не было ни того ни другого: ведь они трудились день-деньской, чтобы прокормить своих жен и детей. Изверги не желали обычно ничего знать; они говорили: либо принеси деньги, либо повесим. И бедные женщины, прижимая к груди своих младенцев, жили в ожидании ужасного конца… А пираты были лишены чувства жалости. Всякий раз, когда являлась у них нужда в мясе, они приканчивали корову или иную скотину, себе выкраивали лучшие куски, а остатки бросали пленникам…»