Генри, ты - Охотник!
Шрифт:
Её взгляд упал на закреплённый, на поясе блестящий значок. Память наконец-то справилась с опознанием. Офицер, что остался живым.
– - Я не имею понятия, где моя подчинённая, и вам тоже проще будет забыть о ней, -- Реджина не была таким чудищем, как о ней считали, она просто легко выходила из себя, когда не была спокойна. В этом не было ничего странного. Все нелюди или спокойны или нет. И если нет, то естественно, что они нервничают. Женщина прекратила хмуриться, и её лицо снова разгладилось умиротворённым безразличием. Офицер же напротив нахмурился, слегка надув губы и стал похож на обиженного ребёнка:
– - Ну, зачем вы врёте, я уверен -- вы знаете, где искать вашу работницу, -- Реджина в недоумении подняла бровь, молча обходя офицера. Тот удивлённо замер, потом развернулся на пятках и поспешил следом за ней, не торопливо идущей к одному из проулков, -- Я знаю, что вы знаете!
Реджина оглянулась в его сторону и криво улыбнулась, закатывая глаза. Он был по настоящему словно ребёнок, уверенность в его голосе была такой же, как когда дитё четырёх лет отроду рассказывает своему отцу о Йоллоупуки. Родитель же в этот момент старательно прячем за спиной костюм, и кивает в нужных местах. И не беспокоится. Уверенность, то ребёнок не прав позволяет родителю соглашаться с чем угодно. Возможно, если бы взрослые знали, что Йоллоупукки всё же существует -- они были бы внимательней. Детская уверенность это всегда чревато, поэтому Реджина, так же не торопясь, шла в сторону своего дома, снизошла всё же до ответа:
– - Вы ошибаетесь.
– - Лжёте, -- упрямо поджал губы молодой мужчина, идя рядом с Ламорте. Ярко-зелёные глаза яростно сверкали, почти светясь изнутри какой-то странной уверенностью. Впрочем, вовсе не странной, обычной почти детской уверенностью, которая рождается из внутреннего знания. Реджина поджала губы, смяла в тонкую кривую линию недовольства, остановилась и развернулась к офицеру, сощурившись.
– - Нет.
– - Я найду девушку, и она понесёт наказание за убийство.
– - Вы никого не найдёте, -- Реджина качнула головой, отворачиваясь, -- Возвращайтесь в Польшу, или откуда вы там.
Генри остановился, нахмурившись, поймал женщину за руку, что бы развернуть к себе:
– - Но...
– - Уезжайте, -- Ламорте уверенно взглянула в глаза Блэка, отдёрнула руку из его ладоней, -- Людям не место здесь.
– - Простите?
Реджина прикрыла глаза, вновь качая головой, вздохнув она отвернулась, проговорив:
– - Это убийство, его раскрытие, давно никому не нужны.
Смотрительница знала -- иногда нужно говорить, что трава зелёная, чтобы об этом помнили и понимали. Иногда всем известные истины являются таковыми, только если их озвучивать.
– - Прошло меньше недели!
– - яростно вспыхивая, эмоционально проговорил Генри, щуря зелёные глаза и кривя губы, -- Я уверен, что...
Реджина прервала его взмахом руки:
– - Просто проверьте. Вы ведь ничего не теряете. И вы ничего не найдёте уже. Это Убежище, -- её голос превратился в странный шелест на последних словах и Генри хмуро прикусил губу, отшатываясь от женщины. Интуиция вдруг всполошилась, словно ему в лоб направлено дуло магнума, а он не заметил. Отступил на несколько шагов и не в силах что-то сделать наблюдал, как рыжая худая женщина в старом чёрном пальто разворачивается от него и уходит. Её длинную юбку треплет ветер, который при том не трогает листву на ближайших кустах. Генри хмурясь, смотрел вслед Смотрительнице.
Реджина шла вперёд, снова провалившись в свои мысли:
– - Почему у него была эта нерушимая детская вера? Взрослые не могут не во что верить как дети, это невозможно. Закон реальности. Всё будет таким, как вы верите. Поэтому мир детей так хорош, а у взрослых он не слишком-то приятен.
Первым делом после расставания с пани Ламорте Генри позвонил своему начальству. Он был рациональным молодым человеком и это вдруг начало работать против него. Ему пришлось полчаса объяснять, о каком деле он говорит. И в итоге его облаяли, что он зря тратит время. Когда Генри повинуясь инстинкту, позвонил супруге покойного, то растерялся от её слов:
– - Я и забыла... Ну, знаете, не так это важно. Вы бы тоже забыли.
Анна ложится спать в то же время, что и всегда. Анна снимает с шеи массивный крест, который положен ей как Инквизитору. Она кладёт его на тумбочку у кровати. Туда же отправляются шеврон, карманная библия и тонкое серебряное кольцо.
Анна снимает пиджак, стягивает через голову водолазку. Она аккуратно складывает водолазку на стул, а пиджак вешает на его спинку.
Анна снимает пояс, брюки и сапоги. Они находят своё место на том же стуле - ботинки под ним.
На ней остаётся спортивный бюстгальтер и слипы.
Она переодевается в ночную сорочку длинной до пят, чистит зубы ровно две минуты и потом - полощет рот жидкостью, которую возит с собой.
Анна оглядывает свой номер, внимательно запоминает, где что лежит и думает с грустью о том - что впервые ночует одна не дома.
Она встаёт на колени перед кроватью - складывает руки перед собой - и возносит молитву. Благодарит за новый день, за свою жизнь и за жизни своей команды.
Когда она засыпает - спустя пятнадцать минут после того, как её голова касается подушки - в комнату через замочную скважину - и в тонкую щель под дверью - скользит густая тьма. Анна вертится по кровати, хмурится во сне, тихо зовёт Луку. Тьма клубится по полу, наполняет комнату, словно ванну вода. Анна видит во сне кошмар. И кошмар - другой, - происходит вокруг неё наяву. Она спит, пока тьма натекает вокруг, поднимается и ещё немного - она затопит кровать. Анна не просыпается до тех пор, пока тьма не стелется ровным слоем по всей кровати, вокруг её тела - не касаясь. Анна просыпается резко - от кошмара. Она тяжело дышит, её глаза пытаются привыкнуть ко тьме, но ничего не выходит и она тянется рукой к ночнику. Её рука проходит во тьму, скрывается в ней. Анна с ужасом распахивает глаза - мгновенно просыпаясь. Она раскрывает рот, чтобы закричать, но издаёт только слабый хрип - тьма смыкается вокруг неё, накрывает и растворяет Анну в себе.
Несколько секунд неподвижной тишины и тьма медленно растворяется, собирается в большую фигуру, превращается в плащ вокруг неё. Фигура исчезает, скользнув в тень, как только все клубки тьмы собираются в плащ за её спиной.
Анны нет.
Блэк сорвался из Суойя с утра. Влетел в здание автовокзала первым и купил билет до Щецина на ближайший рейс. Полтора часа до автобуса ходил по вокзалу, привлекая к себе внимание кассиров. Первым выбежал на улицу к подъехавшему автобусу и, заскочив внутрь, всю дорогу пытался удержать дрожь в ногах. Автобус был почти пуст. Генри внутренне сгорал. У Терезы Вольна не могло быть столько денег, что бы откупиться ото всех. Происходило что-то не правильное, и Генри хотел знать что. Он привык доверять своей интуиции во всем, но сейчас она то молчала, то выдавала довольно странные подсказки. И Генри впервые решил игнорировать её. Это не было его мудрым решением, но ничего другого сделать или предпринять он просто не мог, не хватало данных для анализа. Он чувствовал себя так же, как семилетка, которой одноклассник зло сказал, что Санта-Клауса вовсе не существует. Его выдумали.
Когда автобус съехал с моста -- Генри подумал, что ему самому это дело тоже совершенно не нужно. Если даже супруга этого мужчины забыла о поисках убийцы так быстро, то почему же он сам так упорно пытается найти эту девушку? Ну да, он уверен, что она у него под носом и нужно только найти где именно. Но у него так мало шансов и это так бессмысленно. Генри нахмурился, чувствуя, как начинает болеть голова. Он видел, как его мысли предают его, как в сознании появляются убеждающие его слова. Блэк качнул головой, словно пытаясь стряхнуть с себя наваждение. Мысли в голове водили хороводы вокруг друг друга, и он ни как не мог, ни одну ухватить за пушистый хвост. Перед глазами плясали цветные точки, Генри наклонился к окну, прижимаясь лбом к стеклу и глядя мутным взглядом вдаль. Они ехали вдоль берега, и Блэк попытался сфокусировать взгляд, уловить что-то, на чём можно сосредоточиться. Автобус остановился, водитель в громкоговоритель что-то сообщил, но Генри не хватало сил и внимания разобрать. Он прикусил щеку, зажмурился и распахнул глаза, ища глазами хоть что-то за что можно зацепиться.