Генрих IV
Шрифт:
Белькреди (не глядя).Нет, я не хочу смотреть. Я заранее не верю.
Синьора Матильда. Как глупо! Вы думаете, что делаете мне комплимент! (Оборачиваясь к доктору Дженони.)Скажите, скажите вы, доктор.
Доктор подходит к портрету.
Белькреди (смотрит через плечо на доктора, таинственным тоном.)Тсс… Не поддавайтесь, доктор!
Доктор (смущенно улыбаясь).Чему?
Синьора Матильда. Не обращайте на него внимания.
Фрида. Он шут по профессии, разве вы не знаете?
Белькреди (доктору, видя, что он опять направляется к портрету).Посмотрите себе на ноги, на ноги, доктор! На ноги!
Доктор (тем же тоном).На ноги! Почему?
Белькреди. У вас железные сапоги.
Доктор. У меня?
Белькреди. Да. А вы идете навстречу четырем стеклянным ножкам.
Доктор (громко смеясь).Да нет! Мне кажется, что, здраво рассуждая, нет оснований удивляться, что дочь похожа на мать…
Белькреди. Трах! Готово!
Синьора Матильда (крайне разгневанная, направляется к Белькреди).Почему «трах»? Что случилось? Что он сказал?
Доктор (невинно).Разве это не так?
Белькреди (отвечая маркизе).Он сказал, что удивляться нечему; а вы, напротив, крайне удивлены. Но почему же, если вам кажется это таким естественным?
Синьора Матильда (еще более раздражаясь).Дурак! Дурак! Именно потому, что это так естественно! Потому что там (показывая на портрет)не моя дочь. Это мой портрет. И меня удивило то, что я увидела на картине свою дочь, а не себя; и поверьте, удивилась искренне; и я запрещаю вам в этом сомневаться!
Проходит минута смущенного молчания, вызванного этой резкостью.
Фрида (тихо, с неудовольствием).Боже мой, вечно так… ссоры из-за всякого пустяка!
Белькреди (тоже тихо, словно поджав хвост, виноватым голосом).Но я ни в чем не сомневался. Я только заметил, что ты с самого начала не удивлялась, как твоя мать, а если и удивлялась, то только поразительному сходству между тобой и портретом.
Синьора Матильда. Понятно! Не могла же она узнать себя во мне, какой я была в ее годы; но я отлично могу узнать себя в ней такой, как она сейчас.
Доктор. Совершенно правильно! Потому что портрет навсегда фиксирует мгновение прошлого, далекого и выходящего за пределы памяти синьорины, между тем как все то, что он может напомнить синьоре маркизе: движения, жесты, взгляды, улыбки, все то, чего в ней уже нет…
Синьора Матильда. Вот именно!
Доктор (доканчивает, обращаясь непосредственно к ней).…вы, естественно, видите теперь ожившими в вашей дочери.
Синьора Матильда. А он считает необходимым испортить мне всякое, самое непосредственное чувство, только чтобы мне досадить.
Доктор (в восторге от собственного объяснения, продолжает профессорским тоном, обращаясь к Белькреди).Сходство, дорогой барон, возникает часто из вещей неуловимых! И таким именно образом объясняется, что…
Белькреди (чтобы прервать лекцию)….что кто-нибудь способен найти сходство даже между мной и вами, дорогой профессор!
Ди Нолли. Перестаньте! Перестаньте, прошу вас! (Указывает на две двери направо, чтобы предупредить, что за ними находится некто, кто может их услышать.)Мы и без того уже многим рискуем, придя сюда.
Фрида. Конечно! Раз он здесь… (Намекая на Белькреди.)
Синьора Матильда (быстро).Потому-то я и не хотела, чтобы он ехал с нами!
Белькреди. И это после того, как повеселились на мой счет! Какая неблагодарность!
Ди Нолли. Довольно, Тито, прошу тебя! Здесь доктор; мы приехали сюда по очень важному делу, которое меня серьезно волнует.
Доктор. Да, да. Давайте сначала выясним некоторые подробности. Скажите, маркиза, как попал сюда ваш портрет? Вы его давно подарили?
Синьора Матильда. Нет, нет! Как бы я могла его подарить? Я была тогда как Фрида, и даже не обручена. Я уступила его через три или четыре года после того, как случилось несчастье, по настоятельным просьбам его матери. (Указывает на ди Нолли.)
Доктор. Которая была его сестрой? (Указывает на дверь направо, намекая на Генриха Четвертого.)
Ди Нолли. Да, доктор! Приезд сюда – наш долг, долг по отношению к моей матери, умершей месяц тому назад. Вместо того чтобы быть здесь, я и она (указывая на Фриду)должны были бы быть в дороге…
Доктор. И думать совсем о другом! Понимаю!
Ди Hолли. Но она умерла с твердой верой, что близок момент, когда ее любимый брат выздоровеет.
Доктор. А не можете ли вы мне сказать, на основании чего она пришла к такому выводу?
Ди Нолли. Кажется, вследствие одного странного разговора, который был у них незадолго до ее смерти.
Доктор. Разговор? Так… так… Было бы страшно важно, страшно важно, черт возьми, узнать его содержание!
Ди Нолли. К несчастью, я не знаю. Знаю только, что моя мать вернулась после своего последнего посещения чрезвычайно взволнованной; кажется, он выказал к ней необычную нежность, точно предчувствуя ее близкий конец. На смертном одре она заставила меня дать слово, что я никогда не перестану о нем заботиться, что я буду показывать его врачам, навещать…
Доктор. Так, так… Теперь еще один вопрос… Иногда самые ничтожные причины… Значит, этот портрет…
Синьора Матильда. Боже мой! Я не думаю, доктор, что стоит придавать ему большое значение. Он произвел на меня такое впечатление только потому, что я не видела его столько лет.
Доктор. Позвольте, позвольте…
Ди Hолли. Ну да! Он здесь уже лет пятнадцать…
Синьора Матильда. Больше! Более восемнадцати лет.
Доктор. Простите, пожалуйста, вы еще не знаете, о чем я хочу спросить! Я придаю огромное значение, да, огромное, этим двум портретам, написанным, как мне кажется, перед несчастной прогулкой верхом. Не правда ли?