Генрих IV

Балакин Василий Дмитриевич

^{Генрих IV, король Франции и Наварры}

^{План Парижа в годы Религиозных войн}

^{Вступление Генриха IV в Париж}

^{(слева) Арман де Гонто, барон де Бирон}

^{(справа) Алессандро Фарнезе, герцог}

Пармский

^{Замок Плесси-ле-Тур}

^{(слева) Анри де Ла Тур д’Овернь, виконт Тюренн}

^{(справа) Сезар де Бурбон, герцог Вандом}

^{Коронация Генриха IV в Шартре}

^{Габриэль д’Эстре, герцогиня Бофор}

^{Габриэль, принимающая ванну. Рядом — дети фаворитки и Генриха IV}

^{Мария Медичи. Картина Ш. Пульцоне}

^{Свадьба Генриха IV и Марии Медичи}

^{Генриетта д’Антраг, маркиза де Верней}

^{Венсеннский замок}

^{Максимильен де Бетюн, герцог Сюлли. Портрет Ф. Кене}

^{Николя Брюлар де Силлери, канцлер Франции}

^{Покушение Жана Шателя на Генриха IV}

< image l:href="#" />

^{Генрих IV. Монета, выпущенная по случаю коронации}

^{Король в образе Геркулеса, укрощающего кентавра}

^{Генрих IV. Пародийный портрет работы Ф. Порбю}

^{Генрих IV с лентой и звездой ордена Святого Духа}

^{Дофин Людовик}

^{Генрих IV. Гравюра Т. де Лё. 1595 г.}

^{Франсуа Равальяк}

^{Убийство Генриха IV}

^{Генрих IV на смертом одре}

^{Посмертная маска короля}

^{Регентша Мария Медичи и Людовик XIII}

^{Памятник Генриху IV на Новом мосту в Париже}

Сальто-мортале Генриха Наваррского

Люди из окружения Генриха IV постоянно твердили ему, что один час мессы принесет ему больше, чем двадцать выигранных сражений и двадцать лет трудов и лишений. Судя по тому, как развивались события, это было справедливо. Беарнцу не оставалось ничего иного, кроме как в очередной раз поменять религию. В конце концов, разве спасение государства не важнее личных убеждений государя? А оно, несомненно, требует обращения его, Генриха IV, в католичество. Во время наставления в католической вере Генрих упорно возражал против исповеди, ссылаясь на то, что король должен хранить государственные секреты, на что теологи возразили ему, что он должен исповедоваться не в государственных секретах, а в своих грехах. Это в какой-то мере успокоило его. Можно утверждать, что Габриель д’Эстре сыграла благотворную роль в обращении короля, ожидая получить от этого, как утверждал Сюлли, большую выгоду. Возможно, советуя Генриху отречься от протестантизма, она все еще действовала по указке своего семейства, однако уже сознавала и свои собственные интересы. Беарнец любил ее столь страстно, что у нее зародилась надежда стать королевой. Для этого, полагала она, довольно было расторгнуть ее фиктивный брак с Лианкуром, а король уже пообещал официально развестись с Марго, которую в духе черного юмора называл не иначе как «покойной королевой» и которая тем не менее была не только жива, но и продолжала в своем замке Юссон флиртовать со всеми встречными. Габриель совершенно искренне желала того, чтобы ее любовник в полной мере стал королем, правя в Лувре, а не в полевых бивуаках. Не исключено, что ее личное отношение к Генриху мало-помалу менялось, перерастая в некую привязанность, хотя и не более того.

Майенн, сознавая, какую угрозу для него может представлять обращение Беарнца, пригласил католиков-роялистов на сессию Генеральных штатов, в ответ на что король, уже принявший решение отречься от протестантизма, как мы помним, позвал депутатов от Лиги прибыть в Сюрен для дебатов. Те, как и следовало ожидать, заявили, что для них непреодолимым препятствием служит ересь Генриха IV. Когда же, ко всеобщему удивлению, архиепископ Буржский вдруг сообщил, что король собирается отречься от ереси, парижские проповедники точно с цепи сорвались. Один кюре, не выбирая выражений, прокричал, что предпочел бы видеть королем Франции иностранного католика, нежели француза, который был еретиком. Генриха он обозвал «сыном шлюхи» и агитировал не признавать его никогда, какое бы вероисповедание он ни принял, поскольку с его стороны это не более чем лицемерные увертки, и место этому вероотступнику — на костре. В соборе Парижской Богоматери небезызвестный кюре Буше, используя созвучие французского слова bourbe (грязь) фамилии Бурбон, каламбурил, обращаясь к Всевышнему с мольбой: «Господи, извлеки нас из грязи, дебурбонизируй нас, Господи!»

Многие католики, сохранявшие приверженность Лиге, с недоверием отнеслись к сообщению о намерении Генриха IV отречься от протестантизма, впервые заявленном еще в 1589 году, но до сих пор так и не исполненном. Они рассматривали очередное обещание короля отречься как уловку с целью расколоть депутатов Генеральных штатов. Наконец, 25 июня 1593 года Парижский парламент определил свою позицию, заявив о незыблемости Салического закона, тем самым заранее исключив возможность избрания королем иностранного претендента, кто бы он ни был. Несмотря на неистовое сопротивление «Шестнадцати» или того, что от них осталось, на все их усилия по недопущению наметившегося согласия, парижане, уставшие от лишений и бесконечных проповедей и процессий, устраивавшихся лигёрами, поддержали парламент, поскольку хотели мира.

Перемирие, заключенное на время переговоров в Сюрене, было продлено. Генрих IV тогда находился в Сен-Дени, и парижане имели возможность если не поприветствовать, то хотя бы повидать его. Король готовился к обращению в католичество, подвергаясь «наставлению» со стороны епископов. Опасение вызывал один острый вопрос: Генрих был отлучен от церкви, и, в принципе, лишь папа римский мог снять с него эту санкцию. Тем не менее 21 июля епископы приняли решение, что полномочны отпустить ему грехи и тем самым дозволить ему войти в лоно церкви. 23 июля король писал Габриели: «В воскресенье я проделаю сальто-мортале». Исторически достоверны именно эти слова, а не апокрифическая, вошедшая в поговорку и приписываемая Генриху IV фраза: «Париж стоит мессы». Думается, Беарнец не лукавил, сообщая о предстоящем событии как о «смертельном прыжке», о смертельно опасном для него шаге, но вовсе не потому, что его страшила перемена религии. В этом не могло быть ничего страшного для того, кто не раз уже переходил из конфессии в конфессию. Пугало другое, о чем сторонники предостерегали его еще много лет назад, чего он реально опасался и отчего не спешил сменить протестантизм на католичество: вполне можно было лишиться поддержки одних, не обретя опоры в других.