Генрик Сенкевич. Собрание сочинений. Том 9
Шрифт:
— Господи! — воскликнул Збышко. — Да как же ты его добыла?
— Как? Влезла в воду — вот и вся недолга! Мне не впервой, а тебя я не хотела пустить, ты ведь не знаешь, куда надо плыть, так тебя трясина и засосала бы.
— А я ждал тебя тут, как дурак! Хитрая ты девчонка.
— Что же мне было делать? Раздеваться, что ли, при тебе?
— Так ты и стрелы не забыла?
— Нет, это я только хотела, чтобы ты отошел от берега.
— Так, так! Ну, а пойди я следом за тобой, то-то бы диво увидал. Было бы на что поглядеть!
— Замолчи!..
—
— Замолчи!..
Через минуту, желая, видно, переменить разговор, она сказала:
— Выжми мне косу, а то вся спина от нее мокрая.
Збышко одной рукой взялся за косу поближе к голове, а другой стал выжимать ее.
— Лучше было бы расплести ее, — говорил он при этом, — ветер тотчас и высушил бы.
Но Ягенка не хотела расплетать косу, потому что им снова приходилось продираться сквозь заросли. Збышко закинул теперь за спину бобра, а Ягенка пошла впереди.
— Теперь Мацько скоро выздоровеет, — сказала она, — потому для ран нет ничего лучше, как пить медвежье сало, а рану смазывать бобровой струей. Недельки через две сможет сесть на коня.
— Дай-то бог! — сказал Збышко. — Жду не дождусь, когда он выздоровеет, — больного бросить нельзя, а сидеть мне здесь невмоготу.
— Невмоготу? — переспросила Ягенка. — Отчего же?
— Разве Зых ничего не говорил тебе про Данусю?
— Да нет, говорил… Я знаю, знаю… она тебя покрывалом накрыла… Он говорил еще мне, что всякий рыцарь дает обет… служить своей госпоже… Но он говорил, что это пустое… все эти обеты… и женатые дают обет служить какой-нибудь госпоже. А эта Дануся, Збышко, кто она, скажи мне?.. Кто она, эта Дануся?
И, подойдя ближе к Збышку, она в страшной тревоге устремила на него глаза, он же, не обратив на это никакого внимания, ответил:
— Она и моя госпожа, и возлюбленная моя. Никому я про это не говорил, а тебе, как сестре родной, скажу, потому что мы с малых лет знаем друг дружку. За тридевять земель, в тридесятое царство пошел бы я за нею, хоть к немцам, хоть к татарам, потому другой такой нет на всем белом свете. Пускай дядя остается в Богданце, а я к ней поеду… Что мне без нее Богданец, что достатки, что стада, что богатства аббата! Сяду я на коня и уеду зимой и, клянусь богом, исполню все, что обещал ей, разве только раньше сам сложу голову.
— Я не знала об этом… — глухо сказала Ягенка.
Збышко тогда стал ей рассказывать о том, как встретил в Тынце Данусю и как тотчас дал ей обет, о том, что случилось после, — как сидел он в темнице, как спасла его Дануся, как Юранд ему отказал, и как прощались они, и как тоскует он без нее, и как радуется, что после выздоровления Мацька уедет к своей возлюбленной, чтобы исполнить все, что ей обещал. Он оборвал свой рассказ, завидев слугу с лошадьми, который поджидал их на лесной опушке.
Ягенка вскочила на коня и сразу стала прощаться со Збышком.
— Пускай конюх едет следом за тобою с бобром, а я возвращаюсь в Згожелицы.
— Ты не поедешь в Богданец? Да ведь Зых у нас.
— Нет. Батюшка сказал мне, что вернется домой.
— Ну, тогда спасибо тебе за бобра.
— Прощай…
И через минуту Ягенка осталась одна. Она ехала домой через заросли вереска и первое время все оглядывалась на Збышка, а когда он скрылся наконец за деревьями, закрыла рукою глаза, словно прячась от солнца.
Но скоро крупные слезы покатились из-под руки по ее щекам и закапали на седло и на гриву коня.
XV
После разговора со Збышком Ягенка три дня не показывалась в Богданце и только на четвертый день прискакала с вестью, что в Згожелицы приехал аббат. Мацько встревожился. Правда, у него было на что выкупить Богданец, старик даже подсчитал, что останутся деньги на то, чтобы поселить в деревне новых мужиков и развести скот, да и на другие хозяйственные нужды хватит; однако многое в этом деле зависело от богатого родственника, который мог, например, забрать поселенных им мужиков, но мог и оставить их Мацьку и тем самым увеличить цену его владений.
Поэтому Мацько стал выспрашивать у Ягенки, в каком расположении духа приехал аббат — веселый или хмурый, что говорил про них и когда заедет в Богданец. Девушка толково отвечала на вопросы старика, стараясь ободрить его и успокоить.
Она сказала Мацьку, что аббат приехал здоровый и веселый, с большой свитой, в которой, кроме вооруженных слуг, было несколько странствующих причетников и песенников, что сейчас он распевает с Зыхом и с удовольствием слушает не только духовные, но и светские песни. Она заметила, что аббат с искренним участием расспрашивал про Мацька и жадно слушал рассказы Зыха о приключениях Збышка в Кракове.
— Вы сами лучше знаете, что делать, — заключила свой рассказ умная девушка. — Но только я думаю, что Збышку следует тотчас поехать на поклон к старшему родичу, а не ждать, покуда он приедет в Богданец.
Мацько послушался доброго совета, велел позвать Збышка и сказал ему:
— Оденься-ка получше и поезжай на поклон к аббату, окажи ему эту честь — может, он тебя и полюбит.
Затем старик обратился к Ягенке:
— Не диво было бы, когда бы ты была глупа, на то ты и баба, а ведь ты умна, вот это-то мне и удивительно. Скажи, как принять нам аббата и чем его потчевать, когда приедет?
— Аббат сам скажет, чего ему хочется, он любит хорошо покушать; только было бы побольше шафрана, так не станет привередничать.
Услышав об этом, Мацько за голову схватился.
— Да откуда же мне взять шафрана?..
— Я привезла, — сказала Ягенка.
— А чтоб такие девки и на камне родились! — обрадовался Мацько. — И лицом-то пригожа, и хозяйка, и расторопна, и сердце доброе! Эх! Будь я помоложе, женился бы на тебе не задумываясь!..
Ягенка украдкой взглянула на Збышка и с тихим вздохом продолжала: