Гензель
Шрифт:
Один взгляд на него и я начинаю задыхаться, я говорю серьезно, теряя контроль.
Я инстинктивно обнимаю себя руками, когда комната вокруг меня начинает кружиться.
— У тебя есть проблемы с тревожностью? — равнодушно спрашивает он.
В моих глазах появляются слезы. О, Гензель! Так или иначе, я качаю головой.
— Ты уверена? — спрашивает он.
Я киваю.
— Почему ты пришла сюда? — он немного раздвигает свои длинные, сильные ноги и обхватывает большой, хорошо знакомой рукой свой твердый ствол.
Мой
— Я хотела... получить шанс стать... — глубокий вдох, — вашим сабмиссивом.
Его глаза немного сужаются, и мне поначалу интересно, узнает ли он мой голос. Он знает его лучше большинства, так долго находясь во взаимодействии со мной и не имея возможности видеть мое лицо.
— Ты обученная сабмиссив? — спрашивает он, немного приподнимаясь.
Черт, эта грудь...
Я облизываю губы.
— Я-я не уверена. Я полагаю... хорошо, нет. У меня нет сертификата или чего-либо подобного.
Я замираю, мое сердце колотится, ожидая, что он узнает меня. Закричит на меня. Встанет с кровати и побежит ко мне.
Как он мог не узнать меня, даже в этой маске?
Он немного откидывается на подушки, и я замечаю, что он на самом деле не голый. На нем надет синий шелковый халат, соответствующий моей одежде.
— Подойди сюда, — говорит он мне, когда перемещается и садится так, что его мускулистые ноги свисают с кровати.
Мои ноги ощущаются онемевшими и глупыми, как будто я слишком много выпила, но каким-то образом мне удается подойти к нему. Я становлюсь перед ним с немного приподнятым подбородком, еще сильнее дрожа, потому что я знаю, просто знаю, что сейчас, когда мы так близко, он узнает мой запах. Импульсы моего мозга. Мое дыхание.
Мои руки зависают в воздухе, изнывая, чтобы прикоснуться к его колену. Оно безупречно мускулистое. Толстое и мощное. Но больше всего, это он.
Он смотрит на меня сверху вниз, бесстрастно оценивая, и слезы начинают наполнять мои глаза. Мои легкие забывают дышать.
Вспышка памяти: темная волна, ниспадающая на карий глаз, что обрамлен гипсокартоном. Это кажется нереальным, когда его рука поднимается к моему подбородку, поглаживая, пока мелкая дрожь не проносится через все мое тело. Я начинаю задыхаться и облизываю губы. Мои губы! Ты знаешь меня, Гензель!
— Посмотри на меня, — спокойно приказывает он.
Его палец прижимается к нижней части моего подбородка, наклоняя мое лицо, так что наши глаза встречаются.
Я начинаю дрожать сильнее.
Я сжимаю губы вместе, потому что не уверена, что могу сдержаться и не прошептать его имя.
Как много раз я смотрела в эти глаза? Я так хорошо знаю желтые крапинки в его карих ирисах, что смотреть в них — это как возвращаться домой.
Как долго я ждала, чтобы снова его увидеть?
Как сильно я этого хотела?
Мой рот открывается сам собой. На языке крутятся слова. Они отчаянно хотят вырваться, так
Он опускает мой подбородок и слегка хмурится.
С моих губ срывается одно слово:
— Пожалуйста...
Лукас
Поглядывая на нее со своего места на кровати, я приподнимаю бровь в легком вызове:
— Пожалуйста, что?
Ее нижняя губа в ловушке между ее зубами. Она быстро выпускает ее и сжимает эти влажные, розовые губы вместе.
Из-за этой пятой девушки, в маске, так идеально покрывающей ее лицо, и с телом, на котором так хорошо сидит моя одежда, мой член становится твердым. Он пульсирует напротив нижней части моего живота, стоя прямо для нее, умоляя о ее небольших, гладких руках.
Она кажется точь-в-точь правильного размера. Правильный рост. У нее красивый шепчущий голос, который звучит для моего чуткого слуха, почти как голос Леа. Прежде чем ее губы снова откроются, мне интересно, может ли она петь.
К моему разочарованию, она закрывает их.
— Ничего, — шепчет она, немного качая головой.
Я глажу ее по руке и беру ее ладонь.
— Поднимайся ко мне на кровать.
Ее рука так хорошо соответствует моей. Это так правильно. Эта девушка такой чертовский клон. Если прищуриться, я мог почти сказать себе, что ее рот — это рот Леа. Я тру кончиками пальцев по ее ногтям и говорю себе, что это могут быть ногти Леа. Но эта взрослая Леа здесь со мной.
Это, правда, Леа, говорю я себе, потому что она так сильно тревожится. У Леа тоже были проблемы с этим. Она говорила мне, что чувствует такое головокружение, будто она нырнула на дно бассейна за игрушкой. Находясь в комнате в Доме Матери...
Я стискиваю челюсть так сильно, что я слышу скрежет.
Вместо того чтобы ждать ее, когда она поднимется на кровать, я беру ее за талию и поднимаю ее на шелковое одеяло.
Она моргает, сейчас сидя рядом со мной прямо на краю кровати. Она так близко, что я могу чувствовать тепло ее тела. Внезапно кажется, что слишком близко. Эта девушка так сильно ощущается как Леа, теперь я тот, кто начинает теряться. Я чувствую, что я начинаю потеть, и я знаю, что я жалкий. Такой нелепый. Я, правда, в последнее время скучаю по ней. Печально.
«Лукас — ты чертов неудачник».
Я киваю на широкое пространство матраса позади нас.
— Встань на середину кровати и опустись на колени, — приказываю я.
Она минуту колеблется, прежде чем ее маленькое тело ползет по кровати. Я вижу, что ее руки дрожат, когда она встает на колени и наклоняет тело так, что она лицом ко мне.
— Очень хорошо, — говорю я ей. — Теперь ложись.
На мгновение она удерживает мой взгляд, как будто она хочет спросить меня как, но она этого не делает. Вместо этого, она ложится на спину; ее ноги вместе, а руки прижаты к бокам.