Географ глобус пропил
Шрифт:
– Значит, наверное, жена тобою недовольна, да? – с двойным смыслом спросила Кира.
– Почему же? Вполне довольна, – непроницаемо ответил Служкин.
– Хорошая у тебя жена, – похвалила Кира.
– Зашибись.
– Это правда, что ты с ней не спишь уже год? – Кира стряхнула пепел таким жестом, каким протягивают руку для поцелуя.
– М-да, не получится из Будкина Зои Космодемьянской…
– И как, интересно знать, ты живешь без секса? Крыша-то не съезжает? Или у тебя любовница есть?… Впрочем, вряд ли.
– Из чего ты это заключила? – несильно
– Видал бы ты свое лицо, когда сейчас заглянул в мою спальню.
– Отныне повсюду ношу с собой трельяж, – заявил Служкин.
Кира усмехнулась:
– У мужиков при воздержании мозги всегда лучше работают…
– А также исправляется почерк, – добавил Служкин.
– Так заведи себе любовницу, не мучайся. – Кира в деланом недоумении пожала плечами. – Баб вокруг – только свистни.
– Ладно, хватит топтаться на моих мозолях, – устало завершил тему Служкин.
Они замолчали, пили вино, курили и смотрели друг на друга. За окном совсем стемнело. Над верхушками сосен рассыпалась звездная карамель. Сигарета в длинных пальцах Киры дымилась ровной белой струйкой. Сейчас Кира была очень красива какой-то равнодушной, насмешливой и доступной красотой.
– Ты знаешь, что Будкин любит твою жену? – наконец спросила она.
– Новости из временных лет Повести, – мрачно ответил Служкин. – Без меня у них бы ничего и не вышло.
– Так ты что, сам все это подстроил?… – Кира негромко засмеялась, глядя на него с некоторым уважением, и сказала: – Ну, я догадывалась о твоей непомерной гордыне, однако не думала, что она непомерна до такой степени…
– То есть? – удивился Служкин.
Кира глядела на него снисходительно-понимающе.
– Когда жена не дает, то чудесный способ продемонстрировать свое презрение и власть над ней – подложить ее под другого. И Будкину хорошая затычка в рот. Он тебе, наверное, осточертел своими любовными победами – вот ты его и втоптал в грязь, заставив полюбить свою жену. Да и мне самой в общем-то мимоходом оплеуха за строптивость: не хочешь, мол, со мною спать, так и с Будкиным не дам, стерва. Одним выстрелом сразу трех зайцев.
Служкин глубоко задумался, окутавшись облаком дыма.
– Ну ты меня и расписала, – сказал он. – Я теперь сам себя в зеркале пугаться буду. Просто Макиавелли какой-то, мелкого пошиба.
Кира усмехнулась и, подняв над головой руки, сладострастно потянулась в кресле. Потом бросила недокуренную сигарету в пепельницу и встала.
– Столик и кресла отодвинь, диван расправь и застели, – велела она. – Белье вон там, в шкафу… А я приму ванну.
– Угу, – одеревенело ответил Служкин.
Кира выскользнула из комнаты, и скоро раздался шум душа.
Служкин немного посидел, потом помотал головой, потом поднялся и стал отодвигать столик и кресла, раскладывать диван, стелить постель… Когда все было готово, он забрал обе бутылки и зачем-то понес их на кухню.
Дверь ванной предусмотрительно была чуть приоткрыта. В светящейся щели мелькало что-то белое и округлое – это Кира принимала душ, изгибаясь, как красотка из рекламы шампуня. Служкин, как пятиклассник, некоторое время постоял у двери, затаив дыхание, потом криво ухмыльнулся и пошел на кухню.
Когда Кира вышла из ванной, придерживая у горла расстегнутый халатик, Служкин сидел на табуретке посреди темной кухни, как филин в дупле, и глядел на нее круглыми, желтыми, светящимися глазами. Кира многозначительно произнесла:
– Я пошла… А ты прими душ. Я жду.
И она грациозно уплыла в комнату.
Служкин неуклюже ввалился в ванную, заперся, бухнулся на унитаз и вытащил из карманов обе бутылки. Он начал быстро пить, чередуя портвейн с марочным вином, и закурил.
Когда он наконец появился в дверях комнаты, Кира делала вид, что спит. Она, совершенно голая, лежала на боку на диване, обхватив обеими руками подушку. Вид ее выражал полную беззащитность и невинность в степени святой наивности. Служкин непрочно утвердился у краешка дивана, держа руки за спиной, и уставился на Кирин зад, как Папа Римский на черта.
Через некоторое время Кира зашевелилась, точно служкинский взгляд припекал ее, оглянулась через плечо, медленно поднялась и томно уселась, оглаживая себя ладонями по небольшим, крепким грудям и пропуская между пальцев напружинившиеся соски.
– Ну, иди же ко мне, дурачок… – прошептала она и посмотрела на Служкина сквозь рассыпавшиеся по лицу волосы.
– Стоп! – хрипло ответил Служкин. Глаза его были уже совершенно пьяные, но он продолжал пьянеть дальше, хотя дальше, казалось бы, уже некуда. – Знаешь, как нынче приличные люди в гости ходят? – неожиданно спросил он. – Они покупают две бутылки, звонят в дверь, и когда хозяин открывает, делают так…
Тут Служкин стремительно выхватил из-за спины две пустые бутылки, звонко припечатал их донышками к своему лбу на манер рогов и со страшным воплем «Му-у!!», потеряв равновесие, с грохотом полетел под диван.
Через десять минут он уже брел по улице на квартиру к Будкину.
Незачем и не за что
Посреди урока Служкина вызвали в учительскую к телефону.
– Витя, это ты? А это я, – пропищало в трубке.
– Сашенька? Ничего себе! – изумился Служкин. – Как ты номер узнала? Даже я его не знаю!
– В справочнике посмотрела, Витя, – виновато сказала Сашенька. – Не в этом дело… Витенька, я хочу тебя срочно видеть… Прямо сейчас…
– А что случилось? – забеспокоился Служкин.
– Да ничего… Но ты мне очень нужен, Витенька… Приди…
– У меня вообще-то еще уроки… – озадачился Служкин.
– Ну, я так редко тебя прошу о чем-нибудь…
– Ладно, – вздохнув, согласился Служкин. – Жди.
Он кое-как довел урок до конца и на перемене пошел к завучам отпрашиваться.
Заводоуправление, как всегда, поражало ничем не истребимым ощущением послеобеденного покоя. На лестничных площадках пахло сигаретным дымом. В коридорах на паркете лежали солнечные квадраты. Служкин заглянул в конструкторское бюро, и по его просьбе кто-то привычно крикнул в лабиринты кульманов: