Георг — Синяя Птица (с иллюстрац.)
Шрифт:
— Завтра мы будем в Бэдфорде.
— Бэдфорд? Что это такое?
— Поселок на Юниате. Раньше он назывался Рейстоун.
Словно удар обрушился на юношу, как будто земля опрокинулась и стала вертеться в другую сторону. Мир изменился: бывший форт Дюкен стал форт Питт, посредине пути на Юниату вырос новый форт Лижонье, а теперь исчез и старый Рейстоун. И юноше казалось, что вместе с изменением названий изменилась и местность, и высокие палисады, и длинные крыши казарм, и жилые дома.
Однако уже к следующему полудню
Фургоны остановились сразу же после нижнего брода через Юниату. Целая толпа людей уже ожидала своих освобожденных родственников. Те, у кого не хватало терпения, кричали и звали детей, ставших индейцами. А дети были еще в мокасинах, легинах и накидках. И на них обрушился неудержимый поток приветствий.
Смущенно стоял Синяя Птица среди этой неразберихи, всматриваясь в сотни незнакомых лиц, и вдруг увидел перед собой стройного молодого мужчину, рассматривающего его. С трудом он догадался, что перед ним, вероятно, брат Эндрю. Его подвел сюда один из пограничников.
— Ну вот тебе Георг Ростэр! — прогудел он дважды.
Эндрю машинально кивнул, точно его заставляли поверить тому, чему просто невозможно поверить. Молодой человек рассматривал возвратившегося: темную кожу на лице, ставшую медно-красной от воздействия медвежьего сала, узел коротких волос на затылке, ожерелье из когтей медведя поверх красной рубашки, кожаные, с бахромой по боковому шву, легины и синюю накидку.
Так же недоуменно стоял Синяя Птица перед братом. И он видел перед собой нового, не знакомого ему человека, совершенно отличного от того образа, который сохранили слабые воспоминания.
Постепенно между ними завязался разговор, достаточно трудный для Синей Птицы из-за необычного произношения братом английских слов. Однако он понял, что родители покоятся на кладбище. Отца убило, упавшим деревом. Мать унесло в могилу горе. Сестры теперь приняли на себя заботы по дому, и даже младший Питер усиленно помогает в хозяйстве. Все они снова живут в своем доме. В эти места они возвратились три года тому назад, так как после занятия англичанами форта Питт индейцы больше не появлялись.
Оба брата направились к тетке Рахиль. Эндрю по дороге многословно рассказывал о новом Бэдфорде. Ему, видимо, хотелось скорее разрушить отчужденность, которая была между ними, ставшими за эти годы далекими друг другу.
— Город за последние годы вырос вдвое, — сказал он,
И действительно, город
— Это заезжий двор Дункерса. Лошадь — реклама, зазывающая приезжих. Здесь всегда останавливаются фургоны, едущие на форт Питт.
Но между домами Дункерса и тетки Рахиль, однако, все еще проходила старая, грязная не мощеная улица с ее глубокими колеями. После каждого дождя она превращалась в озеро. На маленьких окнах дома тетки, как и прежде, висели тяжелые деревянные ставни, которые она по привычке закрывала на ночь.
Тетка встретила вернувшегося в родной дом юношу радостными криками, обнимала его и проливала потоки слез.
— Мой бедный Георг! Мой бедный Георг! — всхлипывала она.
Синяя Птица снова услышал свое забытое имя. Неужели он и есть этот Георг? Да, его же все здесь так называют!
Георга — Синюю Птицу посадили на табурет. Хотя он уже отвык от такого высокого сиденья и оно ему было очень неудобно, тетку это не беспокоило. Она не обращала внимания на его индейский наряд. Увидев племянника, она просияла от счастья.
— Ты так похож на свою мать! Нет, нет, лицом ты вылитая мать, — уж который раз повторяла она, возясь со сковородкой и поджаривая сало.
Юноша чувствовал, что старая тетя искренне его любит, но все же ел с трудом. Да и на вкус все здесь было иным, чем в доме Черепах. На глазах навертывались слезы.
Как только Эндрю встал из-за стола, поднялся и Георг — Синяя Птица. — Ты должен как можно скорее навестить меня еще раз и обо всем, обо всем рассказать! — просила его тетя. И Георг — Синяя Птица обещал.
— Мы должны спешить, потому что продали лошадей и купили волов. При корчевке леса волы тянут лучше, — объяснил Эндрю уже на улице.
Дорога за это время не изменилась. Сначала они ехали между прибрежными кустарниками и вспаханными полями Бэдфорда по берегу Юниаты, потом через лес, где в глубоких колеях темнела затхлая вода. По лесу проходила заросшая ежевикой широкая просека, где хлопотали стайки дроздов. Дорога стала уже, напоминая длинный зеленый тоннель, так как ветки с обеих сторон почти сплетались над головой. Но, наконец, лес снова расступился.
Георг шел позади брата.
Глубокая колея, пересекая луг, вела мимо дома Ростэра, через маисовое поле и ручей к опушке леса и вновь исчезала в зеленой чаще. Когда они вышли из леса и увидели дом, юноша замер. Как из неизмеримо глубокого колодца, всплывали воспоминания, тут же воплощаясь во все, что появлялось перед его глазами. По-прежнему со стороны ската крыши рос тополь, а вот огромного бука, места суматошной возни желтых воробьев, не стало.