Геральт (сборник)

Сапковский Анджей

– Но я вовсе не хочу!

– А совсем и не обязательно. Не хочешь – не идешь.

– Ага. – Цири снова прикусила губу. – А этот… Ну… Мужчина… Как узнать, что он и есть тот самый, с которым…

– …можно пойти в постель?

– Угу.

– Если в принципе имеется выбор, – чародейка криво усмехнулась, – а опыта особого нет, то в первую очередь следует оценить не мужчину, а постель.

Изумрудные глаза Цири и формой, и размером превратились в плошки.

– То есть как… постель?

– А вот так. Тех, у которых постели вообще нет, следует исключить

с ходу. Из оставшихся отбрасываешь владельцев грязных и неряшливых постелей. А когда останутся только те, у которых постели чистые и опрятные, выбираешь того, который тебе приглянулся больше других. К сожалению, способ этот не гарантирует стопроцентной уверенности. Можно чертовски ошибиться.

– Шутишь?

– Нет, не шучу. Цири, со следующей ночи будешь спать здесь, со мной. Перенесешь ко мне свои вещи. В опочивальне послушниц, похоже, на болтовню уходит слишком много времени, которое должно быть отдано отдыху и сну.

* * *

Освоив основные позиции рук, движения и жесты, Цири начала изучать заклинания и формулы. Формулы были легче. Записанные Старшей Речью, которой девочка пользовалась свободно, они легко запоминались. Применять иногда при их произношении достаточно сложную интонацию не составляло большого труда. Йеннифэр была явно довольна, со дня на день становилась все милее и симпатичнее. Все чаще делая перерывы в учебе, они болтали бог знает о чем, шутили, даже стали находить удовольствие в тонком подтрунивании над Нэннеке, которая частенько «забегала» на лекции и тренировки, колкая и распушившаяся как квочка, готовая в любой момент взять Цири под покровительственное крыло, защитить и спасти от ею же самою придуманной суровости чародейки и «нечеловеческих пыток» обучения.

Выполняя указания Йеннифэр, Цири перебралась в ее комнату. Теперь они были рядом не только днем, но и ночью. Иногда учеба проходила и по ночам: некоторые жесты, формулы и заклинания нельзя было применять при дневном свете.

Довольная успехами девочки чародейка сбавила темпы обучения. У них появилось больше свободного времени. Вечера они проводили за чтением книг. Цири продралась сквозь «Диалоги о природе магии» Стаммельфорда, «Державы стихий» Джамбаттисты, «Естественную магию» Рихтера и Монка. Посмотрела – прочесть полностью она была не в состоянии! – такие произведения, как «Невидимый мир» Йана Беккера или «Тайна тайн» Агнес из Гланвилля. Заглядывала в древнейший пожелтевший «Codex Mirthe» и в «Ard Aercane» и даже в знаменитую, страшную «Dhu Dwimmermorc», полную наводящих ужас гравюр.

Бралась и за другие, не относящиеся к магии труды. Почитывала «Историю мира» и «Трактат о жизни». Не упустила и более легких книжек из храмовой библиотеки. С румянцем на щеках проглотила «Забавы» маркиза Ла Креахма и «Королевские дамы» Анны Тиллер. Читала «Невзгоды любви» и «Час Луны» – сборники поэтических произведений известного трубадура Лютика. Пустила слезу над нежными, с поволокой тайны балладами Эсси Давен, собранными в небольшой, изящно переплетенный томик, носящий название «Голубая жемчужина».

Частенько

пользовалась предоставленным ей правом и задавала вопросы. И получала ответы. Однако все чаще ей доводилось отвечать на вопросы самой. Вначале Йеннифэр, казалось, вообще не интересовала ее судьба: ни детство в Цинтре, ни события более поздних, военных лет. Но потом вопросы становились все конкретнее. Цири вынуждена была отвечать – делала она это с большой неохотой, потому что каждый вопрос чародейки приоткрывал в ее памяти дверцы, которые она обещала себе никогда не отворять, хотела бы оставить запертыми раз и навсегда. После встречи с Геральтом в Соддене она считала, что начала «новую жизнь» и все, что было в Цинтре, перечеркнуто окончательно и бесповоротно.

Ведьмаки в Каэр Морхене никогда ни о чем не спрашивали, а перед приездом в храм Геральт даже потребовал, чтобы она ни словечком не обмолвилась, кем была. Нэннеке, которая, конечно же, все знала, постаралась, чтобы для других жриц и послушниц Цири была самой обыкновенной внебрачной дочерью рыцаря и кметки, ребенком, которому не нашлось места ни в замке отца, ни в халупе матери. Половина послушниц в храме Мелитэле были именно такими детьми.

Йеннифэр тоже знала тайну. Она была из числа тех, кому можно доверять. Йеннифэр спрашивала. О том. О Цинтре.

– Как ты выбралась из города, Цири? Каким образом тебе удалось скрыться от нильфгаардцев?

Этого Цири не помнила. Все обрывалось, терялось во мраке и дыме. Она помнила осаду, прощание с королевой Калантэ, бабкой, помнила баронов и рыцарей, силой отрывающих ее от ложа, на котором лежала раненая, умирающая Львица из Цинтры. Помнила головокружительную скачку по пылающим улочкам, кровавый бой и падение с коня. Помнила черного наездника в шлеме, украшенном крыльями хищной птицы.

И ничего больше.

– Не помню. Я действительно не помню, госпожа Йеннифэр.

Йеннифэр не настаивала. Задавала другие вопросы. Делала это деликатно и тактично, а Цири становилась все раскованнее. Наконец начала говорить сама. Не ожидая вопросов, рассказывала о своих детских годах в Цинтре и на Островах Скеллиге. О том, как узнала о Праве Неожиданности и о том, что приговор судьбы предназначил ее Геральту из Ривии, ведьмаку с белыми волосами. Рассказывала о войне. О бродяжничестве по лесам Заречья, о пребывании в деревне. О том, как Геральт нашел ее там и забрал в Каэр Морхен, в Пристанище ведьмаков, открыв тем самым новую главу в ее короткой жизни.

Однажды вечером она по собственному почину, без всяких вопросов, свободно, весело и здорово приукрашивая, рассказала чародейке о своей первой встрече с ведьмаком в лесу Брокилон, среди дриад, которые похитили ее и хотели силой задержать, переделать в одну из своих.

– Да! – сказала Йеннифэр, выслушав рассказ. – Много бы дала, чтобы видеть это. Я говорю о Геральте. Пытаюсь представить себе его мину, тогда, в Брокилоне, когда он увидел, какую Неожиданность подсунуло ему Предназначение! Думаю, у него было чудненькое выражение лица, когда он узнал, кто ты такая!