Герцог в сияющих доспехах
Шрифт:
Потрясающее разгильдяйство, вот что это такое. Эшмонт был так избалован женщинами, что ему и в голову не приходило, что их надо завоевывать, хотя следовало бы этому научиться.
Рипли положил руку ей на плечо.
– Давайте остановимся и подумаем.
– А я уже подумала, и знаете, о чем? Где этот чертов кеб?
– Вспомните, что у вас за вид: подвенечное платье, фата и прочее. Создается странное впечатление, не находите?
– Мне все равно, – выпалила невеста.
– Положим, – сказал Рипли. – Однако попробуем немного успокоиться и сделать вид, будто мы в здравом уме.
– Почему же это «будто»? Я в здравом уме и совершенно спокойна.
– Очень хорошо.
Она сделала неопределенный жест рукой.
– Прочь отсюда.
– Прочь, – повторил он. – А поконкретнее?
Она пожала плечами, тряхнула головой, так что остатки прически пополам с кружевом и всем прочим съехали еще ниже на бок, и Рипли понял, что ему, похоже, придется думать за двоих. Обескураживающая перспектива: терпеть не мог напрягать мозг и принимать решения. Он помахал рукой, и первый экипаж в очереди загромыхал колесами по мостовой, направляясь к ним. Девушка тем временем приплясывала от нетерпения. Наконец экипаж остановился, Рипли рывком распахнул дверцу, но едва леди поставила ногу на ступеньку лесенки, как потеряла равновесие и стала заваливаться назад. Пришлось легонько подтолкнуть ее в спину, и она повалилась в солому, которой был устлан пол кареты. На то, как леди поднимается и плюхается на сиденье, без смеха смотреть было невозможно, но Рипли, хоть и с трудом, сдержался. Она расправила юбки, выпрямилась, поправила очки и воззрилась на него, не понимая, что ему резко улучшило настроение.
– Куда ехать, ваша честь? – осведомился кучер.
– Ваша светлость, – поправила она. – Неужели не видите, что у него спеси куда больше, чем у простого лорда? Ясно как день, что перед вами герцог!
Настроение Рипли воспарило еще на одну ступеньку.
Кучер если и услышал ее, то виду не подал, а Рипли, усевшись, скомандовал:
– Баттерси-бридж.
Это было далеко к югу, так что хватит времени решить, что делать дальше; то ли вернуть девицу жениху через разумный промежуток времени, то ли не возвращать.
Преимущество выбранного маршрута заключалось в том, что друзья начнут искать его там далеко не в первую очередь.
А может быть, под ее «прочь» подразумевалось вполне конкретное место? Он спросил, но услышал в ответ:
– Да помолчите вы: я думаю.
Карета пришла в движение, и Рипли заметил:
– Странно. Мы с вами едва перемолвились парой слов, но я уже успел понять, что вы и ваш мозг – два разных государства, пребывающих в состоянии войны.
Леди покачала головой и погрозила ему пальцем в той манере, что сразу отличает пьяницу.
– Этим меня не остановишь: если я хочу говорить, то буду. Ну а вы заодно уж подумайте, окажите любезность, как все это объяснить.
– Объяснить что?
Она указала на грязное свадебное платье и непрезентабельность кареты.
– Вот это: бегство. Я не понимаю, что стряслось, а потому не уверен, что это наилучший выход. Вот и задаюсь вопросом, не велеть ли кучеру доставить нас обратно.
– Нет, – твердо сказала Олимпия совершенно трезвым голосом.
– Видите ли, у меня выдалось довольно утомительное утро: все пошло не так, как предполагалось, и в мои планы не входило путешествие к Баттерси-бридж со скоростью улитки в облезлом наемном кебе, – медленно проговорил Рипли. – Кроме того, я никак не предполагал носиться за пьяной невестой, которая в последнюю минуту решила сбежать с собственной свадьбы.
– Да кто вас просил? – возмутилась Олимпия. – Не только у вас выдалось тяжелое утро. И если не хотите мне помогать, вы вольны остановить карету и сойти.
– В том-то и дело, что не волен. У меня есть особое поручение жениха: я его ангел-хранитель или – в данный момент – вроде подружки невесты. Я не знаю, зачем Эшмонт поручил это именно мне: может надеялся, что я провалю дело, – но знаю точно, что не могу допустить, чтобы леди разгуливала по городу в одиночестве. Мне следовало бы вернуться хотя бы для того, чтобы взять шляпу. Или просто вернуться, а вас бросить на произвол судьбы, но я не смог, потому что, как я уже вам объяснил, у меня важное поручение. Зачем переживать из-за кольца, разрешения на брак, денег и прочего, если невеста убежала бог знает куда.
– У вас мокрые волосы, – словно и не слышала его слов, заметила Олимпия.
Рипли, привыкший к бессвязным пьяным речам, лишь заметил:
– Тут все мокрое, но не беспокойтесь: я не растаю.
– Если и беспокоиться, то не об этом, – сказала Олимпия. – Дело в том… – На минуту она закрыла глаза, но не потерять нить размышлений оказалось для нее непосильной задачей. – Когда вы высадите меня на мосту…
– Любой другой, который предвкушал тихую и мирную свадебную церемонию, хорошее шампанское и изысканный свадебный завтрак – как вам известно, семейство Ньюленд держит превосходного повара, – лишившись угощения, о котором мечтал, мог почувствовать соблазн не высадить вас на мосту, а сбросить в реку. Но я…
– Да, из вас вышла прекрасная подружка невесты, – перебила Олимпия.
– Мне не приходилось топить женщин – вот что я хотел сказать.
– Я найму лодку, – объявила леди таким тоном, будто читала королевский указ или выносила смертный приговор. – Отправлюсь к тете Делии в Твикенем.
– Замечательно! – обрадовался Рипли. – Значит, у вас есть план.
– Да. Мне всего лишь требовался умственный толчок в вашем понукающем обществе.
– А нет ли возможности так вас толкнуть, чтобы вы поведали, от чего, собственно, бежите? – спросил Рипли. – А еще лучше – нет ли возможности заставить вам передумать и вернуться назад? Хоть малейшая возможность чего-то, знаете ли, хотя бы граничащего с разумным?
– Кости брошены, – заявила она так, будто читала указ или провозглашала смертный приговор. – Окажите любезность – уберите с моей головы это уродство.
Поскольку Рипли не был так уж сильно пьян – или не пьян вовсе, как ему казалось, – он быстро сообразил, о чем речь, но все же уточнил:
– Вы о прическе? Разве это не ваши собственные волосы?
– Неужели это архитектурное сооружение вообще похоже на человеческие волосы? Оно съезжает вниз и тянет за собой мои собственные волосы. Это в высшей степени неудобно и совсем не мое. Нельзя сделать конфетку из поросячьего хвостика. Я пыталась это сказать, но меня н-не слушали.
Она вдруг разрыдалась, да так горько, что Рипли растерялся, но потом взял себя в руки.
На мужчин, как правило, слезы наводят панический страх, но Рипли был не из таких. Если бы эта рыдающая особа была его сестрой, он подставил бы ей плечо и даже позволил испортить любимый сюртук и шейный платок, а также испачкать румянами носовой платок, потом дал бы денег на какую-нибудь женскую ерунду. Будь это его любовница, он пообещал бы ей ожерелье из рубинов или бриллиантов – в зависимости от объема и скорости проливания слез, но эта плачущая особа женского пола не приходилось ему ни сестрой, ни любовницей, ни даже матерью. Помимо всего прочего это была нареченная Эшмонта. Таких женщин, как Олимпия, у его приятеля никогда еще не было, так что это положение с плачущей леди было новеньким, прямо с иголочки, и Рипли требовалось время, чтобы обдумать дальнейшие действия.