Герцог всея Курляндии
Шрифт:
– Прошло?
– удивился я. Наш приватный разговор был настолько секретным, что мы специально решили пройтись по парку. Помещениям с нишами, портьерами и ширмами, даже проверенным, мы не доверяли. Шпионы умудрялись подслушивать разговоры даже сквозь воздуховоды и печные трубы. А здесь нас точно никто не услышит.
– Все то время, пока я правлю Курляндией, я старался сохранить нейтралитет, - объяснил свою мысль отец.
– Но теперь никто не соблюдает договоренностей, а в принятии важных решений так спешат, что не успеваешь уследить.
– Курляндию не оставят в покое. Шведы хорошо
– Пушки, которые ты продемонстрировал, произвели на меня впечатление.
– Пока их никто не видел кроме мастеров, но тем хорошо платят за молчание, - предупредил я следующий вопрос.
– Полагаю, что к началу войны таких пушек станет больше. И их расчеты будут тренироваться. Правда, расход пороха приличный получится. Но я, кажется, нашел выход
– Покупая у голландцев какой-то хлам якобы на удобрения?
– Наверняка остальные страны скоро поймут, что это за хлам. И тогда цены на него взлетят, - улыбнулся я, вспомнив свою аферу с чилийской селитрой. Голландцы с удовольствием отдали ее за небольшие деньги, и я заказал еще.
– Самое интересное, это сырье действительно можно использовать как удобрение. Но мы потратим ценный ресурс на изготовление пороха.
– Обходились же как-то.
– Ну да, благо Глаубер получил азотную кислоту еще 45 лет назад. Но лучше, если у нас будут разные варианты. Пушки нужно осваивать.
Вооружив своих мальчишек скорострельными, но очень дорогими ружьями, я все свои силы кинул на работу по улучшению артиллерии. И, изнасиловав мозги математиков и мастеров, мне удалось добиться приемлемого результата. Я заимел артиллерию примерно наполеоновского периода. Нет, сначала, как и всякий правильный попаданец, я пытался казнозарядки сделать, но для 17 века этот продукт оказался слишком высокотехнологичным.
В результате, я представил отцу двенадцатифунтовые пушки, которые могли делать четыре выстрела в минуту. Гладкоствольные бронзовые орудия заряжались с дула и устанавливались на деревянных лафетах, оборудованных подъемным механизмом (довольно примитивным, надо сказать). Ствол имел длину примерно 12-18 калибров. По идее, пушка должна была стрелять чуть ли не на три километра, но возвышение ствола ограничивало дальность стрельбы максимум до 800-1000 метров.
Мои пушки стреляли не только ядрами, но и картечью. Отлита из чугуна, одна к одной, картечь со 150-200 метров могла пробивать кирасы. Пересмотрел я свои взгляды и на охрану артиллерии. Тренировки показали, что количество человек, обслуживающих пушку, напрямую зависит от калибра орудия. Для моих 12-фунтовых красавиц полагалось восемь канониров и семь пехотинцев.
Собственно, скорострельность пушек улучшить было можно, но... не нужно. Ибо ствол пушки разогревается и нужно ждать, пока он остынет. Скорее всего, в мороз этот показатель будет выше, особенно если предварительно облить пушку водой, но это еще нужно проверить. Пока что я не рисковал демонстрировать свое изобретение посторонним. И у меня было всего десять образцов.
Однако пока время терпело, и желаемые сто штук я успею сделать, как и обучить расчеты. И неплохо бы заодно лишить противника возможности самому стрелять из пушек. Поэтому (вместе с пушкарями) до седьмого пота тренировались и снайперы, получившие лучшие винтовки 17 века. Семейство Исаевых превзошли сами себя. И хотя оружие получилось чудовищно дорогим, я не поскупился на изготовление ста штук. Пусть стрелки выбивают вражеских офицеров и пушкарей.
– Побывал я в Виндаве. Посмотрел на то, как строится новый флот, - поделился отец.
– Похоже, ты действительно уверен, что война скоро.
– При датском дворе есть наши люди, - пояснил я.
– Так что я не сомневаюсь, что война будет. Но нам нужно, чтобы шведы увязли в этой самой войне как можно глубже, чтобы им было не до Курляндии.
– Твой брат увлечен кораблями. И рвется в дальнее плавание, - вздохнул Якоб.
– Когда война на пороге?
– удивился я.
– Нет, наш флот должен поддержать Данию. Отец, вы же знаете, на каких условиях мы договариваемся.
– Да, договор против шведов и брат короля в мужья нашей Амалии. А от нас в качестве приданого оружие, деньги, и флот, который будет сражаться на их стороне, - кивнул Якоб.
– Кристиан, насколько я знаю, согласился, так что сейчас идут переговоры о деталях. И если все сложится, уже в следующем году Амалия отправится к будущему мужу.
– А Карл Якоб разведает будущие места битв. Кажется, он сошелся с Мишелем Баском? С тем, который Маракайбо грабил в компании с Олоне?
– Пират, - поморщился герцог.
– Но дело свое знает.
– А что с невестой для Фердинанда?
– полюбопытствовал я. Последние сведения о происходящем при русском дворе до меня еще не дошли.
– Предварительно московиты согласны. Но они любят затягивать переговоры. Даже когда все ясно. Так что пока идет переливание из пустого в порожнее. Мы настаиваем, чтобы Фердинанду показали всех принцесс. Пусть он сам делает выбор. Портреты сам знаешь, слишком много лгут. Мы и так уступили московитам слишком во многом.
– Матвеев и Милославский должны нас поддержать, - прикинул я. Матвеев вообще сейчас в фаворе. Как же: сам царь женился на его воспитаннице.
– Да и сам московитский царь не противится браку. Наши курляндские врачи произвели на него сильное впечатление, - гордо пояснил герцог.
Это да. Ребята развернулись. По их рекомендации даже свинцовые трубы водопровода менять стали. И наследник Федор явно стал себя лучше чувствовать. Да и сам царь-батюшка перестал жаловаться на боли в сердце. Словом, наши специалисты показали себя с лучшей стороны. И это тоже большой плюс.
– Что ж... Фердинанд в этом году отправится в Россию, а в следующем Карл Якоб и Амалия навестят Данию, - прикинул я.
– Если, конечно, переговоры закончатся удачно и в том, и в другом случае.
– Хочешь, чтобы брат показался на твоем новом большом корабле?
– подначил меня герцог.
– Нет, корабль пока не готов, - признал я.
– Планируется спустить его на воду года через полтора. Удержать его в тайне долго не получится, так что главное, чтобы пронюхали про корабль попозже. И не успели ничего подобного сделать в ближайшие лет пять. А лучше семь.