Герман. Интервью. Эссе. Сценарий
Шрифт:
ЧУЧУНДРА. Ай!
Рядом с головой НАГАЙНЫ появляется еще большая голова НАГА. Она красная, НАГ, качая головой вправо-влево, пытается заглянуть в умывальную комнату. Обе крысы складывают лапки на груди и с легким стоном торжественно теряют сознание. Матовое окно поднимается, это садовник протирает его тряпками, одна из которых красная.
ДАРЗИ в своей рамке висит головой вниз и в этом непростом положении речитативом выкрикивает оду в честь РИККИ. Во время этой оды РИККИ, надо сказать, любящий подхалимаж, время от времени принимает величественные позы.
ДАРЗИ (гекзаметром).
РИККИ (встряхнувшись). Все это так, но где же Нагайна?
ДАРЗИ. Великий, белозубый, о Рикки! Мои птенцы приветствуют тебя.
РИККИ. Вот я сейчас сбегаю и выброшу всех твоих птенцов, глупый пучок перьев, или ты не знаешь, что всему свое время…
ДАРЗИ перемещается в естественное положение, головой кверху, пытается стать деловым.
ДАРЗИ. Я готов замолчать для тебя, для героя, для прекрасного Рикки.
РИККИ. В третий раз тебя спрашиваю: где Нагайна?
ДАРЗИ (не выдерживает и опять срывается на гекзаметр). На мусорной куче она у конюшни рыдает о Наге… она…
РИККИ (нетерпеливо). Не знаешь, где она спрятала яйца?
ДАРЗИ (как о несущественном). У самого края свалки на дынной грядке, там, где всегда солнце… Слушай, как красиво получается дальше: «Много недель миновало с тех пор, как зарыла она эти яйца…»
РИККИ (в бешенстве). И ты даже не подумал сказать мне об этом?..
ДАРЗИ. Но ведь Рикки-Тикки не пойдет глотать эти яйца…
РИККИ (срываясь на визг, от возмущения он колотит себя кулачками по животу и голове). Как я с вами живу?! Что за дурацкий сад?! Что за дурацкие птицы в этом саду… Ты знаешь, что маленькая кобра, даже если она наполовину еще в яйце, уже кобра? И что для нее уже нет законов и она может убить тебя, меня, этого мальчика, который до сих пор думает, что змеи ему снятся только во сне, и даже Большого человека с палкой, который делает «бам»!
ДАРЗИ всплескивает лапками, от чего чуть не срывается с форточки.
ДАРЗИ. Но это же яйца, они такие же, как у моих птенцов…
От бешенства РИККИ повисает на хвосте и лупит себя лапками по голове.
РИККИ. Ты, хвост, приделанный к лапам… Если у тебя осталась хоть капля ума, лети сейчас же на свалку, найди Нагайну и сделай вид, что у тебя перебито крыло… И пусть Нагайна гоняется за тобой как можно дольше.
Рядом с ДАРЗИ опускается серенькая и умная ЖЕНА ДАРЗИ и повисает, зацепившись за гардину.
ЖЕНА ДАРЗИ. Немедленно лети к детям. Там ты можешь горланить свои красивые песни о гибели Нага… Мужчины всегда одинаковы, прости его, Рикки… Я сама полечу.
Птицы улетают.
РИККИ прыгает на пол, и рама сопровождает его в этом прыжке.
РИККИ. Ах, как болят лапы, мне кажется, что я разорван на сорок кусков. Но надо все равно идти и закончить это дело. Как не хочется, как страшно.
РИККИ поднимает хвост, пытается его распушить, как щетку, и идет, прихрамывая.
Наверху в доме медленно бьют часы.
ГОЛОС БАБУШКИ. Ричард, не надо будить Элис, но мангуст ушел…
ГОЛОС БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА (он старается говорить весело). Но ведь он же зверек, мама. Мало ли какие у него заботы: побегать, покататься в пыли…
АТКИНС (в углу сцены возмущенно). Зверек, покататься в пыли… ну уж так ничего не понимать… Нет, сэр, таким людям даже кота в Англии заводить не следует. (Берет банджо.)
Внизу темнеет. Высвечивается верхняя часть сцены. Мы видим весь дом, всю декорацию. Медленно просыпаются обитатели дома. Кашляет и тяжело встает БАБУШКА. Как от ночного кошмара, медленно приходит в себя, заламывает руки Мать Тедди. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК с закинутой назад головой медленно трет виски. Он говорит что-то неслышное и, видимо, пытается успокоить Мать Тедди. БАБУШКА зажигает огонь под кофейником. Мусорщик, сидя на тачке, сгорбившись, жует лепешку. Прошел садовник с тачкой, постоял над опавшими цветами, покашлял и покачал головой.
Вещи разбросаны, БАБУШКА и Мать Тедди неторопливо, сутулясь, собирают их, и портрет королевы-вдовы в луче солнца тоскливо смотрит со стены. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК переводит стрелку часов, часы опять бьют.
ТАПЕР. Каждый час что-нибудь начинается и что-нибудь кончается в мире Джунглей. Начинается время Великой битвы… и пусть она закончится со следующим ударом часов. Эй, бандерлоги, друзья!..
В красных лучах восходящего солнца на сцену выскакивают БАНДЕРЛОГИ, некоторые тащат дыни, но у большинства сломанные никчемные вещи, то, что образует свалку – старые лопаты, ломаные кресла, прохудившийся котел, ломаная картинная рама, тряпье – чалмы, халаты. Часть тряпья БАНДЕРЛОГИ нацепили на себя. У одной из обезьян большой обломок зеркала. Свет в верхней части декорации не исчез, и лучом, отраженным от зеркала, обезьяна выхватывает унылые маски, фрагменты жизни дома, трудной и безрадостной в это утро.
В полутанце, полуигре на свою песню-речитатив БАНДЕРЛОГИ организуют нижнюю декорацию – мир увеличенных предметов.
БАНДЕРЛОГИ. В лесу отцы наши жили, Велика была их прыть, Они отправлялись в села Землепашцев играм учить. Отцы резвились в пшенице, Отцы топтали ячмень, Отцы качались на ветках И плясали среди деревень. Потом пришли земледельцы, Не знавшие игр никаких, И наших отцов поймали И работать заставили их. Дали им плуги и косы, Научили работам простым, Посадили в домишки из глины И… отрезали им хвосты. Мы к ним подойти не смеем, Потому что, узнав нас, тотчас Они придут в наши чащи И заставят работать и нас! А мы свободны, свободны, свободны!