Германия в ХХ веке
Шрифт:
Для удобства читателя книга не содержит принятых в научной литературе сносок, при сведенном к минимуму прямом цитировании источников и научных трудов в скобках дается имя их автора. Кроме того, в тексте приводятся устоявшиеся исторические и политические термины на немецком языке, для которых не существует адекватного дословного перевода. При транскрипции немецких фамилий (без титулов и частицы «фон», указывавшей на дворянское происхождение) предпочтение отдавалось вариантам, уже утвердившимся в русском языке (например, Гиммлер, а не Химмлер, что было бы правильней с точки зрения правописания). И последнее – хотелось бы, чтобы читатель обратил внимание на помещенные в книге иллюстрации. Порой они могут рассказать о духе эпохи, ее нравах и особенностях гораздо больше, нежели целые страницы авторского текста.
Глава 1 Империя и война
Германская империя не вошла, а буквально ворвалась
За внешним блеском скрывались проблемы, не решенные в процессе объединения «железом и кровью». Идеальным прообразом нового государства в представлении его создателей являлась Священная империя (Reich) немецкой нации, возникшая в результате завоеваний Карла Великого и просуществовавшая без малого тысячу лет. Ее последние регалии были уничтожены во время наполеоновских войн, но «германская мечта» окрыляла национально-патриотическое движение вплоть до поражения в революции 1848/1849 гг. Второй рейх, так же как и первый, оказался сшитым на скорую нитку. В государственно-правовом плане это был союз монархий, отстоявших и после провозглашения империи 18 января 1871 г. солидные куски своего суверенитета. Согласно конституции император являлся главой верхней палаты парламента – бундесрата. От внимания германских правоведов не укрылся «мнимый конституционализм» подобной политической системы, которая «выводила монарха из-под реального конституционного контроля, превращая его в носителя государственного суверенитета, высшего арбитра в споре властей и гаранта самой конституции» (А.Н. Медушевский). К числу ее сильных сторон относились концентрация административных ресурсов в одном центре и «органическая» связь монарха и подданных, столь необходимая для реального сращивания отдельных частей страны.
Дефицит внутренней интеграции общества проявлял себя на всех этажах социальной иерархии. В повседневной жизни чувство «малой родины» оказывалось гораздо важнее националистических лозунгов. Объединенные под верховным командованием императора воинские части сохраняли свою традиционную форму и уставы – баварцы оставались баварцами, а пруссаки пруссаками, порой не понимая друг друга на маневрах из-за языковых различий. К югу от реки Майн находились земли, присоединившиеся к Германскому союзу только в 1866 г. Несмотря на то, что им удалось отстоять крохи государственного суверенитета (Reservatrechte), они чувствовали себя в новой империи обделенными и даже побежденными. Здесь преобладали католики и сохранялось французское культурное влияние, вновь и вновь раздавались призывы к формированию «третьей Германии». Северяне с недоверием относились к жизнерадостности жителей Рейнланда, знаменитые карнавалы которых высмеивали напыщенность прусского владычества в этом регионе. Граница по Эльбе отделяла индустриально развитый Запад страны от аграрно-патриархального Востока. Остэльбские провинции жили еще феодальными порядками, местное юнкерство поставляло в Берлин не только продукты питания, но и государственную элиту. Специфической чертой этой части страны был значительный процент польского населения, по отношению к которому проводилась политика насильственной германизации.
Параллельно набирали силу мощные объединительные тенденции, прежде всего в социальноэкономической сфере. Бурный рост промышленности и внедрение передовых технологий в сельском хозяйстве порождали мощные демографические потоки, размывавшие на своем пути конфессиональные границы и замкнутость «малой родины». Рурский город Эссен, имевший в 1850 г. нетронуто-патриархальный вид и едва ли 10 тысяч жителей, к 1900 г. стал одним из центров тяжелой индустрии Германии с более чем стотысячным населением. Если батраки в юнкерских поместьях и рабочие в новых индустриальных центрах являли собой образ «униженных и оскорбленных», то мелкие ремесленники и торговцы (часовщик-аптекарь-булочник) сохраняли традиционный уклад жизни и сопротивлялись давлению новой эпохи. Экспансия финансового капитала, засилье ростовщиков и банкиров воспринималось в этих кругах как явление временное и чуждое немецкому духу. Антисемитизм, переживший свой расцвет в средневековой Германии, в конце XIX века вновь стал веянием времени, получив во втором издании уже не религиозное, а экономическое обоснование. Демографический взрыв (население страны увеличилось к началу первой мировой войны более чем в полтора раза) вызывал серьезное общественное беспокойство, и в то же время питал настроения «избранности» молодой германской нации, противостоящей дряхлеющим западноевропейцам и полудиким славянам.
Гарантом стабильности второй Германской империи являлся не только ее мононациональный характер, выгодно отличавший ее от Австро-Венгрии, но культурное наследие многих поколений немецких ученых, литераторов и музыкантов, создавших образ духовно сложившейся нации (Kulturnation), наконец-то обретшей свою политическую родину. Всеобщее избирательное право для мужчин, достигших 25 лет, демонстрировало преимущества имперской организации власти над полуфеодальными системами ее отдельных частей. В нижней палате парламента – рейхстаге – отражалось реальное соотношение партийных сил в стране, формировалась новая политическая элита, способная отстаивать национальные, а не партикулярные интересы. Наличие парламентской трибуны создавало благоприятные условия для роста социал-демократии, конкурирующей с государством в борьбе за роль защитницы социальных низов.
Вильгельм I, возглавивший объединенную Германию, долго не соглашался принять титул императора (Kaiser) всех немцев. «Если уж это так необходимо, мне придется нести этот крест», – заявил он своему окружению накануне коронации. Вильгельм царствовал, стараясь не вдаваться в тонкости ежедневной политики. Страной управлял его канцлер Отто Бисмарк, прекрасно разбиравшийся и в хитросплетениях парламентской борьбы, и в тайных пружинах «европейского концерта». Во многом его заслугой стало перенесение на всю страну чиновничьей дисциплины, солдатской отваги и духа внешней экспансии, на которых поднялось Прусское королевство. Последовательный проводник «революции сверху», Бисмарк не останавливался перед гонениями на любое проявление инакомыслия в политике, перенося огонь то на католическую церковь (Kulturkampf), то на социал-демократию (Sozialistengesetz). Дуэт властителя и правителя, создавших авторитарный режим под сенью либеральной конституции, распался только после смерти Вильгельма 9 марта 1888 г.
ХХ век начался для Германии «годом трех императоров». Двадцатидевятилетний кронпринц оказался на вершине власти совершенно неожиданно для себя. Его отец Фридрих III был уже смертельно больным и находился на престоле только сто дней. До сих пор в литературе живет легенда о том, что он, будучи неисправимым романтиком, да еще и женатым на дочери британской королевы Виктории, мог бы направить развитие страны по совершенно иному пути – пути либеральных реформ и внешнеполитического компромисса. Но история выбрала иного вершителя своих замыслов.
Вильгельма II в его мыслях и делах преследовал образ деда, подобно тому, как российский император Александр I оставался в тени своей бабки Екатерины. Стремление быть достойным великих предков непосильным грузом легло на его плечи. «Власть перескочила от старца к юнцу, который в своем духовном развитии застыл на дне своей коронации, так и не став мудрее с того дня, когда был провозглашен кайзером» (М.Фройнд). Последний германский император был именно таким, каким хотели его видеть благополучные немецкие обыватели: внешний лоск сочетался в нем с преклонением перед точными науками, страсть к униформе выдавала тщеславие, пышные речи скрывали неспособность к глубокому анализу происходившего. Он ненавидел своих родителей, считавших его безнадежным зазнайкой, он не доверял Бисмарку, безуспешно пытавшемуся пристроить его на дипломатической службе, он питал отвращение к придворным, готовым любой ценой завоевать его доверие. Так и не привыкший к пустоте вокруг себя, Вильгельм II пытался заполнить ее самообманом всеобщей популярности, вызывая все новые насмешки у проницательных современников.
Он не мог пожаловаться на доставшееся ему наследство – Германская империя в год своего совершеннолетия выглядела самым динамичным государством Европы. Кратковременная депрессия начала 90-х гг. сменилась бурным экономическим подъемом. В Германии он носил инновационный характер, связывая научные открытия и свободные капиталы, открывая дорогу новым технологиям и серийному производству. Пожалуй, самым ярким символом новой эпохи стал четырехтактный двигатель внутреннего сгорания, изобретенный в 1876 году немецким инженером Николаусом Отто. За несколько десятилетий он вытеснил из промышленности и транспорта паровые машины, выглядевшие с тех пор уже настоящими динозаврами. Немецкие предприниматели Даймлер и Бенц, первыми наладившие производство автомобилей, заложили основу одного из крупнейших концернов мира. Экономический рывок Германии опирался не только на трудолюбие и рациональность мышления немецких предпринимателей, но и отражал достаточно высокий образовательный уровень населения в целом.