Германороссы. Немецкие колонисты России
Шрифт:
Питает, нежностью любовной.
Гуляет ветер в том жилище,
Где жить пришлось в недоуменье.
Пусть власть безумна, воздух чище
Был в тех чертогах без сомненья.
И оторопь он помнит тоже,
Когда подрос и вдруг спросил:
– Родная мама, а за что же
Нас боженька благословил?
Нас наградил страданьем, мукой,
Кусочкем хлеба на троих
За что, скажи? – Не будь докукой,
Ты
Когда ты вырастешь большим
И станешь мудрости достойным
Поймешь тогда, что только с Ним
Остаться можно непреклонным.
– А, кто Он есть мне, мать, скажи
И почему нам помогает,
И сколько нужно еще сил,
И мужества - Он знает?
– Он знает все, сынок любимый,
Твои страдания, мечты.
Он наш, Он свой, Он нам родимый
Он сам терпел, терпи и ты.
«Терпение» зовут Его,
Величественно это званье,
Превыше есть оно всего
На нем стоит миросозданье.
Терпи, зажав губу меж зуб,
Терпи, захлебываясь кровью,
И радуйся, когда с кровавых губ
Слетает слово званое Любовью!
Бежать устал, остановился
Беглец, судьбою обделенный,
И замер: «Может сон приснился,
Что был в земле я обедненный
Любовью власти и народа,
Которому служил безмерно.
Труды мои не дали всхода -
Неужто жизнь прожил неверно?
А, что ж мой предок – немец старый
Приехал зря в туземный край?
Плужком он взрезал пласт усталый,
И снял свой первый урожай,
За ним второй, а позже третий.
Трудами жизнь свою он метил,
Года считал по головам
Своих детей и по делам.
А дел сих праведных без меры
На новой родины алтарь
Он клал без корысти, он верил
В волшебный возвращенья дар.
Сторицей благое деянье
Вернется искренней душе
Вернется добрым воздаяньем
Ведь с милым рай и в шалаше.
Любовь к труду, любовь к семье
Ручьями вешними струилась.
Он мог отказывать себе,
Чтобы другим прекрасно жилось.
Служил он обществу, народу,
С каким судьба его свела,
Не знало поле недороду
И жизнь его семьи цвела.
Ведь много счастья не бывает
Особенно, когда трудом
И дом, и край твой процветает
Черпай его большим ведром.
И он черпал, чтобы опять
Рубаха солью пропиталась,
Старался он пораньше встать
Зерну помочь, чтоб прорастало.
И
Настал, все хмарою накрыл.
Ростки зерна, что от ненастья
Спасал, лелеял и растил,
Оскалом дьявола явились,
А зерна ядом источились,
И отравили сердце предка
И обломилась древа ветка.
Большого дерева страны.
Отторгла власть свое дитяти
Подвергшись зову сатаны.
Гвоздями ржавыми к распятью
Мазольны руки приковав,
Сказала власть – ты нам неравный,
Тем самым все права поправ,
Свой норов проявив коварный.
Живым в могилу был зарыт
Мой предок, что земли был солью
И в сердце ржавый гвоздь забит
За что? За то, что жил любовью?
Неужто это преступленье
Творить добро, кормить семью,
Чтобы сакральное творенье
За это превратить в свинью?
Устал беглец. Сел под навесом
Судьбы, чтоб завтра снова в путь.
Вон там за этим ближним лесом
Быть может статься отдохнуть.
За этим колком, той рекою
Отчизна предков, мне б дойти
Своей отеческой рукой
Она обнимет и простит...
Простит мне долгое отсутствье
Страна отцов, святых камней.
Ведь с ними связан беглец сутью
Своих естественных корней.
Надежда есть, а значит будет
Он жить опять, любить, творить.
И прежней жизни не забудет,
Чтобы ее благодарить.
Благодарить за те уроки,
Что преподала беглецу,
Состарила и прежде срока
Ума дала, что мудрецу
Не каждому дано в понятье,
Что жизнь в чужбине – это ад.
Что люди братья до ненастья
А как ненастье, ты уж – гад!
Надежда, Вера и Любовь
У беглеца в потенциале
И соотечественников кровь -
Совсем не так уже и мало.
К себе не требует любви
Беглец судьбы несчастный.
Он знает главное – не лги,
Не лги и будешь счастлив.
Не лги себе, не лги другим,
Люби отчизну бескорыстно,
И будешь ты тогда любим,
И жизнь наполнишь смыслом.
И помни предка своего,
Который стальным плугом
Кормил себя, кормил его,
Кто был, казалось, другом.
Предательство большой порок,
И камнем он висеть назначен
На шее тех, кто пренебрег
По правде жить, и жил иначе.