Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945
Шрифт:
После его звонка Клюге позвонил Кейтелю, Варлимонту и Штифу. От них он узнал, что Гитлер жив. Витцлебен, который годами ждал решающего часа, на глазах постарел и поседел. Он сомневался, что удастся быстро захватить столицу. Бек чувствовал себя не лучше. После тяжелой операции он сильно сдал, а последние события буквально доконали его. Молодые офицеры начали сомневаться, действительно ли Бек является тем человеком, который может спасти Германию.
Штауффенберг выглядел единственным, кто не потерял присутствия духа. Он уговаривал Ольбрихта и Бека не опускать руки и продолжать действовать. Звонил по всем военным округам Германии и требовал приступить к выполнению операции «Валькирия». Подбадривал одних, кричал на других, взывал к чувствам третьих, напоминал о присяге, о любви к отчизне. Он был великолепен, страстен, убедителен. Но уже ничего не мог поделать.
Минуты складывались в часы, но ничего не происходило, хотя танки давно уже должны были войти в Берлин. Наконец, в 19 часов по радио было передано сообщение о неудачном покушении на жизнь фюрера. Гитлер остался жив и тем же вечером обратился с речью к народу. Создатели плана государственного переворота полностью утратили инициативу.
Как оказалось, случай сыграл в этом деле решающую роль. Лейтенант Хаген пошел к Геббельсу, и Геббельсу не стоило большого труда убедить лейтенанта, что Гитлер жив и приказ о том, что высшее командование армии взяло власть в свои руки, не имеет юридической силы. Геббельс мгновенно понял, что начался военный переворот, поскольку солдаты перегородили Вильгельмплац. Он приказал Хагену привести командира. Геббельс заверил Ремера, что фюрер жив, и лично связал его по телефону со ставкой. Ремер услышал такой знакомый голос, который всегда вызывал у немцев взрыв восторга.
Гитлер уже осознал всю серьезность нависшей над ним угрозы и, испытывая крайнее возбуждение, приказался Ремеру принять командование всеми войсками, находящимися в самом Берлине и в его окрестностях. Ремер понял, что наступил величайший час в его жизни. Переворот, начавшийся с приказов, отданных по телефону, закончился телефонным разговором.
К вечеру заговорщики поняли, что ситуация вышла из-под контроля. Им не удалось совершить задуманное. Группенфюрер СС, который вместе с двумя высокопоставленными офицерами пришел арестовать заговорщиков, был, по предложению Штауффенберга, сам арестован. Правда, тут же встал вопрос, что произойдет, когда будут приведены в действие подразделения СС. На этой стадии полковник Мюллер, начальник Общего управления Верховного командования сухопутных войск, решил обратиться с призывом к пехотному училищу и учебному пехотному батальону, находившимся с 7 часов 30 минут в Доберице. Решив, что его страстное обращение не осталось без внимания, Мюллер вернулся в Берлин. Каково же было его удивление, когда он увидел, что улицы пусты, ограждения сняты. Это была работа майора Ремера. Волшебные слова, произнесенные фюрером, упали на благодатную почву. Когда Мюллер увидел вооруженных солдат, идущих по Бендлерштрассе, он решил, что это было распоряжение заговорщиков. На самом деле решение принял майор Ремер, этот диктатор на час.
Тем временем в министерстве происходило что-то наподобие контрреволюции. Офицеры, которые были верны Гитлеру или считали, что стоит воздерживаться от решительных действий, вооружившись пулеметами, пистолетами и гранатами, заняли телефонный узел, освободили Фромма и стали ходить по комнатам, объясняя, что всех ввели в заблуждение, и грозно вопрошали каждого, «за или против Гитлера». Штауффенберга арестовали. Фромм заявил Ольбрихту, Хопнеру и Беку, что теперь он сделает с ними то, что днем они сделали с ним, то есть арестует. Бек отказался отдать пистолет. Тогда Фромм предложил ему застрелиться на глазах присутствующих. При первой попытке пистолет дал осечку. Бек, выстрелив опять, был ранен в голову, но рана оказалась несмертельной. Фромм приказал одному из офицеров прикончить бывшего начальника Генерального штаба, словно он раненое животное. Офицер отдал приказ сержанту, который и сделал смертельный выстрел.
Фромм поспешно собрал трибунал, который приговорил Штауффенберга, Ольбрихта, Квиринхейма и Хефтена к расстрелу. Фромм руководствовался не только и даже не столько страхом, что его могут заподозрить в связях с заговорщиками, а традицией рейхсвера, по которой армия – это государство в государстве, и нельзя выносить сор из избы. Следовало срочно замести следы, избавиться от свидетелей обвинения, пока не вмешались СС. Четырех заговорщиков расстреляли во дворе военного министерства, в роли палачей выступали солдаты. Штауффенберг прокричал: «Да здравствует
А вот в Париже события приняли совсем иной оборот и продемонстрировали, что могло произойти, если бы военные округа действовали более решительно. Как только Штауффенберг позвонил фон Хофакеру, одному из заговорщиков, и сообщил о смерти Гитлера, Штюльпнагель распорядился арестовать членов гестапо и СС, а коменданту Парижа, генерал-лейтенанту Ленгфельду, было приказано привести в боевую готовность полк боевого охранения. В 18 часов полк был приведен в боевую готовность, а в 21 час 30 минут командир полка приказал приступить к операции. Без единого выстрела были схвачены гитлеровские прислужники. Генерал СС Оберг и штандартенфюрер СС, глава разведки (которого нашли в ночном клубе), не оказали сопротивления при аресте.
Фон Клюге ничего не знал о запланированном на этот день покушении и, когда вечером вернулся с фронта в штаб, попал в атмосферу некоторой растерянности. Блюментриту, его начальнику штаба, один из заговорщиков, полковник Финк, сообщил, что Гитлер убит. Незадолго до этого Шпейдель сообщил Блюментриту, что против Гитлера будет предпринята какая-то акция. Тогда Блюментрит связался по телефону с генерал-майором Штифом, который, зная о том, что заговор провалился, и беспокоясь, как бы не выдать себя, поинтересовался, откуда идут слухи о смерти фюрера. Затем добавил, что «фюрер абсолютно здоров и в прекрасном расположении духа». У Блюментрита создалось впечатление, что была предпринята какая-то попытка, закончившаяся провалом. Выслушав начальника штаба, Клюге сказал, что, если бы попытка удалась, он бы немедленно направил «Фау-1» на Англию и попытался начать переговоры с союзниками.
В тот же вечер Клюге пригласил Штюльпнагеля и Шперле, чтобы обсудить положение. Первыми в штаб группы армий «Б» пришел Штюльпнагель с подполковником Хофакером, чуть позже подошел Шперле. Штюльпнагель изложил планы Штауффенберга. Итак, господа, попытка провалилась, сказал Клюге. Причем во всех отношениях. Господин фельдмаршал, сказал Штюльпнагель, я считал, что вы были ознакомлены с планами. Надо что-то делать. Нет, ответил Клюге, сделать ничего нельзя, ведь фюрер все еще жив.
Согласно записям Блюментрита, Шперле не выказал желания участвовать в бессмысленном обсуждении, и Шпюльпнагель, по всей видимости испугавшись, переговорил с Клюге с глазу на глаз. Он сообщил фельдмаршалу, что перед отъездом из Парижа предпринял «первые меры предосторожности», арестовал генералов СС и гестапо. Клюге мгновенно отреагировал, заявив, что Штюльпнагель должен взять на себя ответственность за эти действия, поскольку никто не отдавал никаких приказов. Блюментрит позвонил полковнику фон Листову, начальнику штаба Штюльпнагеля, который объяснил, что выполняет приказ Штюльпнагеля и ничего уже нельзя остановить. Тогда Клюге сказал, что Штюльпнагелю лучше переодеться в штатское и исчезнуть. Но Штюльпнагель был не из тех, кто бежит с тонущего корабля.
Ситуация становилась все более критической. Адмирал Кранк, который после длительного телефонного разговора с Витцлебеном почувствовал неладное, пригрозил направить отряд из пяти тысяч матросов, чтобы освободить офицеров СС, арестованных в Париже. Встревоженный слухами командующий 1-м танковым корпусом СС Дитрих выступил с аналогичной угрозой, заявив, что двинется на Париж. Когда Гитлер выступил по радио и обвинил «клику страдающих манией величия, преступных офицеров» в попытке покушения на его жизнь, офицеры, арестовавшие эсэсовцев в Париже, были отданы им же на растерзание. Вернувшись в Париж, Штюльпнагель приказал освободить арестованных эсэсовцев.
Поздно вечером 20 июля на командующего воздушными силами рейха были возложены самые высокие военные полномочия в отношении войск, находящихся в пределах рейха. Вышел приказ, что выполнять распоряжения можно только в том случае, если их отдают офицеры, имеющие отношение к данным войскам. Поскольку генерал Буле был серьезно ранен при взрыве бомбы, руководство Генеральным штабом возложили на генерал-полковника Гудериана. Решение было принято чисто случайно. Гудериан ничего не знал о планах заговорщиков. 20 июля он инспектировал танковую дивизию и только по возвращении в Берлин узнал о попытке покушения. В этот момент Гитлер с советниками посчитали его единственным высокопоставленным офицером, который хоть как-то разбирался в восточных проблемах и наверняка не имел никакого отношения к взрыву.