Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650–1945
Шрифт:
После катастрофы высшая власть приняла меры. 25 июля 1807 года король учредил комиссию по реорганизации армии. В этой важной комиссии вначале было больше консерваторов, чем реформаторов, но король своей рукой набросал направление ее деятельности. Этот документ состоял из девятнадцати пунктов. Пункт 5 непосредственно касался социального состава офицерского корпуса. В нем король писал: «Не следует ли произвести изменения относительно приема буржуазии и принимать ее в большем количестве?» Это единственное предложение, этот раздумчивый вопрос, заданный с легким оттенком нежелания, запустил масштабный процесс и в действительности открыл новую главу в истории прусского офицерского корпуса – и, конечно, в истории Германии.
Первый проект отчета, представленный комиссии, был подготовлен противником реформ подполковником фон Лоттумом, и он дал на заданный в пятом пункте вопрос следующий ответ: опыт других германских государств показал, что допущение в армию офицеров буржуазного происхождения не сулит ей никаких выгод. Но если считается, что такой шаг привлечет
Сторонники реформ в самой комиссии не строили иллюзий относительно этого факта, но после того, как консерваторы были заменены реформаторами, комиссия стала склоняться в пользу нововведений. Первый проект Лоттума, содержащий множество оговорок, был полностью отклонен, и отчет, который в конечном итоге был представлен королю, носит несомненный отпечаток взглядов Шарнхорста и Гнейзенау – ярых сторонников реформы.
В конце концов их взгляды (и в какой-то степени сам текст документа, например два вступительных предложения) были воспроизведены в королевском указе, вышедшем в Кенигсберге 6 августа 1808 года (спустя почти 12 месяцев) со следующим заголовком: «Правила назначения на должности прапорщиков и выбора офицеров для пехоты, кавалерии и артиллерии». Он начинался следующими словами: «В дальнейшем при выборе претендентов на какую-либо должность будут учитываться только образование и компетентность в мирное время и выдающаяся храбрость и бдительность во время войны. Отсюда следует, что любой житель Пруссии, обладающий этими качествами, может добиваться высочайших военных должностей. Все преимущества, которыми до сих пор пользовалось в армии дворянское сословие, отменяются, и все граждане, независимо от происхождения, будут иметь одинаковые права и обязанности…»
В действительности этот указ лишь только применил текст первого прусского указа о реформе, датированного 9 октября 1807 года, к условиям вступления в офицерский корпус. Этот указ, отменивший все различия между классами, и в частности крепостное право, дал буржуазии и крестьянству право приобретать у дворян земельную собственность и позволил дворянам заниматься предпринимательством. Из этого логично последовали такие меры, как отмена телесных наказаний в армии и тому подобное. И как любая другая крупная реформа, она вызывала вопрос: действительно ли это реформа или же на самом деле это революция – революция сверху. Во всяком случае, указ от 6 августа 1808 года, если рассматривать его вместе с другими нововведениями, произвел над прусской армией и государством очень серьезную операцию, повлекшую за собой множество осложнений. Подтверждением того, что выбранное лечение все-таки оказалось действенным, может служить победная освободительная война и полное восстановление прусского государства, его армии и офицерства. Преграда была устранена, и пациент снова смог дышать.
Однако, оправившись, пациент не испытал никакой благодарности к докторам, которые его вылечили. Известно, что даже через много лет после смерти Шарнхорста Борштель (которого вынудили покинуть комиссию) не мог без ненависти и возмущения слышать упоминание имени этого великого человека. Еще один старый консерватор, генерал фон Йорк, когда принц Вильгельм в разговоре с ним попытался защитить новые правила распределения должностей, бросил ему прямо в лицо: «Если ваше высочество отняли у меня и моих детей наши права, то как вы можете поручиться за сохранение своих собственных?» Якобизм, ни больше ни меньше, – таково было обвинение, которое удрученное прусское дворянство предъявляло создателям новой системы.
Да и сам король, когда почувствовал, что снова уверенно держится в седле, пожалел о своем недавнем безрассудстве, и это проявилось в том, как он решил проблему военных училищ. Военные училища в том виде, в котором они существовали в Пруссии и других германских государствах еще со времен великого курфюрста, представлялись людям вроде Шарнхорста, Гнейзенау и даже Гумбольдта рассадником устаревшей идеологии классовой исключительности. Поэтому они хотели, чтобы подобные учреждения были упразднены. Но в этом вопросе военный министр Бойен проявил больше проницательности. Учитывая пожелания короля, он намеревался лишь привести дух этих учебных заведений в соответствие с новым характером армии, а именно с принципами равенства перед законом и поощрения таланта и энергии. В частности, он хотел включить в число семей, чьи сыновья могут быть приняты в
Таким образом, король воссоздал заслон против возможных последствий своего собственного указа от 6 августа 1808 года, а именно чрезмерного притока буржуазии в офицерский корпус. В конце концов по совету Шарнхорста сотни «добровольцев» (егерей) из буржуазных семей были назначены офицерами ополчения, чтобы компенсировать потери, которые армия понесла с мая 1813 года, и к концу 1815 года почти треть всего офицерского корпуса состояла из этих егерей. Когда мир был восстановлен, многие из этих людей не стали возвращаться в гражданскую жизнь: или их не привлекала профессиональная карьера, или перспективы, которые она сулила, их не устраивали, или у них были другие соображения. Лучшие из егерей – всего около 1300 человек – получили должности в линейных полках как «сверхкомплектные» офицеры и постепенно заняли вакансии кадровых офицеров. Однако эти люди сильно разнились по своему социальному и интеллектуальному уровню, и среди них попадались личности весьма сомнительные, а также такие, которых принц Фридрих-Карл однажды назвал «чужеродными элементами». Несомненно, знакомство с этими людьми очень скоро вызвало у кадровых офицеров негативное отношение к реформам.
Однако это негативное отношение не имело бы никаких последствий, если бы оно, так сказать, не опиралось на поднимающуюся волну реакции и реставрации, которая затопила все, что было посеяно реформой. После сокрушительного поражения 1806 года юнкерский элемент прусского офицерства, сыгравший почетную роль в освободительной войне, вернул себе чувство собственного достоинства. Естественно, он старался покончить с унижением, которому он подвергся в результате указа о реформе, и вернуть себе утраченное положение. После освобождения и воссоздания государства началась упорная борьба за превосходство, и нигде это не проявлялось так отчетливо, как в офицерской среде. В ополчении практически все офицеры были выходцами из буржуазных семей, а что касается остальных подразделений, то в 1817 году в списках офицерского состава было 4138 дворянских и 3367 буржуазных фамилий, в 1818 году 3605 и 3053 соответственно. Очевидно, что преимущество юнкеров было совсем незначительным, и, естественно, они теперь старались использовать любую возможность отвести от себя опасность неминуемого поглощения. В то же время брожение умов получило такое широкое распространение, что не могло не коснуться самих юнкеров, и общее увлечение левыми взглядами затронуло их не меньше, чем все общество в целом. Но после того, как маятник был смещен влево в течение почти десяти лет, сдвиг вправо был продиктован самим законом равновесия.
Тем не менее нужно отметить, что существовала и другая сила, которая придала движению вправо дополнительный импульс, и вызвана она была не войной, не политикой и не причинами социального характера. Сила эта – романтическое движение. Это было не просто литературное или художественное направление, с ним было связано формирование нового мировоззрения. Его дух проявлялся в различных сторонах общественной деятельности: наука, политика, социология, религия – все подверглось его влиянию. Характерной чертой романтического движения в Германии было воспевание христианско-германской рыцарственности, тесно связанной с патриархальными и корпоративными порядками германского Средневековья.
Если романтики ставили себе целью представить германский дух в его первоначальном виде, вдохнуть новую жизнь в идеалы веры, манер и морали, то практическим результатом их деятельности стало восстановление старых классовых порядков и сословных различий как в общественной жизни, так и в государственном устройстве, имевших место в старой империи – рейхе. Вне всякого сомнения, идея восстановления рейха находила большую поддержку в западных и южных областях Германии (где ее усиливало католичество и связанные с ним романтические тенденции), в то время как концепция классового общества была более популярна на востоке, где имперские традиции были не столь глубоко укорененными и в целом более фрагментарными. С другой стороны, на востоке, в Пруссии, укрепление классовой системы неизбежно вело к отказу от достижений абсолютизма XVII века, благодаря которому сформировалось прусское государство. Другими словами, введение аристократических и сословных привилегий вело к ослаблению конституционного единства страны. Крупный авторитет в конституционных вопросах Халлер поднял эти идеи до уровня догмы. У него нашлись влиятельные и преданные сторонники в лице кронпринца (впоследствии императора Фридриха-Вильгельма IV) и его друзей (позднее известных как камарилья). Но воплотить эти романтические принципы на практике оказалось непросто, поскольку они еще совсем недавно были реалиями и противодействие им было слишком сильным.