Германское подполье в 1942—1944 годах
Шрифт:
Вопрос. Кто были те люди, которые вошли в подписной лист?
Шахт. Я думаю, все они были банкирами и промышленниками, владельцами химических, металлургических, текстильных предприятий и тому подобных…
Вопрос. Вы помните какие-нибудь конкретные имена?
Шахт. Там был старый господин Крупп, полагаю, Густав. Думаю, там были Шницлер и Феглер из „Объединенной сталелитейной компании“».
Кроме этого, по свидетельству доктора Шахта, на той же встрече Геринг заметил, что принести жертву, о которой шла речь – взносы в фонд нацистской партии, – «показалось бы немцам намного легче, если бы они знали, что выборы 5 марта [1933 г.] наверняка станут последними на ближайшие десять, а возможно, даже сто лет». Но даже подобное наглое утверждение не дало понять промышленникам Рура, какая судьба им уготована. Их не интересовали ни выборы, ни
Гитлер после этого принялся уничтожать своих оппонентов, натравливая одних на других, и ломать институты, на которых держалась свобода и демократия. Сначала он, к радости националистов, нарушив конституцию, изгнал из рейхстага коммунистов и подавил социалистическую партию. Потом он ополчился на реакционеров: Гугенберга, Папена и прочих. Он добился их покорности, позволив им сохранить свободу, собственность, а в каких-то случаях даже официальные посты, но следил за тем, чтобы их власть была всего лишь номинальной. Он подыграл промышленникам, уничтожив рабочие объединения, а потом использовал промышленность в интересах нацистской военной машины. Однако он оставил промышленникам как минимум мнимый контроль над своими предприятиями [2] . За этим последовало уничтожение всех политических партий, подавление свободы прессы, жестокое убийство евреев и создание самого эффективного в своей безжалостности полицейского государства в истории. Он даже нападал на церкви, чтобы не дать им стать инструментом сохранения политической и личной свободы.
2
Позднее Гитлер пожалел о своей «снисходительности» в отношении высшего слоя общества. Отто Мейсснер, который был руководителем президентской канцелярии после окончания Первой мировой войны и на протяжении Второй мировой войны, цитировал слова Гитлера о том, что Ленин и Сталин были правы, уничтожив высшие классы России, и что он, Гитлер, совершил ошибку, не сделав того же. После 20 июля 1944-го он попытался исправить эту «ошибку».
Наконец, Гитлер обратил свое внимание на высшее командование германской армии и на тех генералов, у которых имелся лидерский потенциал. Армия пыталась избежать нацистского влияния, но ее независимость была постепенно подорвана. Некоторые генералы сдались, когда Гитлер отказался выполнять условия Версальского договора, ограничивавшего численность германской армии, другие, которые остались тверды, были уволены или прямо, или при помощи различных уловок.
Уже в феврале 1934 года генерал-полковник Курт фон Хаммерштейн – самый либеральный из всех генералов-антинацистов – приказом министра обороны генерала (позднее фельдмаршала) Вернера фон Бломберга был освобожден от своих обязанностей. В июне того же года генерал Курт фон Шлейхер, бывший канцлер и самый опасный соперник Гитлера, был убит в ходе «ночи длинных ножей». Четыре года спустя главнокомандующий сухопутными силами генерал Вернер фон Фрич был дискредитирован с помощью сфабрикованного обвинения в гомосексуализме. Позднее он встретил смерть на поле боя в Польше. Слабый и подобострастный министр обороны Бломберг был вынужден подать в отставку. Его женитьба на проститутке дала Герингу и Гиммлеру предлог, который они искали, чтобы от него избавиться.
Затем Гитлер унифицировал высшее командование сухопутных сил, флота и военно-воздушных сил. Декретом от 4 февраля 1938 года он создал единое «высшее командование вооруженных сил» и фактически сам стал министром обороны. Начальником Oberkommando der Wehrmacht (OKW), как стало называться новое объединенное командование, он назначил своего верного сторонника Вильгельма Кейтеля. Поставив созданные заново военно-воздушные силы, где доминировали нацисты, и менее нацифицированные сухопутные войска и флот под единое начало, Гитлер пытался снизить шансы возникновения оппозиции в вооруженных силах.
Гитлер не смог бы осуществить все это без поддержки немецкого народа, и в том числе восьми миллионов членов партии. Кроме того, он, к несчастью, нашел слишком много сторонников в Англии, Франции, Соединенных Штатах и в других местах по всему миру. Притягательность этого «сильного лидера» не ограничивалась Германией.
Тем, кто сегодня судит о предвоенной Германии и, как это часто бывает, высказывает удивление, почему сами немцы не ликвидировали Гитлера еще задолго до войны, было бы не лишним вспомнить, что Уинстон Черчилль, этот ярый противник германского национализма и искушенный знаток европейской политики, написал в 1935 году в своей книге «Великие современники»:
«Мы не можем сказать, станет ли Гитлер человеком, который однажды снова навлечет на мир войну, способную безвозвратно погубить цивилизацию, или он войдет в историю как человек, восстановивший честь и душевное равновесие великой германской нации и вернувший ее сильной, спокойной и конструктивной в передовые ряды европейской семьи».
Он добавил, что историю борьбы Гитлера «невозможно читать без восхищения, благодаря мужеству, настойчивости и жизненной силе, которые позволяли ему бросать вызов, игнорировать или преодолевать любые авторитеты и сопротивление, преграждавшие ему путь».
Вскоре мистер Черчилль осознал правду и стал главнейшим британским пророком, возвестившим об опасности нацизма. Но его страна не спешила ему верить. В первой «Белой книге», опубликованной британским правительством во время Второй мировой войны, 20 сентября 1939 года, последний британский посол в Германии сэр Нэвил Хендерсон, в целом критикуя основные черты нацистской системы, сказал о Гитлере следующее:
«Было бы бессмысленно отрицать огромные достижения человека, который вернул германской нации самоуважение, дисциплину и порядок. Деспотичные методы, использованные для достижения этого результата внутри Германии, были отвратительны, но они касались только самой Германии. Многие социальные реформы герра Гитлера, несмотря на полное пренебрежение личной свободой мысли, слова и поступка, соответствовали прогрессивным демократическим принципам. Типичными примерами такой диктатуры во благо народа стало движение „Сила через радость“, заботившееся о физическом здоровье нации, но прежде всего организация трудовых лагерей, идею которых, как однажды сказал мне Гитлер, он позаимствовал у Болгарии. Не следует забывать и о том, насколько притягательным был нацизм с его лозунгами для не слишком разборчивой молодежи. Многое из его законодательства в этом отношении сохранится и в новом лучшем мире, в котором Германия с ее поразительной способностью к организации и сделанным в прошлом огромным вкладом в науку, литературу, музыку, высокие цивилизационные цели и гуманизм снова станет играть лидирующую роль».
Что же касается самих немцев, то общеизвестно, что сразу же после прихода Гитлера к власти даже умные люди говорили: «Дайте ему почувствовать вкус власти. Не пройдет и шести месяцев, как он покажет свою неспособность руководить государством. Обязанности правительства погубят нацистов, и тогда мы, немцы, навсегда избавимся от них». Интеллектуалы в особенности поддались иллюзии, что Гитлер и его шайка слишком неотесанны и невежественны, чтобы справиться со сложным механизмом управления. Опыт последних десятилетий показал всем интеллектуалам будущего, что для управления государством «культура» не требуется.
Даже сегодня мы имеем обыкновение впадать в самодовольное и опасное заблуждение, считая Гитлера фигляром, глупцом и сумасшедшим фанатиком. На самом деле он был одним из самых ловких тиранов, которым когда-либо удавалось гипнотизировать народ. Он хорошо понимал «своих немцев». Он поразил простого человека и дал надежду и уверенность миллионам, которые при веймарском правительстве не видели способа преодолеть свои разочарования. Непосредственное знание этих разочарований и иллюзий масс прекрасно подготовило Гитлера к решению задачи обмануть деклассированную, вырванную с корнем несчастную Германию. Он овладел секретом демагогии, состоящим в том, чтобы дать некое объяснение – не важно, насколько правдоподобное, – недовольству масс, а потом пообещать смягчить его. Гитлер убеждал снова и снова, пока самый малограмотный не понял, что в бедственном положении немецкой нации и личном несчастье каждого отдельного немца виноват Версальский договор, евреи и Веймарская республика, то есть демократия. Он обещал безработным занятость, ветеранам – возрождение милитаризма (хотя поначалу это был псевдомилитаризм штурмовиков), утратившим надежду он обещал восстановление германской славы.
Под началом Гитлера возникало ощущение возрождения, и представитель среднего или рабочего класса – «маленький человек» – чувствовал, как растут его шансы в этом мире, и обретал новое самоуважение. По сравнению с этими преимуществами что, в конце концов, значили какие-то там свободы, которыми он жертвовал? Так думал средний немец.
Из-за поражения Германии в Первой мировой войне, инфляции и характера самих немцев гитлеровская пропаганда оказалась успешной. В действительности она была далека от того, чтобы давать правдивую картину сложившейся ситуации. В годы между войнами, не считая послевоенного перемирия 1918–1922 годов, Германия не переживала какой-то более сильной нужды и лишений, чем многие другие европейские страны. Безработица в Германии была значительной, но она была такой повсюду и в Германии никогда не выходила из-под контроля. При Веймарской республике о безработных заботились с помощью страхования от безработицы и субсидий на продукты питания так же, как в Соединенных Штатах и в других странах. Экономически Германия развивалась. Она получила большие займы от США и нарастила свою промышленность и торговлю. Несмотря на то что политика репараций по Версальскому договору была достаточно жесткой, или, выражаясь точнее, невыполнимой на указанных условиях, на самом деле Германия платила мало, не считая поступлений по иностранным займам. Она лишилась некоторых частей своей прежней территории, но с экономической точки зрения эти потери не были катастрофическими. Польский коридор задевал германское самолюбие, но почти не снижал ее шансов на экономическое восстановление и стабильность.