Герои былых времен

Федотова Юлия Викторовна

– Ладно, – обещала сестра по оружию, – будет время – доберемся и до твоего Архипелага. Но сперва надо решить с Мартой. Таскать ее за собой по островам – это, согласись, неразумно.

И Хельги скрепя сердце согласился. Ходок из бывшей жабы вышел никудышный. Дева быстро уставала и принималась молча обливаться слезами. Приходилось объявлять привал, куча времени пропадала впустую.

Июль близился к концу. Среди яркой, сочной зелени редко-редко, но мелькал уже желтый лист – первое напоминание о том, что лето быстротечно. Наступала последняя его треть. А там и сентябрь

не за горами. Начало учебного года… Трое магистров молча, не делясь опасениями друг с другом – чтобы не накаркать! – гнали от себя нехорошие мысли. Что-то будет? Успеют ли вернуться? Если нет, об университете, пожалуй, можно забыть. В третий раз ни за какую мзду не восстановят!

Но в остальном средневековая жизнь казалась им вполне приемлемой. Идти вдоль побережья было куда приятнее, чем по тракту. В любой момент можно освежиться в прохладных водах Океана. И с едой проблем больше не возникало, местные рыбаки охотно делились с путниками добычей. За соответствующее вознаграждение, разумеется.

Орвуд, правда, очень негодовал. Безумие, утверждал он, расплачиваться золотом за простую рыбу. Два принца – именно их, чтобы не пугать народ, отправили за провизией – виновато вздыхали и оправдывались: что, мол, оставалось делать, если медных монет местной чеканки у них не имелось, а золото рыбаки брали без возражений? Гнома коммерческая несостоятельность спутников взбесила окончательно:

– Ослы сехальские! Нет бы взять несколько золотых монет, разменять на здешние медяки и уже ими расплачиваться! Неужели трудно сообразить?

– Ну извини! – развел руками наследник престола Оттонского, не приученный считать ни медяки, ни золото. – Мы, знаешь ли, воины, а не торговцы! В денежных делах не разбираемся.

– Не разбираетесь, так спросите у того, кто умнее! Отдать золотой за пару паршивых палтусов – это умудриться нужно! Целую лодку можно купить, со снастью в придачу!.. – Он никак не мог успокоиться, шел и сердито бубнил себе под нос, пока Эдуард его не отвлек:

– Смотрите, кто-то идет! Может, у него деньги есть? Сейчас поменяем! Не ворчи!

– Не идет, а стоит на месте и не шелохнется, – возразил зоркий эльф. – Странный какой-то!

Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что в полной неподвижности встречного нет ничего странного. Просто это было не живое существо, а каменное изваяние, причем совершенно потрясающей работы. Статуя изображала молодого парня в рыбацкой одежде. Поза его была удивительно естественной: чуть подавшийся вперед корпус, легкий поворот головы… Казалось, кто-то окликнул идущего, тот хотел обернуться, но не успел, застыл и окаменел. А как тонко были проработаны детали! Каждая складочка на одежде, каждый волосок на голове. И что натура не брилась дня три, и что правый глаз у нее косит, веко опущено, а над бровью малоэстетичный прыщ – даже такие мелочи подметил неизвестный ваятель.

– Какая великолепная работа… – начал было восхищаться Аолен, настолько потрясенный совершенством, что даже не задался вопросом, что, собственно, делает прекрасная статуя одна-одинешенька посреди пустынного до безжизненности берега?

– Какая там работа! – перебил Хельги таким

голосом, что эльф невольно обернулся и с удивлением обнаружил: на лицах его спутников застыло то же выражение неземного ужаса, что и на каменном челе изваяния. Да и цветом лица они стали ему под стать.

– Что с вами? – всполошился эльф.

И вдруг понял то, что было очевидно для остальных. Будто вмиг нечто прояснилось в голове. Прекрасная статуя не была творением рук мастера. Этот человек окаменел. – Он давно тут стоит, да? Лет сто или целый год? – сдавленно прошептала Ильза, судорожно цепляясь за рукав Хельги.

Диса мрачно усмехнулась:

– Нет. Посмотрите на его руку.

Левую руку несчастного слегка прикрывала складка плаща, потому они не сразу заметили: в каменных пальцах была плотно зажата мелкая рыбешка. Не каменная – свежая, даже неподпорченная.

Стало совсем страшно.

– За что его так? – подавляя дрожь, выговорил Эдуард.

– Скорее всего, ни за что, – предположил магистр Инг-рем. – Просто встречаются твари, которые взглядом обращают смертных в камень.

– Ой! Никогда про таких не слышал!

– А их у нас мало осталось, – объяснил Хельги с грустью, непонятно к чему относившейся: к горькой ли участи чудовищ, к собственной ли злосчастной судьбе. – Разве что горгоны на некоторых южных островах уцелели. На них охотятся со щитом. Смотрят в щит, как в зеркало, подбираются вплотную к спящим и рубят башку.

При этих словах и сам рассказчик, и другие наемники невольно посмотрели на собственные щиты. Увы! Даже у Меридит, всегда содержавшей в порядке свое военное снаряжение, щит был далек от совершенства. Об остальных и говорить не приходится.

– Безобразие какое! – принялась упрекать демона сильфида. Его щит, самый помятый, исцарапанный из всех, в самом деле не выдерживал никакой критики. – Сотнику стыдно такой иметь! Хоть изредка шлифовал бы!

– Удар держит, и ладно! Мне с ним на балы не ходить, – огрызнулся Хельги.

– При чем тут балы, когда о горгонах речь идет!

– Всего не предусмотришь. А твой щит, думаешь, намного лучше?

– На моем просто следы боевых ударов. А на твоем не то мясо рубили, не то гвозди выпрямляли.

На это замечание прозорливой девицы Хельги предпочел скромненько промолчать. Ему и в самом деле иной раз случалось использовать щит не по прямому назначению. А что? Удобный, всегда под рукой…

– Это злой зверь базилиска! – вдруг невпопад изрекла Марта.

– Чего? – удивилась Меридит.

– Василиск! – сообразил Хельги. – Силы Стихий! Угораздило же так вляпаться!

Объяснять, кто такой василиск, ему не пришлось. Последнюю подобную тварь истребили лишь накануне Первой Мировой, из памяти народов Староземья образ кошмарных птицеголовых чудовищ не мог стереться так скоро.

Аолен удрученно поковырял пальцем каменную щеку несчастного.

– Никогда не думал, что предание о василисках следует понимать столь буквально. Мне казалось, жертва должна просто впадать в оцепенение, а упоминание о камне – лишь художественное преувеличение. Поистине мир еще ужаснее, чем можно себе вообразить.