Герои космодесанта

Торп Гэв

Взгляд сержанта затуманился, но он нашел в себе силы повернуть голову. Его зрачки расширились. В покрытых запекшейся кровью доспехах, с двумя алыми рогами, торчащими из шлема с забралом в виде оскаленной пасти дракона, перед ним предстал пригнувшийся, словно перед прыжком, монстр. Существо выпрямилось, став похожим на восставшее из бездны мифическое чудовище, и сержант увидел огромный, покрытый красной чешуей латный нагрудник. Раскаленный пар, казалось, исходил от фигуры гиганта, словно от вулканической магмы.

— Говорили о склепе, где это? — спросил

кого-то драконоликий гигант, и огненные искры вылетели из закрывающей его рот решетки, словно внутри у него горел костер.

— Уже близко… — ответил какой-то другой голос.

Этот голос звучал как треск пергамента, но в нем чувствовалась властная уверенность.

Хотя они находились вне поля его зрения, Руха сообразил, что последующие за первым сотрясения земли произвели боевые товарищи гиганта.

— Мы здесь не одни, — произнес третий голос, низкий и глубокий, клокочущий, как бурлящая лава.

— Саламандры, — с нескрываемым сарказмом сказал драконоликий гигант.

— Тогда нам лучше поторопиться, — отозвался другой голос. — Я не хочу пропустить такое.

Руха услышал звук тяжелых шагов, приближающихся к нему, и почувствовал на себе зловещий взгляд одного из закованных в латы гигантов.

— Этот все еще жив, — рявкнул монстр.

Взгляд у Рухи был затуманен, однако сержант смог почувствовать исходящий от доспехов запах меди и едкое зловоние сгоревшего прометия.

— Выживших быть не должно, — сказал второй голос. — Убей его побыстрее. У нас нет времени на развлечение, Рамлек.

— Жалко…

— Импе… — попытался было произнести Руха, но тут его мир поглотил огонь.

Черные ворота Цирриона раздвигались неспешно.

Бронированный конвой Астартес, громыхая, проследовал в поджидающую его тьму. Через несколько мгновений ворота за ними закрылись. Протянутые вдоль боковых стен галогеновые лампы, весело замерцав, осветили огромную металлическую камеру, широкую настолько, что все проходящие сейчас транспорты могли бы ехать по ней развернутым строем.

Брошенные стратосийские машины стояли у стен, отбуксированные туда командами расчистки. Склады выведенного из строя оборудования занимали всю площадь вокруг оставленных бронемашин. Камуфляжные сетки, люминаторные устройства и вспомогательные комплекты снаряжения — все было брошено. Все, кроме оружия. Все, до последнего ствола, было востребовано обороняющимися.

Для сохранения стабильности городской атмосферы герметично запечатываемая с внешней стороны камера имела на противоположной стороне еще одни ворота. Саламандры преодолели половину длинного и широкого коридора, когда эти вторые ворота с шипением, обусловленным перепадом давления, открылись и конвой въехал наконец в город.

Окраины ночного города были погружены во тьму.

Пустынные улицы растворялись во мраке, а здания лежали в руинах, и пробоины зияли как раны. Огонь опалил стены, а кровь омыла улицы. Отчаяние повисло в воздухе и ощущалось почти физически, как затхлый воздух. Смерть пришла в Циррион и цепко держала

его в своих костлявых руках.

Как и все ульи, Циррион в наиболее густо населенных кварталах был похож на многоуровневые соты. Гравитационные лифты связывали эти желто-голубые плато-мегаполисы. Кое-где, спустившись на подуровни, можно было получить доступ к устремленным вниз эксплуатационным шахтам или к огромным подземным грузовым площадкам. Если же посмотреть наверх, то можно увидеть плотные массы дыма, причудливо клубящегося под самым куполом. Когда в серо-черном смоге образовывались просветы, сквозь них проглядывала густая пелена облаков и ослепительные дуги молний — свидетельство того, что по ту сторону купола бушует очередной атмосферный шторм.

С точки зрения тактики, город представлял собою кошмарный лабиринт, состоящий из скрытых ям, рукотворных «каменных мешков» и простреливаемых со всех сторон «убойных» зон. Дороги были перегорожены противотанковыми ежами, а почти все улицы заставлены столбами с колючей проволокой. Груды щебня и покореженной техники создавали импровизированные баррикады и непреодолимые рубежи.

Саламандры доехали вплоть до площади Аереона, некогда одного из популярных городских рынков, когда обрушившиеся здания, обгорелые остовы техники и путаница колючей проволоки сделали невозможным дальнейшее продвижение тяжелых бронетранспортеров.

Это было только первое из множества ожидающих их препятствий.

— Выгружаемся, Саламандры! — раздался по воксу строгий голос Кадая. — Три группы квадрат за квадратом обыскивают район! Машины оставляем здесь. Дальше пойдем пешком.

— Пусто! — стоя перед входом в один из муниципальных храмов Цирриона, крикнул Ба'кен, голосу которого вокс придал странное металлическое звучание.

Темный дверной проем зиял, как жаждущая пасть, а сгустившийся внутри мрак, казалось, таил в себе угрозу.

Раздавшийся у него за спиной приказ Дак'ира был краток и ясен:

— Сжечь!

Ба'кен поднял свой тяжелый огнемет и окатил пространство по ту сторону двери жидким прометием. Мгновенная вспышка, как факел, осветила широкий холл и даже дала увидеть, что находится дальше, прежде чем погаснуть, оставив после себя только мерцающие угли.

— Все чисто! — крикнул Бак'ен и, не выпуская из рук своего громоздкого оружия, отступил в сторону, позволив сержанту и нескольким боевым братьям пройти внутрь.

Сержанту Локу и его опустошителям было приказано оставаться в арьергарде и занять позицию у входа, в то время как Ба'кен должен последовать в здание вслед за тактическим отделением.

Дак'ир быстро вошел, и его отделение рассыпалось веером, перекрывая все возможные направления атаки противника.

Они почти уже час бродили по городу, обыскивая развалины трех жилых кварталов, и до сих пор еще не вступили в контакт ни с имперскими силами, ни с врагом. Отчеты от двух других штурмовых групп, регулярно поступающие в шлемные передатчики Астартес, тоже не отличались разнообразием.