Герои Первой мировой
Шрифт:
Однако успех корниловской армии был сведен на нет поведением ее соседей — частей 7-й и 11-й армий. Добившись первоначального успеха, войска быстро выдохлись, начали митинговать, обсуждая боевые приказы или вовсе отказываясь выполнять их. А после первого же контрудара в панике покатились назад, сдавая Галич, Калуш, Тарнополь… Начался общий отход Юго-Западного фронта. Его главнокомандующий генерал от инфантерии А.Е. Гутор выправить ситуацию уже не мог.
В такой обстановке 7 июля Гутор был отстранен Ставкой от командования и передал полномочия Корнилову. 10 июля Лавр Георгиевич вступил в должность главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта официально. Таким стремительным взлетом по карьерной лестнице Корнилов был обязан комиссару 8-й армии М.М. Филоненко и комиссару Юго-Западного фронта Б.В. Савинкову. Они сообщили военному и морскому министру А.Ф. Керенскому, что «операции должны быть объединены командованием того
В первый же день командования фронтом Лавр Георгиевич отдал следующий приказ: «Самовольный уход частей я считаю равносильным с изменой и предательством, поэтому категорически требую, чтобы все строевые начальники в таких случаях не колеблясь применяли против изменников огонь пулеметов и артиллерии. Всю ответственность за жертвы принимаю на себя, бездействие и колебание со стороны начальников буду считать неисполнением их служебного долга и буду таковых немедленно отрешать от командования и предавать суду». Этот приказ, шокирующе звучавший на фоне уже ставших привычными революционных «свобод», стал только началом целого комплекса мер по выправлению ситуации на Юго-Западном фронте. В тылу были спешно сформированы заградотряды из юнкеров и бойцов ударных батальонов, которым были даны права на месте расстреливать дезертиров и мародеров. Одновременно новый главком фронта жестко поставил перед Временным правительством вопрос о восстановлении в армии отмененной еще в марте 1917 года смертной казни и военно-полевых судов. «На полях, которые нельзя даже назвать полями сражений, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия еще не знала с самого начала своего существования, — писал Корнилов. — Смертная казнь спасет многие невинные жизни ценою гибели немногих изменников, предателей и трусов».
При этом Лавр Георгиевич обращался к правительству в тоне, который вряд ли мог себе в то время позволить кто-либо из русских генералов: «Я заявляю, что Отечество гибнет, а потому, хоть и не спрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах для сохранения и спасения армии… Сообщаю вам, стоящим у кормила власти, что Родина действительно накануне безвозвратной гибели, что время слов, увещеваний и пожеланий прошло, что необходима государственно-революционная власть. Я заявляю, что если правительство не утвердит предлагаемых мною мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию и использовать ее по действительному назначению защиты Родины и Свободы, то я, генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя обязанности командующего».
Безусловно, А.Ф. Керенского уже тогда насторожил резкий ультимативный тон корниловских заявлений. Однако выбирать не приходилось — в катастрофические для фронта дни Корнилов был необходим. 9—12 июля все предложенные им меры были официально утверждены Временным правительством и Верховным главнокомандующим. И эти жесткие меры — запрет митингов и революционной агитации, введение смертной казни — действительно помогли. Ценой неимоверных усилий Корнилов смог спасти Юго-Западный фронт, задержать бегущие в панике войска на линии старой государственной границы России — на линии реки Збруч. За четыре дня были потеряны все территории, которые русская армия оплатила своей кровью в 1914—1916 годах. Убитыми и ранеными наши войска потеряли 20 тысяч человек, пленными — 41 тысячу, трофеями австрийцев стали 257 орудий, 191 миномет и бомбомет, 546 пулеметов, но линия фронта перестала сдвигаться на восток, и это было действительно все, что мог сделать Корнилов в катастрофической ситуации. «Заслуга предотвращения окончательного крушения принадлежит по праву тому, кто в дни Галича и Калуша командовал 8-й армией, а в дни Тарнополя возглавил агонизировавший фронт и вернул его к жизни на скалистых берегах Збруча, — писал в своей «Истории Русской армии» А.А. Керсновский. — В неслыханно трудной обстановке держал здесь Корнилов экзамен на полководца и выдержал его».
Лавр Георгиевич был единственным главнокомандующим фронтом, который отсутствовал в Могилёве во время совещания Ставки по итогам летнего наступления. Но именно на том совещании 16 июля Керенский убедился в том, что Корнилов как никогда подходит на пост Верховного главнокомандующего русской армией. Занимавший эту должность с 22 мая А.А. Брусилов, искренне веривший в возможность
Почему же новый министр-председатель Временного правительства, одновременно остававшийся военным и морским министром, так «вцепился» в Корнилова?.. На этот вопрос существуют два ответа. Самый простой, «внешний», звучит так: фигура Корнилова действительно очень годилась на роль «главного генерала» России. Молодой, храбрый, решительный, знаменитый на всю страну еще с 1916-го, безоговорочно приемлющий революцию, буквально за неделю выправивший катастрофическую ситуацию на Юго-Западном фронте. Комиссары фронта Б.В. Савинков и М.М. Филоненко так описывали Корнилова в письме Керенскому: «Генерал Корнилов заслужил доверие российского офицерства, особенно фронтового, и честно защищает завоевания революции. Он стремится также к примирению офицерского корпуса с Временным правительством. Его правильно направленная энергия и организаторский талант должны послужить республиканской России не завтра, а сегодня. Завтра, господин министр-председатель, может быть реально поздно».
Но была и вторая, скрытая причина стремительного выдвижения Керенским Корнилова. Верховным он был назначен вовсе не потому, что Керенский мечтал видеть на этом посту талантливого генерала-патриота и наконец отыскал такого. Не забудем, что Керенский, как и все Временное правительство, существовал не сам по себе, а выполнял задание организаторов Февральского переворота, «хозяев» и «союзников» по Антанте, преследовавших одну цель — развалить Россию и вывести ее из войны. А для этого прежде всего нужно было развалить русскую армию. Именно поэтому самым первым документом новой власти, созданным 1 марта, еще до отречения императора, был подрывавший основы офицерской власти Приказ № 1, который в мае был дополнен «Декларацией прав солдата и гражданина». Два этих документа подкосили русскую армию так, как ни одно самое кровопролитное сражение до этого. Но даже будучи смертельно больной, армия еще продолжала жить и сражаться. Еще оставались тысячи, десятки тысяч верных присяге генералов, офицеров и солдат, выполнявших свой долг, были готовые умереть за Родину бойцы ударных батальонов. И одним махом вычеркнуть их, списать со счетов просто так, без всякого повода, было невозможно.
Единственным средством оставался… мятеж. Военных, открыто проявивших недовольство разрушением страны и армии, легко можно было объявить вне закона. Но чтобы они пошли на такое выступление, им нужен был авторитетный вождь, лидер. Ни мягкий по натуре М.В. Алексеев, ни стремившийся угодить всем подряд А.А. Брусилов на эту роль не годились. Таким лидером и должен был стать, по мысли Керенского, активный, пользующийся огромным авторитетом в армии Л.Г. Корнилов. Назначив его на пост Главковерха, Керенскому можно было не беспокоиться — рано или поздно энергичный Корнилов начал бы действовать, и его действия неизбежно вошли бы в противоречие с политикой правительства. После этого Главковерха можно было объявить мятежником и под этим предлогом окончательно разгромить армию изнутри…
Обо всем этом Лавр Георгиевич, конечно, не подозревал, но с самого начала догадывался, что с его назначением что-то нечисто. Во всяком случае, он решил подстраховаться и сразу же поставил перед Керенским условия, на которых соглашался занять пост Главковерха — ответственность перед своей совестью и народом, полное невмешательство правительства в оперативные распоряжения и назначения высшего комсостава, распространение недавно введенной на фронте смертной казни и запретов на митинги на те местности тыла, где расположены армейские пополнения. Требования звучали весьма резко, при желании Корнилова можно было обвинить в намерении стать военным диктатором. Но пока в планы Керенского это не входило, поэтому он согласился со всеми выдвинутыми Корниловым условиями.
Уже 30 июля на совещании с министром путей сообщения и продовольствия Лавр Георгиевич изложил свою программу вывода армии и страны из кризиса: «Для окончания войны миром, достойным великой, свободной России, нам необходимо иметь три армии: армию в окопах, непосредственно ведущую бой, армию в тылу — в мастерских и заводах, изготовляющую для армии фронта все необходимое, и армию железнодорожную, подвозящую это к фронту». Эта схема затем применялась дважды уже в Советской России — во время Гражданской и Великой Отечественной войны. Именно так и только так мог сработать лозунг «Всё для фронта, всё для победы».