Герои Первой мировой
Шрифт:
Но для пораженной многими вирусами России такие разумные (а вообще говоря, элементарные для любой воюющей страны) методы уже казались не чем иным, как военной диктатурой. «Левая» пресса, в которую попали предложения Корнилова, подняла вой, обвиняя генерала в «бонапартизме». В то же время все здоровые силы России связывали свои надежды именно с ним. 13 августа 1917 года прибывшему на Государственное совещание в Москве Верховному устроили триумфальную встречу на Александровском вокзале — под бурные аплодисменты и крики «Ура Корнилову!» офицеры на руках вынесли его с перрона на площадь. О том, как было встречено появление Корнилова на совещании, вспоминал П.Н. Милюков: «Низенькая, приземистая, но крепкая фигура человека с калмыцкой физиономией, с острым пронизывающим взглядом маленьких черных глаз, в которых вспыхивали злые огоньки, появилась на эстраде. Почти весь зал встал, бурными аплодисментами
Правда, надежда Корнилова на то, что опираться в проведении этих мер нужно исключительно на Временное правительство, быстро рассеялась. Произошло это после совещания, на котором Корнилов докладывал Керенскому и другим министрам о подготовке операций Юго-Западного фронта. Но когда речь зашла о сугубо секретных подробностях, Керенский внезапно прервал генерала и перевел разговор на другие темы. А потом уже Лавру Георгиевичу объяснили, что один из членов правительства, министр земледелия В.М. Чернов… работает на германскую разведку, и в его присутствии никаких военных вопросов лучше не обсуждать. При этом никто Чернова не арестовывал и даже не собирался этого делать…
Этот случай на многое открыл Корнилову глаза. Раньше он полагал, что источник всех бед России — расплодившиеся после марта советы и комитеты, но теперь понял, что и в самом правительстве открыто заседают предатели. А обстановка в стране становилась тем временем все более тревожной, причем в самых разных сферах. В тылу нарастал хаос — продолжали обесцениваться деньги, сокращалось промышленное производство, анархия, погромы и беспорядки захлестывали все и вся. 14 августа 1917 года произошел огромный взрыв пороховых заводов и складов в Казани, было уничтожено 542 здания, почти два миллиона пудов нефти, около миллиона снарядов, 12 тысяч пулеметов (чуть меньше половины того количества, что русская промышленность изготовила за всю войну). Через шесть дней в результате локального германского наступления на Северном фронте пала Рига, распропагандированные войска, ее оборонявшие, отступали в такой панике, что немцы не успевали их преследовать. Ободренное успехом германское командование начало планировать наступательную операцию на Ревель (Таллин) и Петроград. А контрразведка сообщила Корнилову о том, что на конец августа в столице запланировано вооруженное восстание большевиков. Все говорило Верховному главнокомандующему о том, что медлить больше нельзя…
Однако не следует думать, что Лавр Георгиевич затевал что-то втайне от Временного правительства или против него. Да, после случая с Черновым он был уверен, что в Кабинете министров есть явные враги, но ведь от них можно избавиться и создать новый, «честный» кабинет. В течение 24—25 августа в Могилёве Корнилов изложил свое видение дел доверенному лицу Керенского — управляющему Военным министерством Б.В. Савинкову. Керенскому Верховный главнокомандующий предлагал временно перебраться в Ставку, а Петроград (а затем и всю страну) перевести на военное положение и подвергнуть жесткой «чистке»: арестовать продавшихся неприятелю министров, распустить советы, милитаризировать заводы и железные дороги, запретить забастовки и стачки, вывести из крупных городов вконец разложившиеся гарнизоны. В столице эту операцию должны были осуществить войска Отдельной Петроградской армии, которая подчинялась бы напрямую Верховному. Ее командующим сначала должен был стать генерал от инфантерии И.П. Войшин-Мурдас-Жилинский, однако затем Корнилов предложил кандидатуру генерал-лейтенанта А.М. Крымова. Костяк новой армии должны были составить 3-й кавалерийский корпус, командиром которого был Крымов, и Кавказская Туземная конная дивизия.
Еще раз повторимся: этот план Корнилов изложил Савинкову, а тот сообщил его Керенскому. Министр-председатель Временного правительства все начинания Корнилова одобрил, и 26 августа 1917-го Отдельная Петроградская армия двинулась к столице. Вечером того же дня в Ставке Корнилов обсудил с М.М. Филоненко и А.Ф. Аладьиным проект реформы правительства, которое должно было получить название «Совет народной обороны». Возглавить СНО должен был Корнилов,
Таким образом, вся затевавшаяся Корниловым реформа, вернее, целый комплекс реформ, выглядела абсолютно легальной и производилась с ведома и одобрения правительства. С его санкции шли разговоры о диктатуре, с его санкции двигался на Петроград корпус генерала Крымова. Тем страшнее оказался предательский удар, нанесенный Лавру Георгиевичу Керенским…
Прологом для него послужил неожиданный визит 25 августа в Ставку В.Н. Львова — в недавнем прошлом обер-прокурора Святейшего синода, политика, знакомого Корнилову лишь шапочно. С порога назвавшись представителем Керенского, он заявил Верховному главнокомандующему следующее: если дальнейшее участие Керенского в управлении страной вредит интересам России, премьер готов уйти из правительства и хочет знать мнение Корнилова на этот счет. В ответ Лавр Георгиевич обрисовал кризисную ситуацию в стране и на фронте и заметил:
— По моему глубокому убеждению, единственным исходом из тяжелого положения страны является установление диктатуры и объявление страны на военном положении. Я лично не стремлюсь к власти и готов немедленно подчиниться тому, кому будут вручены диктаторские полномочия, будь то сам Александр Федорович Керенский, генерал Алексеев, генерал Каледин или другое лицо.
— Такое решение ввиду тяжелого положения страны не исключается, — заявил Львов, — и, думаю, правительство само придет к необходимости диктатуры и, весьма возможно, предложит обязанности диктатора вам.
— Если бы так случилось, я не отказался бы от такого предложения, — сказал Корнилов. — Я всегда считал, что страну может спасти только твердая власть. Но прошу вас передать Керенскому, что участие в управлении страной его и Савинкова я считаю безусловно необходимым.
Тем диалог и закончился. Как видим, ничего заговорщического в его содержании не было — речь шла исключительно о том, как бы спасти Временное правительство и страну путем санкционированной этим самым правительством диктатуры, которая, как мы уже видели выше, предполагалась отнюдь не личной, а коллективной, в виде Совета народной обороны.
А дальше начался почти криминальный сюжет. Вернувшись 26 августа в Петроград, Львов немедленно направился к Керенскому и сообщил, что Корнилов намеревается… отстранить его, Керенского, от власти и стать диктатором. Керенский вызвал Корнилова к прямому проводу и попросил подтвердить верность сказанных им Львову слов (не уточняя при этом, каких именно). Не ожидавший никакого подвоха Корнилов подтвердил, что сказанные им Львову слова верны, после чего Керенский немедленно собрал срочное заседание Временного правительства, объявил действия Корнилова военным мятежом, Львова арестовал как его посланца (!), приказал задержать 3-й кавалерийский корпус на подступах к Петрограду и потребовал у правительства диктаторских полномочий, которые ему были тут же предоставлены. 27 августа о Корниловском мятеже узнала вся Россия. На следующий день Лавр Георгиевич был отчислен от должности с преданием суду за мятеж. После того как Верховным главнокомандующим отказались стать генералы В.Н. Клембовский и А.С. Лукомский, 1 сентября 1917 года эту должность занял сам Керенский…
Реакцию честного и прямодушного Корнилова на все это можно только вообразить. Он ведь считал, что действует заодно с Керенским, и 3-й конный корпус двигался к столице с его ведома и одобрения!.. А тут — абсолютно необъяснимое поведение премьера. Шокированный происшедшим, Лавр Георгиевич отказался покидать свой пост и 28—31 августа обратился из Могилёва с рядом воззваний к армии: «Вынужденный выступить открыто — я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное Правительство, под давлением большевицкого большинства Советов, действует в полном согласии с планами Германского генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье, убивает Армию и потрясает страну изнутри…» Но даже в этих пропитанных чувствами оскорбленного человека воззваниях, сжигавших мосты между Корниловым и Временным правительством и явно составленных наспех (так, слова «…вынужденный выступить открыто» давали повод думать, что какой-то тайный заговор в Ставке действительно был), содержались призывы к власти одуматься и создать Совет народной обороны.