Герои русского парусного флота
Шрифт:
На рассвете 28 апреля 1807 года флот внезапно для турок бросил якоря подле анапского берега. Надворный советник Дандри при флагоносце и барабанщике прибыл в крепость с предложением о сдаче. Турки с парламентёрами разговаривать не пожелали.
— Что ж, — пожал плечами Пустошкин. — Вольному воля! Начинаем!
Вступив под паруса, эскадра подошла к берегу и открыла беглый огонь. Неприятель отвечал незамедлительно. Весь день над волнами стелились клубы порохового дыма, разгорячённые орудия не успевали окачивать едким уксусом. И чем дальше, тем очевидней становилось, что турки начинают выдыхаться. Огонь их, поначалу кучный
А перед самым заходом солнца сюрприз — к флоту прибыл на бриге маркиз де Траверсе. Озадаченный Пустошкин уже готовился было сдать командование старшему по чину, но маркиз прислал шлюпкой письмо, объявив, что является здесь только гостем, а не начальником. Случай сам по себе редкостный для русского флота. Что-что, а «гостями» российские флотоводцы на полях бранных никогда не бывали! Но Семёну Пустошкину, наверное, в эти часы было не до умствований особых. Посланные им передовые баркасы уже вовсю мерили подходы к берегу. А только встало солнце, туда были высажены гренадерские батальоны. С развёрнутыми знамёнами и барабанным боем они двинулись на крепость.
Видя, что нападающие настроены самым решительным образом, анапский Янычар-ага сам напросился на новые переговоры о сдаче. Но, как оказалось, это была уловка едва десант остановился, крепостная артиллерия открыла по нему яростный картечный огонь. Снова прозвучал сигнал к атаке, и снова солдаты устремились на приступ. Поддерживая наступающих, вплотную к берегу подошли и корабли. Огонь их был всесокрушающ! Анапский форштадт был разнесён буквально в щепки. Затем ядра начали крушить крепостные стены. Гренадеры ещё и не подошли к крепости, как городские ворота внезапно распахнулись и оттуда повалили толпы турок.
— Никак контратакуют! — сжал кулаки Пустошкин. — Ставь пушки на картечь дрефгагельную! Будем пехоту выручать!
Однако спасать никого не пришлось. К изумлению русских моряков, турки бросились врассыпную, крепость была пуста. Но радоваться пока причин не было. В раскрытые ворота навстречу потоку убегавших в город уже устремился иной поток. То разбойники-черкесы, чуя лёгкую поживу, бросились грабить пустую Анапу.
— Вот хищники! — возмущались на кораблях. — Щас мы вам всыплем!
И всыпали! Да так, что гордые сыны гор так же стремительно ретировались, как только что нападали. А в город уже вступали русские батальоны. Биограф Пустошкина Ф. Савваитов писал об этих незабываемых минутах: «В это время посланный с фрегата „Воин“ для занятия двух турецких судов храбрый мичман Неверовский, заметив, что неприятель удалился от прилегающей к морю стороны крепости, поспешил к берегу, взошёл на бастион с шестью бывшими при нём матросами и поднял на нём наш кайзер-флаг. Радостное „ура!“ всей эскадры огласило черноморские воды и приветствовало победоносного орла русского».
Остаток дня прошёл в отыскании пороховых погребов и хлебных складов. Покорённую крепость осматривал уже с видом победителя сам маркиз Траверсе. Поучал Пустошкина, что и как надлежало бы лучше ему сделать. Тот по причине своей всегдашней спокойственности и почтительности не перечил, молча кивая головой.
Вскоре маркиз убыл обратно, а Семён Пустошкин, захватив в прибрежных водах ещё с полдесятка гружёных товарами призов и взорвав крепостные бастионы, повёл эскадру в Севастополь. Навстречу
Император Александр был приятно удивлён столь быстрым и удачным исходом экспедиции. После поражения на полях европейских войн известие с берегов Чёрного моря радовало особо. По случаю анапской победы в придворной церкви служили благодарственный молебен.
ПОД ТРАПЕЗУНДОМ
Корабли Анапской эскадры ещё только швартовались к причальным стенкам, а в Николаеве уже происходили события, которые скоро самым прямым образом коснулись Пустошкина.
В столицу Черноморского флота прибыл российский консул Рубо де Понтевезо, до войны находившийся в Трапезунде. С началом боевых действий консула арестовали, но затем, сменив гнев на милость, обменяли на какого-то важного пашу. Консул вернулся в Россию не с пустыми руками. Горя мщением, он горячо убеждал де Траверсе в лёгкости захвата Трапезунда.
— Войск в Трапезунде нет совсем, и даже тысячного десанта вполне хватит, чтоб овладеть крепостью, наведя на турок страх великий!
Маркиз сомневался. Но консул приводил новые и новые доводы:
— Помимо того, твёрдо знаю, что тамошние христиане только и ждут, чтобы соединиться с нами. Вот и план крепости трапезундской имею, мною рисованный, и карту рейда со всеми глубинами!
В общем, убедил! Теперь и сам де Траверсе размечтался о новой победе. Когда же стал вопрос, кого назначать начальником Трапезундской экспедиции, маркиз долго не думал:
— Конечно, Пустошкина! Он старательный, он справится!
Самого контр-адмирала, естественно, о желании никто не спрашивал. Едва же корабль «Ратный» бросил якорь-дагликс в Севастопольской бухте, как Семёна Пустошкина ждал уже новый ордер: готовить эскадру для похода к берегам трапезундским.
Нельзя сказать, что был контр-адмирал своим новым назначением доволен. Опытный моряк, он понимал, что Трапезунд — это не Анапа. Трапезунд — крепость первоклассная, и с ходу овладеть ею нет никакой возможности, всё будет решать длительная осада или кровавый штурм.
Отписал Семён Афанасьевич письмо жене о своих делах, порадовался известию о прибавлении в семействе и принялся снаряжать корабли в новый поход. Для атаки Трапезунда Пустошкину были дадены тридцать три вымпела. Погрузили десант: полтавских мушкетёров, егерей, полевую артиллерию.
31 мая в шесть утра при тихом норд-остовом ветре эскадра покинула Севастополь. Впереди кильватерной колонны под контр-адмиральским флагом — линейный корабль «Ратный». За ним дозорное судно — шхуна «Экспедицион». Её командиру Ивану Елизарову поручена задача сложная и ответственная — передать трапезундскому паше предложение о капитуляции незамедлительной.
На подходе к Трапезунду завернул Пустошкин эскадру к небольшому порту Платан. Атака русских кораблей была внезапна и неотразима. В какие-то полтора часа все стоявшие в порту суда были перетоплены, а береговые батареи расстреляны напрочь. Пока Пустошкин громил Платанский порт, к Трапезунду подошёл второй его посланец — бриг «Елизавета».