Герои смутного времени
Шрифт:
Солнце начала потихоньку клониться к закату, как со стороны промзоны снова по блоку заработали два духовских пулемета. Уже даже как-то привычно рота ответила из АГС, а миномет плюнул двумя минами.
Но тут же, неожиданно, огонь был открыт со стороны многоэтажного дома. С блока заработал другой АГС, и включился второй миномет.
И вот тут с третьего здания духи массированно выпустили несколько гранат из РПГ. Попов в этот момент находился у блиндажа Логвиненко. Он снова пытался выйти по рации на начальника артиллерии.
Это, видимо, его и спасло. Часть
Результат был ужасен. И хотя мины, лежавшие у «подносов», к счастью, не сдетонировали, хватило и того, что было.
Миномет завалился на бок, а личный состав разметало по сторонам. Расчет второго миномета бросился к спасительному блиндажу, но один человек не успел. Он попал под снайперский выстрел, и рухнул на половине пути.
Духи обстреливали блокпост еще пару десятков минут. Но теперь видимых целей для них не было. Боевики попытались подобраться поближе, но были встречены пулеметным огнем, и отошли.
На землю опустились сумерки. Стрельба снова прекратилась.
Воспользовавшись этим, Юра, и несколько человек из пехоты подобрались к опрокинутому миномету. Все три бойца, которые составляли его расчет, были мертвы.
— Может и к лучшему, — тихо сказал сам себе Попов, — нам все равно нечем лечить. Мучились бы, орали. А помочь нельзя. Уж лучше так.
Попов осмотрел упавший миномет. Прицел разбился, двунога-лафет согнулась — в общем, стрелять из него было не то, чтобы вообще нельзя, но практически нереально.
— Так, три человека, и миномет. Что же будет дальше?
Странное дело, но Юра почему-то не чувствовал никакого ужаса от того, что произошло. То ли все человеческие чувства у него отключились, то ли он начал уже потихоньку сходить с ума, то ли, сам не зная того, был настолько мужественен, что относился к войне, как к работе. А смерть воспринимал как неизбежный профессиональный риск.
Лейтенант сходил в блиндаж за своими живыми бойцами, и вызвал их к уцелевшему миномету. Вышли Толтинов, Воробьев, Рагулин и Соловьев — второй из друзей — «алкоголиков».
— Братцы! — сказал Попов. — Война еще не закончилась. Или мы тут все отобьемся, или нас тут всех убьют. Другого варианта нет… Как там, кстати, Николаев?
— Живой, — ответил Воробьев. — Сидит в углу, матом ругается.
— Надо его в пехоту отправить, — задумчиво сказал лейтенант. — Нечего ему там прохлаждаться. Надо родине послужить.
В этот момент подошел Логвиненко.
— Надо посоветоваться, — сказал он. — Отойдем в сторонку.
Ситуация была еще хуже, чем представлялось Юре. Как выяснилось, в первый день рота выпустила по противнику половину своего боезапаса. Ротный несколько раз выходил на Мязина, но тот, в конце — концов, прямо ответил ему, что у них у самих очень жарко, стрельба по ним практически не прекращается, потери растут, вырваться из расположения они не могут, потому что дорога оказалась заминированной, а разминировать ее под таким обстрелом нереально. И так уже потеряли танк и две БМП. Причем из экипажей спасти удалось далеко не всех. Так что на скорую помощь рассчитывать нечего.
Тем более что здесь, типа, у них, еще не самая задница, по сравнению с тем, что творится в центре города.
— В общем, — сказал Логвиненко. — Придется отстреливаться потише. Иначе нас надолго не хватит. А потом, если что — будем прорываться к своим. Других вариантов не вижу.
— У меня еще полно мин, — ответил Попов. — Только вот миномет уцелел только один. И я даже не знаю, что делать. Опять ставить его на старое место я не буду — я и так уже троих потерял. Это просто самоубийство.
— Знаешь что, — задумчиво проговорил ротный. — А давай-ка ты его поставишь вон к той стене. Там типа укрытия получается спереди и сзади. И пусть твои периодически по мине пускают по крыше вот этого комплекса. Тогда там точно никто на нас не полезет, а я оттуда своих переброшу на другие участки, а?
Юра моментально оценил полезность предложения, и тут же согласился. Воробьев и компания перетащили миномет в указанное место, собрали туда все мины, которые оставались еще на старой позиции, и принесли два ящика из машины.
Попов сам настроил полупрямой наводкой миномет, и опробовал прицел. Мина перелетела крышу и разорвалась где-то там сзади. Понадобилось еще две мины, чтобы крыша оказалась точно пристрелянной.
— Вот на этих установках прицела и работайте, — веско предупредил расчет лейтенант. — Сами ничего не переустанавливайте! Никакой самодеятельности! По одной мине каждые полчаса.
Юра знал, что из-за постоянно меняющихся метеоусловий мины все равно будут падать в разных местах. Но это было даже и хорошо. Угадать, куда она упадет в следующий раз, было почти невозможно.
Трупы снесли в один из блиндажей. Раненых перенесли в другой. Логвиненко выделил двух легкораненых солдат, чтобы они смотрели за ними. Николаева Попов лично отвел на позиции, и добавил:
— Вот теперь сам посидишь под пулями, которые ты духам продал!
Сержант молчал, сцепив зубы. Встретили его пехотинцы угрюмо. Его проступок, на который они еще вчера бы не обратили никакого внимания, (а предоставься такая возможность, смотри, и сами бы сделали также), сегодня выглядел в их глазах уже как настоящее преступление. Николаев попросил их дать ему закурить, но никто даже и головы не повернул.
Минут через десять блокпост снова обстреляли. Но как-то не особо активно. Рота огрызнулась, явно экономя патроны, и духи куда-то отошли.
— Мы им пока не мешаем, — сказал Логвиненко Попову, — так, побеспокоят, и отойдут. Жаль, что мы тут сидим, как в клетке. И ничего не знаем… Наступление всегда лучше обороны. Ждать и догонять — хуже нет. Бездействие разлагает, а от постоянного напряжения может крышу сорвать… И очень хочется жрать…
Да, вдобавок ко всему, есть было нечего вообще. Сухпай добили еще вчера — никто же не рассчитывал на такое страшное развитие событий. По идее, сегодня уже должны были подвезти и горячую пищу, и свежую воду. Но теперь рассчитывать ни на то, ни на другое было невозможно.