Герои, жертвы и злодеи. Сто лет Великой русской революции
Шрифт:
В окопах он не бывал, а передвигался в специальном железнодорожном составе, про который рассказывали легенды. Это были пассажирские вагоны 1-го класса и царские салон-вагоны. Кроме штабного, в поезде Троцкого располагались его секретариат, телеграф, электростанция, библиотека, типография и баня. Состав «обслуги» насчитывал 250 человек, включая латышских стрелков, личную охрану, шоферов и путевых рабочих. Кроме того, в состав был включен царский вагон-гараж. (Троцкий имел несколько роскошных автомобилей, а временами даже два самолета). Контингенту поезда (так называемым «поездникам») выдавались высокие оклады и кожаное обмундирование с крупным металлическим знаком на левом рукаве, специально отчеканенным на Монетном дворе.
В
Для поезда специально выделялись шоколадные конфеты «Трюфели», «Флепи яблочные», карамель «Парфэ», всего 180 пудов 35 фунтов. Выдача эта производилась даже в августе 1919 года, когда поезд стоял на приколе в Москве на Николаевском вокзале. А в это время на фронтах Гражданской войны создалось угрожающее положение, а в стране свирепствовал голод.
В записках инженера В.Э. Строге приведены «Куплеты о военном комиссаре Троцком» из сатирической оперы «Орфей в саду», поставленной в Киеве в 1919 г. (при «белых»).
А кто-то жил в салон-вагоне,Совсем, как прежний царь на троне.В роскошной ванне тут же брился,Затем он за обед садился.Четыре повара всегдаБорцу труда Обед варили!При этом Лев Давидович не забывал о своей главной задаче. Машина уничтожения прежней России заработала на полную мощь еще задолго до трагического 1937 года, когда она обрушилась уже на самих творцов революции. Ее главным создателем и идеологом был поначалу вместе с Лениным именно Троцкий. Он был автором людоедских приказов по массовому уничтожению «контрреволюционеров», он был основателем первых концлагерей (приказ № 31), приказов по расстрелу заложников. Именно он, а не Сталин, первым ввел в Красной армии заградотряды, беспощадно расстреливовавшие из пулеметов отступающих. Именно Троцкий, а не Дзержинский, был и создателем ВЧК. По крайней мере, сама идея этого карательного органа принадлежала Льву Давидовичу.
Если Ленин писал секретные записочки о «массовидности» террора, то Троцкий говорил об этом, не стесняясь, с трибун. Так, выступая в 1918 году в Курске перед партактивом, председатель Реввоенсовета Троцкий заявил: «Чем мы можем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи, – только террором! Террором последовательным и беспощадным. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобиться, сможет уничтожить десятки тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти…»
И дальше он еще более цинично добавил: «…Патриотизм, любовь к родине и своему народу…какую ценность представляют эти слова-пустышки перед подобной программой, которая уже осуществляется и бескомпромиссно проводится в жизнь».
И вот еще одно людоедское заявление Троцкого: «Если в итоге революции 90 % русского народа погибнет, но хоть 10 % останется живым и пойдет по нашему пути, мы будем считать, что опыт построения коммунизма оправдал себя».
В результате «эксперимента» Троцкого-Ленина после «Великого Октября» с 1918 по 1922 гг. население России уменьшилось
Кстати, – вот ирония судьбы. В Россию, как мы уже писали, революционер Троцкий прибыл из США на пароходе и тут же принялся «делать революцию» вместе с Владимиром Ильичем. И покинул он страну, высланный Сталиным, в 1929 году тоже морским путем – на пароходе под названием «Ильич». Назад этот злой гений России больше уже не вернулся, а был убит ледорубом в Мексике советским агентом Меркадером.
Окаянные дни
Что же произошло в Петрограде и во всей России, когда власть захватили большевики? Каждому, кто в очередную годовщину «великого Октября» снова и снова задумывается об этом, надо обязательно прочитать книгу Ивана Бунина «Окаянные дни». Это – дневник великого русского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе, в котором он чуть ли не первый с потрясающей силой описал ужасную и отвратительную картину последствий октябрьского переворота. Бунин, конечно, пытался поначалу объективно осмыслить события 1917 года. Писатель понимал, что России необходимы перемены. Накануне он сам рассуждал об обновлении жизни и верил в то, «что революция для нас спасение и что новый строй поведет к расцвету государства». Однако то, что писатель увидел в Петрограде, вызвало у него ужас и отчаяние.
«Я был не из тех, кто был ею застигнут врасплох, для кого ее размеры и зверства были неожиданностью, – писал он, – но все же действительность превзошла все мои ожидания: во что вскоре превратилась русская революция, не поймет никто, ее не видевший. Зрелище это было сплошным ужасом для всякого, кто не утратил образа и подобия Божия, и из России, после захвата власти Лениным, бежали сотни тысяч людей, имевших малейшую возможность бежать». Бунин пытается и не может найти ответ на вопрос, как же такое могло случиться: «Пришло человек 600 каких-то кривоногих мальчишек во главе с кучкой каторжников и жуликов, кои взяли в полон миллионный, богатейший город. Все помертвели от страха…»
Писатель выходит на улицу и с ужасом озирается вокруг. «Какая, прежде всего грязь! Сколько старых, донельзя запакощенных солдатских шинелей, сколько порыжевших обмоток на ногах и сальных картузов, которыми точно улицу подметали, на вшивых головах! А в красноармейцах главное – распущенность. В зубах папироска, глаза мутные, наглые, картуз на затылок, на лоб падает «шевелюр».
Мимо с ревом и грохотом несутся переполненные вооруженными людьми грузовики, на перекрестках толпы, слушающие беснующихся ораторов. «Грузовик – каким страшным символом остался он для нас, сколько этого грузовика в наших самых тяжких и ужасных воспоминаниях! С самого первого дня своего связалась революция с этим ревущим и смердящим животным, переполненным сперва истеричками и похабной солдатней из дезертиров, а потом отборными каторжанами».
А вот и очередной оратор на перекрестке. «Говорит, кричит, заикаясь, со слюной во рту, – с отвращением наблюдает Бунин, – глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными. Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка – перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены… И меня уверяют, что эта гадюка одержима будто бы «пламенной, беззаветной любовью к человеку», «жаждой красоты, добра и справедливости»!»