Герои, жертвы и злодеи. Сто лет Великой русской революции
Шрифт:
Писатель поворачивается, разглядывая слушающую оратора толпу, среди которой в первых рядах – «революционный солдат». «Весь день праздно стоящий с подсолнухами в кулаке, весь день механически жрущий эти подсолнухи дезертир. Шинель внакидку, картуз на затылок. Широкий, коротконогий. Спокойно-нахален, жрет и от времени до времени задает вопросы, – не говорит, а все только спрашивает, и ни единому ответу не верит, во всем подозревает брехню. И физически больно от отвращения к нему, к его толстым ляжкам в толстом зимнем хаки, к телячьим ресницам, к молоку от нажеванных подсолнухов на молодых, животно-первобытных губах».
Революционных матросов из Петрограда он видит осатаневшими от пьянства, кокаина и своеволия. «Римляне ставили на лица своих каторжников
С такой же яростной ненавистью писатель относится и к главарям революции – «Ленин, Троцкий, Дзержинский… Кто подлее, кровожаднее, гаже?». По его мнению, они «решили держать Россию в накалении, и не прекращать террора и гражданской войны до момента выступления на сцену европейского пролетариата. Они фанатики, верят в мировой пожар… им везде снятся заговоры… трепещут и за свою власть и за свою жизнь».
«Выродок, – с отвращением пишет он о «вожде Октября», – нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек…»
С той неутолимой ненавистью писал Бунин о Ленине и позднее, когда тот уже умирал от сифилиса головного мозга в Горках. «На своем кровавом престоле он уже стоял на четвереньках, когда английские фотографы снимали его, он поминутно высовывал язык… Сам Семашко брякнул сдуру во всеуслышанье, что в черепе этого нового Навуходоносора нашли зеленую жижу вместо мозга; на смертном столе, своем красном гробу, он лежал с ужаснейшей гримасой на серо-желтом лице».
По мнению Бунина, не было никакой необходимости террором и насилием «преобразовывать жизнь» в стране. «Несмотря на все недостатки, – пишет он, – Россия цвела, росла, со сказочной быстротой развивалась и видоизменялась во всех отношениях…. Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культурою. Что же с ним сделали?»
На его глазах рушится вся красота прежней жизни, Россия проваливается в какую-то черную смрадную яму. «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую не ценили, не понимали – всю эту мощь, сложность, богатство, счастье».
Писатель слышать не может, когда все зверства и бессудные расстрелы прикрываются революционной фразеологией, как всюду повторяют: народ, народ… «А белые не народ? – в запальчивости восклицает он. – А декабристы, а знаменитый московский университет, первые народовольцы, Государственная Дума? А редакторы знаменитых журналов? А весь цвет русской литературы? А ее герои? Ни одна стране в мире не дала такого дворянства». Дневниковые записи писателя за 1917 год обрываются 21 ноября: «12 часов ночи. Сижу один – слегка пьян. Вино возвращает мне смелость, мудрость, чувственность, ощущение запахов и прочее… Передо мною бутылка № 24 удельного. Печать, государственный герб. Была Россия. Где она теперь? О, боже, боже…» «Повеситься можно от ярости!», – с глухой тоской восклицает великий писатель.
Наш «дорогой Ильич»
Ленин еще при жизни он превратился в миф, в легенду, в спустившегося к нам на землю мессию. В советские времена, иначе, как «над дорогой Ильич», его не называли. Его кудрявая в детстве головка изображалась на звездочке для октябрят, а профиль чеканился на орденах и медалях. Ленин строго смотрел на нас с обложки партийного билета, напоминая, что «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи».
Когда Ильич умер, труп его бальзамировали и поместили, словно древнеегипетскую мумию, в мавзолей на Красной площади, куда к нему приходили на поклон, как к языческому божеству. В стране не осталось сколько-нибудь значительного населённого пункта, где бы не возвышалась скульптура вождя. Создавались музеи, миллионным тиражом печатались его портреты. Восторженно пели: «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой!» Но потом времена изменились и после крушения в 1991 году СССР народный бард Игорь Тальков в уже в Петербурге, а не в Ленинграде, пел совсем другое:
«Товарищ Ленин, а как у Вас дела в аду? Вы там, на сковородке иль на троне? Готовитесь ли к Страшному суду или надеетесь, что дьявол выдаст бронь Вам? Нет, брони Вам товарищ не видать. Господь не допускает компромиссов».
Несомненно, Ленин был незаурядной личностью. Он обладал огромной силой воли, аналитическим умом и большими организаторскими способностями. Но конечно, не был ни «величайшим теоретиком», ни «великим полководцем» или «гением человечества». А вот по тяжести, масштабности трагических последствий своей общественно-политической деятельности, он превзошёл всех своих предшественников. Так кем же был все-таки Ленин для России?
Как известно, Володя Ульянов был крещен в Симбирской Николаевской Церкви в 1870 году. Но спустя 17 лет он предал свою веру, за которую в России веками сражались и умирали. Он сам рассказал, что ещё в юном возрасте выбросил свой крестик, хотя его отец Илья Николаевич, был глубоко верующим человеком и воспитывал своих детей в духе трепетной любви к Богу.
Как же могло случиться, что его сын вдруг вступил на антирелигиозный путь? Какой «бес» в него вселился? Быть может, именно в этом и заключается секрет той драматической метаморфозы, которая произошла потом с юношей из религиозной семьи?
Известный историк Аким Арутюнов после крушения СССР получил право доступа в прежде совершенно секретные архивы ЦК КПСС. Попасть туда в былые годы было практически невозможно. Там ему удалось познакомиться с уникальными документами. Результатом его работы явился труд – двухтомник «Досье Ленина без ретуши» вышедший в 1992 году.
И вот какая вырисовывается картина. «Весть о Февральской революции долетела до швейцарского города Цюриха, где в эмиграции безбедно жил родоначальник большевистской партии Владимир Ульянов. Жил в уютной квартире, постоянно питался в ресторанах, имел текущий счёт в банке «Лионский кредит» в Париже. Регулярно получал жалование от немецких властей. Являлся главным держателем партийных средств. События в России страшно удивили и озадачили Ленина. Не оправдались его политические прогнозы. Он не верил, что в России в ближайшем будущем может вспыхнуть революция. Он считал, что социальные слои населения России ещё не созрели для того, чтобы организоваться и сбросить существующий общественный строй. Ленин был убежден, что революция может произойти в Швеции или в Германии, но, ни в коем случае не в России. Это был его политический просчёт. Тем не менее, он спешно засобирался на родину. Отъезд из Швейцарии состоялся 27 марта (9 апреля). Через Германию группа в количестве 32 человек прибыла в Швецию. Отсюда через Финляндию бывшие эмигранты вместе с Лениным поздно вечером прибыли в Петроград».
Известно, что юный Володя Ульянов был невнимателен и груб с детьми. Как правило, огрызался на их приглашения поиграть с ними. Вот что вспоминает сестра Анна: «Дома всё чаще слышно: Володя, не груби. Тише Володя… Брат Саша, приехавший к лету на вопрос Анны «Как тебе нравится наш Володя» – ответил уклончиво и неодобрительно, сделал Володе замечание за невнимательное отношение к матери». Любопытны строки характеристики Ленина, данные директором Симбирской классической гимназии Ф.М. Керенским: «Присматриваясь ближе к домашней жизни и характеру, я не мог не заметить в нём излишней замкнутости, нуждаемости, даже со знакомыми людьми».