Героическая тема в русском фольклоре
Шрифт:
О чем плачет Данило? Настоящей причины нападения на него он не знает: он верно служил Владимиру, он не допускает мысли о том, что Владимир — подлый изменник. Для него Владимир был и остался знаменем родины. И в его представлении не Владимир виновен, а виновен чем-то он сам. Данило видит себя изгнанным из среды, окружающей Владимира, а значит и отстраненным от службы ему и родине:
Знать, гораздо я князю стал ненадобен, Знать,Сознание своей ненадобности в том великом деле, которое объединяет героев вокруг Владимира, есть величайшее несчастье, какое может постигнуть героя эпоса. Этим Данило возносится на подлинную героическую высоту. Но этим же выносится приговор Владимиру, который низвергается со своего пьедестала представителя русских государственных интересов.
Данило вступает в бой с высланной против него силой и в первом туре всегда выходит победителем. Этот бой русского с русскими есть первый в истории эпоса предвестник гражданских войн. Характерно, что в войске, высылаемом Владимиром против Данилы, никогда не участвуют истинные киевские богатыри. В средневолжской былине (село Станичное Ульяновской области) оно состоит из бояр, татар и донских казаков (Кир. III, 28). Иногда это «33 молодца» или «30 недругов», т. е. просто наемная шайка убийц, предводимых Таракашкой или Мишатой Путятиным. В тех случаях, когда против него высылается большая сила, Даниле обычно не хватает стрел, и тут он вспоминает о прозорливости своей заботливой жены; он падает жертвой насилия. В других случаях он поражает всю шайку, кроме Мишаты, который во время схватки прячется в кустах, а потом убивает его стрелой из засады выстрелом в спину или предательским ударом копья.
Вся эта сцена схватки трактуется довольно разнообразно и всегда обставляется очень яркими деталями.
В одном случае трагизм усугубляется тем, что после того, как одержана победа, Данило видит приближающихся к нему Добрыню, его крестового брата, и Никиту Денисьевича, брата родного. Он принимает их за подосланных убийц. Данило мог бы их поразить так же, как он поразил всю высланную против него силу. Однако он этого не делает. Он восклицает:
Еще где это слыхано, где видано, Брат на брата с боем идет? (Кир. III, 32)Бой с братьями для него невозможен. Он окончательно убеждается, что он не нужен Владимиру и Киеву.
Уж и правду, знать, на меня Господь прогневался, Володимир-князь на удалого осердился. (Там же)В этом варианте Данило не подвергается убийству, а кончает с собой, бросаясь на копье. Такой конец — личное нововведение певца и представляет собой исключение.
Добрыня и Никита подъезжают к трупу.
Подъезжали к нему два богатыря, Заплакали о нем горючими слезами, Поплакамши, назад воротилися, Сказали князю Володимиру: «Не стало Данилы, Что того ли удалого Денисьича!» (Там же)Обычно, однако, Данило падает от предательской руки Мишаты, который и приносит Владимиру известие о его смерти.
Владимир может теперь воспользоваться плодами своего преступления
Героем повествования становится теперь вдова Данилы, Василиса (Авдотья, Настасья) Никулична. Она теперь полностью в руках Владимира. Он немедленно снаряжает сватов, целый «поезд», и дает ей знать, «чтобы скорей она шла, чтоб не медлила», или он даже сам едет за ней в золотой колясочке.
Василиса всегда знает, что ей делать, как поступить. В ее решимости нет ни тени колебаний.
Она отстраняет нетерпеливые притязания Владимира:
Уж ты батюшка, Володимир-князь! Не целуй меня в уста во кровавы Без мово друга Данилы Денисьевича! (Кир. III, 32)По буквальному тексту былины кровавыми здесь названы уста Василисы. Между тем кровавыми здесь, несомненно, представляются губы Владимира — страшный символ, свидетельствующий об огромной поэтической силе певца. Ни в одном варианте, кроме данного (из села Павлова), эта деталь не встречается.
Василиса иногда притворно соглашается на предложение Владимира, но решение ее уже принято: «Взяла с собой булатный нож». Приводит ли ее Мишата в Киев, приезжает ли за ней сам Владимир, она во всех случаях просит отсрочку, чтобы попрощаться с телом мужа. Мы в песнях видим труп с застывшими глазами, видим мастеров, которые делают гробницу, видим, как тело предают земле. У М. С. Крюковой Василиса надевает венчальное платье, то самое, в котором она венчалась с Данилой. Владимир отвозит ее в карете на кладбище. У А. М. Крюковой она одна разыскивает в поле брошенное тело Данилы и причитает над ним. Этот высоко поэтический плач перекликается с поэзией надгробных причитаний.
Конец следует немедленно, без излишней эпической распространенности. Над трупом мужа Василиса бросается на нож или на то самое копье, которым был убит Данило.
Да и пала она да на сыру землю, Да и пала она да не восстала же, Подкололася на два ножа булатные. (Григ. III, 72)В большинстве случаев песня этим кончается. В некоторых случаях Василиса просит похоронить ее в одной могиле с Данилой, их хоронят в одном гробу. В печорской былине она просит об этом потому, что
А больша-де у нас заповедь клажона: А который-де помрет, дак тут другой лягет. (Онч. 36)Это — явное занесение из былины о Потыке, но занесение не случайное. Использованный мотив подвергся переработке. Там заповедь о совместном похоронении служит средством, чтобы извести мужа, здесь же жена просит похоронить ее вместе с мужем, потому что она не мыслит разлуки с ним даже после смерти.
Логика повествования требовала бы, чтобы Владимир и Мишата понесли кару. В некоторых случаях Владимир действительно приказывает казнить Мишату — повесить его или сварить в смоле (Кир. III, 32; Онч. 36), но сам он остается безнаказанным. Этим только еще резче подчеркивается его осуждение со стороны народа: Владимира казнить некому. Зло торжествует. Весь смысл былины состоит в том, что это торжество вызывает нравственное возмущение, подчеркивает необходимость наказания, уничтожения, казни Владимира. Так народная поэзия, поющая о гибели героя и торжестве его врага, выносит приговор Владимиру и возносит погубленного им героя.