Героини
Шрифт:
Даже лягушки вдруг смолкли, настала мертвая тишина. Потом раздался скрип сапог, он направлялся к ней.
— Зачем?
— Хочу… получше узнать тебя.
Он рассмеялся, протянул руку, зажал в пальцах прядь ее волос.
— Ты уверена?
— Совсем не уверена.
Она подняла руки, чтобы откинуть назад волосы, и заметила, что пальцы дрожат. Хитклиф приблизился и взял ее руки в свои. Послышался паровозный гудок. Хитклиф начал целовать ее пальцы. Анна-Мария прижалась к нему всем телом. До чего же он высокий!.. Хитклиф наклонился и поцеловал ее в губы. Щеки его были колючие, небритые. Под ногами у девушки поплыла земля, и она почувствовала, что лежит спиной на ветках. Поцелуй сам собой перешел
Когда все кончилось, он содрогнулся всем телом и обессиленно распростерся сверху. Анна-Мария открыла глаза. На тропинке стояла Кэтрин, одетая в белую ночную рубашку. Ее рот был открыт в безмолвном крике. Встретившись глазами с мамой, Кэтрин дико вскрикнула и бросилась бежать. Хитклиф тут же вскочил и побежал вслед за ней. Больше мама их никогда не видела.
Семь недель спустя оказалось, что мама беременна. Были слезы и долгие споры с Эдит, Вассар отпал сам собой. Мама отказывалась назвать имя отца будущего ребенка, с той же твердостью отказалась впоследствии отдать меня на удочерение. Я росла внутри ее, и вместе со мной росла и крепла решимость мамы. Я появилась на свет ненастной мартовской ночью, в пятницу. Младенец весом в девять фунтов, зачатый в лесу.
Часть IV
КОНЕЦ
Глава 30
Тринадцать лет спустя я пряталась с другим героем, кельтским королем, в том самом лесу, где была зачата. Близился вечер, мы с нетерпением ждали, когда вернется из «Усадьбы» Элби и какие принесет новости. Мы послали его подбросить моей маме записку, где было написано, что я сбежала. За это время Конор успел сходить в наш первый лагерь и притащить оттуда остатки оленьей туши; я же торчала под навесом в состоянии некоего ступора, время от времени затягиваясь косячком, оставленным мне Элби. Паранойя моя усиливалась. Элби говорил, что Никсон в любой момент может подать в отставку и уйти из Белого дома, и мне казалось, что в этом случае наступит конец света. Всего лишь сутки прошли со времени моего побега из отделения, но ощущение было такое, будто прошло не меньше недели. При мыслях о докторе Келлере я ощущала дикую злость, направленную против мамы. Как она могла отдать меня в отделение? Правда, в глубине души я надеялась, что она сделала это под давлением или из страха. Еще душа ныла от боли, когда я вспоминала слова Элби. Он считал, что маме, как и любой героине, просто нужно было отдохнуть от собственной истории.
Я почувствовала запах дыма и выползла из шалаша. Конор сидел у костра и жарил оленину. В голове немного прояснилось, травка Элби стимулировала аппетит, и теперь мне казалось странным, что я отказывалась от угощения Конора. Теперь же я просто умирала от голода. Выживание в отделении и жизнь в лесу закалили меня; от свежего воздуха и сигареты с травкой проснулся зверский аппетит. Мы с Конором уселись у костра на ствол поваленного дерева, и я начала жадно вгрызаться в жирные куски мяса, которые он передавал мне. В отделении я привыкла обходиться без ножа. Проглотив большой кусок, я облизала пальцы. Было здорово сидеть у огня и жевать пахнущее дымком мясо. Голова больше не кружилась, дурнота прошла, и я вновь почувствовала себя сильной.
Конор ел с меньшим энтузиазмом, медленно жевал и смотрел на деревья, точно вовсе их не видя. У него имелись свои странности. Было необычно, что могучий и ловкий король может выглядеть столь уязвимым. Это не вполне соответствовало моим представлениям о древних героях, у которых всегда имелся
Он подобрал с земли две ветки, подкинул их в огонь.
— Сколько дней назад мы впервые встретились?
— Двадцать, — ответила я.
— Двадцать дней не видел я родных стен!
Конор снова начал перечислять топоры, черепа, позолоченные чаши и так далее, словом, все то, что обычно повышало его самооценку. Сквозь листву просвечивали тонкие оранжевые лучи — последние отблески догорающего заката. Я стала собирать длинные тонкие ветки, ломать их о колено и подбрасывать в огонь. Элби отсутствовал уже несколько часов. Что-то зашуршало в кустах, как будто там шуровали клюшкой для гольфа. Я так и застыла, а потом обернулась и глянула через плечо. Солнце село как-то очень быстро, пламя ревело в костре, а деревья сразу стали казаться темнее неба.
Я подсела ближе и стала смотреть на огонь. Возможно, до сих пор сказывалось действие травки, но в языках пламени я вдруг увидела лики зла — огромные пустые глазницы, искривленные ужасом рты. Мы с Конором притихли, я волновалась за Элби. Почему его так долго нет? Я все больше начинала бояться, что он не вернется, одновременно нарастал страх перед Конором. Вот он провел ладонью по лицу, и я увидела на коротких толстых пальцах блестящие рыжие волоски, как у животного. Мне вовсе не хотелось отдать его в руки правосудия, но я изо всех сил пыталась вспомнить, выигрывала ли хоть одна из героинь от появления героя. Похоже, что нет. Ни госпожа Бовари с Родольфом, ни Анна Каренина с Вронским. Все в Коноре говорило о злодействе, особенно его уверенность в том, что он имеет право на Дейрдре. Но он спас меня, выкрал из отделения, король стал моим освободителем! И он прекрасно относится ко мне. Просто прекрасно.
Я вглядывалась в голубоватое мерцание в основании оранжевых язычков пламени и вдруг подумала: может, я и сама героиня какой-нибудь книги? Вспомнив о том, как Элби рассуждал, является ли память сном или реальностью, мне неожиданно пришло в голову, что само мое существование есть не что иное, как цепочка слов на странице, цепь предложений, из которых складываются абзацы, а из абзацев — главы, и я являюсь плодом измышления некоего сочинителя. Но если так, разве имеют значение мои слова и поступки?
Я поднялась, и ноги у меня подкосились. Что, если я героиня, которой уготована трагическая судьба? Подбежал Конор, помог мне подойти к шалашу.
— Тебе надобно передохнуть.
Я кивнула, осторожно опустилась на колени и заползла в шалаш. Мне не хотелось больше думать об этом. Подобные мысли не умещались в голове. Если я нереальна, тогда должна существовать реальная версия меня, которая жила в «Усадьбе», болтала с Элби по телефону, спорила с Гретой, помогала маме в саду. Больше всего на свете мне хотелось, чтоб все это оказалось выдумкой, ночным кошмаром. Вот проснусь — и снова окажусь дома.
Глава 31
Проснулась я от шуршания сухой листвы. Кто-то направлялся сюда. Я резко села, сердце бешено колотилось. Мысли завертелись в обратном направлении, и в голове с невероятной скоростью промелькнули события последнего месяца: Конор, порядки в отделении, белые больничные халаты, запах спрея «Жан Нате». Во рту ощущался вкус жареного мяса. Я снова подумала: а на самом ли деле со мной происходит все это? Но то, что в лесу кто-то ходит, сомнений не вызывало.