Герой-чудотворец
Шрифт:
Чарли тотчас попросил судьбу ниспослать всяческие блага своему настоящему другу Еве Кенмор.
Письмо обнадеживало. Не надо только откладывать, надо сейчас же ехать в агентство, хотя нет, надо ждать до второй половины дня. Утром будут судить Кибворса.
Чарли приехал в полицейский суд заблаговременно и втиснулся в задние ряды публики. Сначала слушались три дела о заключении уличных пари на скачки, о которых детективы, присяжные и судьи говорили так, как будто пари было из одной категории с убийством. Послушать их, так можно было подумать, что ни один порядочный член общества никогда не ставил на лошадь. Странная
Из важных дел дело Кибворса слушалось первым. Как Чарли и ожидал, Кибворс не выглядел расстроенным и огорченным. Чарли он не заметил, но улыбнулся женщине, которая сидела неподалеку от него. Очевидно, это была та женщина, фамилию и адрес которой Кибворс дал ему, и Чарли не терял ее из виду.
В Аттертоне Кибворс говорил, будто за ним была слежка детективов Скотленд-Ярда, но на суде об этом не было упомянуто ни слова. Ничего даже похожего на это не было сказано, просто Кибворса обвиняли в поведении в один из прошедших дней, которое могло привести к нарушению спокойствия. Обвинение это, как показалось Чарли, в равной степени могло относиться к любому присутствующему, но только не к обвиняемому. Защищал Кибворса молодой юрист-коммунист с необычной бородой и тонким голосом, что сразу же не понравилось судье. Оказалось, что обвиняемый уже два раза привлекался к суду за это же самое преступление.
Предоставили слово Кибворсу. Он встал и начал говорить, но судья прервал его.
– Я признаю вас виновным в предъявленном вам обвинении, – торжественно провозгласил судья. Он был очень стар и, казалось, терпеть не мог заседать в полицейском суде на Норфолк-стрит, терпеть не мог своего кресла, судейского клерка, стряпчих, детективов и особенно обвиняемых и поэтому выглядел сердитым джентльменом, которого вытащили из постели для того, чтобы всякие там размазни и наглые нарушители законов отрывали его от клуба. – Я признаю вас виновным в предъявленном вам обвинении, – торжественно провозгласил он, и в голосе его слышалось даже некоторое удовольствие, – и обязан наказать вас. Вас наказывают не потому, и это вы должны понимать, что вы придерживаетесь определенных политических взглядов и выражали их публично. Мы живем в свободной стране, в которой человек свободен придерживаться тех взглядов, которые ему нравятся…
– Сказал тоже, – прозвучал за спиной у Чарли чей-то негромкий голос.
– …А потому что после того, как вы были дважды предупреждены и осуждены ранее, вы продолжали вести себя так, что с точки зрения – и правильной точки зрения – полиции ваше поведение могло привести к нарушению спокойствия. Приговариваю вас к двум месяцам тюремного заключения.
Чарли отчетливо слышал, как женщина, которая была неподалеку от него, тяжело вздохнула. Кибворс кивнул ей и улыбнулся, когда его уводили. Она, протолкавшись через толпу, вышла из суда, и Чарли вышел за ней. Он остановил ее здесь же, у суда.
– Скажите, вы миссис Брукстен?
– Да, – ответила она, стряхивая с ресниц слезы. У нее были карие глаза, выступающие скулы. Она была похожа на иностранку, хотя говорила без всякого акцента. – Что вы хотите?
Чарли рассказал о себе. Да, Кибворс говорил ей о нем. Убедившись, что незнакомец из числа друзей, она заморгала еще чаще.
– Послушайте-ка, –
Сидя за чашкой чаю под любопытными взглядами официанток, которые незамедлительно решили, что они – только что поссорившаяся влюбленная парочка, они устроили свои небольшие финансовые дела. Часть денег «Дейли трибюн», тех денег, которые так торжественно вручил ему Шаклворс ради рекламного хроникального фильма, сейчас была вручена возлюбленной коммуниста, заключенного в тюрьму Пентонвиля. Чарли засмеялся, подумав об этом.
– Над чем вы смеетесь? – спросила миссис Брукстен, у которой уже просохли слезы.
– Не беспокойтесь, не над вами, – ответил он. – А рассказать не сумею. Всё запуталось.
Сейчас, наконец-то, он узнает об Иде.
Чарли осилил лестницу в конторе киноагентства. «Э, брат, – сказал он себе, – опять история с ожиданием». Комната ожидания, лестничная площадка и половина лестницы были заполнены ожидающими.
– Похоже, что все эти кинодела одно ожидание, – поделился он с высоким пожилым человеком.
– Простите, вы имеете отношение к кино?
Чарли признался, что не имеет.
– Я так и думал, так и думал, – продолжал его собеседник проникновенным и торжественным тоном. – Иначе вы бы не сказали «похоже». Не похоже, а определенно и несомненно одно сплошное ожидание. Надо ждать здесь или еще где-нибудь, пока тебя примут, ждать и ждать. Наконец получаешь работу. Идешь в студию. И там ждешь, прежде чем сыграешь свое, ждешь и ждешь. Потом ждешь, когда тебе скажут, что ты больше не нужен, тогда начинаешь ждать другую работу. Единственное, чего здесь ждать не надо, так это денег, которые ты заработал, – в этом кино идет впереди театра. А так бы всё это – прекрасная жизнь для восточного философа. Был бы получше климат, так я бы сам стал йогом и созерцал бы собственный пуп.
– И здесь всегда так много людей?
– Нет, сегодня немного больше обычного. Говорят, требуется много людей для массовых съемок в «Шепердз буш». А вообще-то это немного. Мне приходилось видеть полную лестницу и на улице очередь метров на тридцать. Вы говорите, что пришли не сниматься?
– Нет, не сниматься. Мне надо узнать, есть ли в студии адрес одного моего приятеля.
– Ах чудак, чего же вы стоите здесь. Так и простоите целый день. Идите прямо в бюро и спросите девушку, есть ли у нее адрес. Если вы будете здесь ждать, когда подойдет очередь, ваш приятель умрет от глубокой старости, прежде чем вы узнаете, есть ли у них его адрес или нет. Да, прямо в эту дверь. Не стоит, не стоит благодарности.
Сначала девушка, которая, казалось, устала видеть вокруг себя людей, даже не хотела слушать его.
– Ждите своей очереди.
– Послушайте…
– У нас такое правило. Без очереди не принимают никого, если не было назначено раньше.
– Но меня не надо принимать, – возразил Чарли.
– Я даже не имею права записать вашу фамилию.
– А я и не хочу, чтобы вы ее записывали. Только послушайте минутку. Я пришел сюда не для того, чтобы получить работу. Я не киноартист. И не буду киноартистом, даже если бы вы мне стали предлагать это.