Герой конца века
Шрифт:
— Так-то ты любишь меня… Зачем я себя погубила для такого изверга… Я надоела, видно, тебе… Прежде ты предупреждал мои желания, а теперь отказываешь во всем… О, я несчастная, несчастная.
Анжелика падала, впрочем, всегда очень безопасно и удобно в кресло, на кушетку или диван в истерическом припадке.
Начался тот домашний ад, который умеют создавать так называемые «любящие женщины», «кроткие ангелы» для постороннего взгляда, «несчастные жертвы мужского эгоизма», «слабые созданья», ад, хуже которого едва ли придумает сам повелитель преисподней, тем более ужасной, что во всех этих «объяснениях», как называют женщины отвратительные домашние сцены, виноватым является мужчина.
Он лишен даже возможности призвать кого-нибудь к своей защите, потому что, по словам его ангела-супруги или сожительницы, виновен во всем один он.
При первой же сцене он имел неосторожность сознаться Анжелике.
— Я отказываю тебе не потому, что не хочу исполнить твоей просьбы, а потому, что не могу… Я имел неосторожность сесть играть после завтрака в «Континентале» и проиграл.
— Проиграл? — взвизгнула Анжелика. — Но ведь не все же ты проиграл?
— Все.
— Сколько же?
— Сорок тысяч франков.
Она упала на диван и зарыдала.
— Как можно было проиграть сорок тысяч франков и остаться без гроша! Вот не послушалась я своей мамаши, и останемся мы теперь с ней ни с чем…
Мамаша была вспомянута в Париже в первый раз.
— Перестань плакать, не о чем, ведь это только временное стеснение… На первое время я занял деньги и уже телеграфировал в Россию, моему поверенному, чтобы он перевел мне денег… Какое же тут несчастье! При моем состоянии это пустяки…
— Хороши пустяки… сорок тысяч…
— Но недели через две деньги будут… Много через месяц…
— Уже теперь месяц, и в этот месяц мы должны жить, как нищие…
— У меня есть деньги на мелкие расходы, есть кредит… Наконец, вещи…
— Уж не рассчитываете ли вы на мои? Слуга покорная! Проиграть сорок тысяч, живя с любимой женщиной… Вы изверг, негодяй, подлец!
— Анжелика!..
— Что Анжелика?.. Я говорю правду, недаром мама меня предупреждала…
— Анжелика…
Но молодая женщина не унималась, и подобные сцены стали повторяться ежедневно.
Россия неблизкий край, и достать помещику денег до урожая хлеба довольно трудно, особенно, когда именье без хозяина.
Для того, чтобы получить денег, остается один исход — заложить именье, что Савину и пришлось сделать.
Но для этого нужно было время, чтобы выслать необходимые доверенность и документы, и дело затянулось, а Николай Герасимович сидел в Париже без денег и каждый день выносил домашние сцены.
Но это были только цветочки, ягодки же, как оказалось, предстояли впереди.
Прошло около трех недель.
Однажды утром в кабинет Савина вошел его лакей.
— Вас спрашивает полицейский комиссар с какой-то дамой, — доложил он.
— Проси, — бросил Савин, но сердце его сжало какое-то тяжелое предчувствие.
Он не ошибся.
Через несколько минут перед ним, в сопровождении полицейского комиссара, стояла графиня Марифоски.
— По просьбе этой дамы, — обратился к Николаю Герасимовичу комиссар, — и по приказанию префекта полиции я явился к вам, чтобы, во имя закона, отобрать у вас несовершеннолетнюю дочь графини Марифоски — Анжелику, которую вы увезли из Милана и которая проживает с вами под именем вашей жены… Правда ли все это?..
— Правда, — отвечал ошеломленный заявлением старой графини Савин. — Но я надеюсь, что вы позволите мне переговорить с графиней… наедине…
— С удовольствием, — сказал комиссар и хотел выйти, но графиня остановила его.
— Мне не о чем говорить с господином Савиным, — надменно сказала она. — Я прошу вас исполнить вашу обязанность…
— Но, послушайте, графиня…
— Я ничего не хочу слушать.
В это время в комнату вбежала Анжелика и бросилась было на шею графине, но та холодно оттолкнула ее.
— Вот моя дочь, господин комиссар… Прикажите ей собрать все ее вещи и следовать за мной.
— Но, мамочка, не разлучай нас, я люблю его, я не хочу, я не могу с ним расстаться… — рыдала, и, может быть, даже искренне, Анжелика.
— Ты еще слишком молода, чтобы иметь свою волю и говорить хочу иди не хочу. Объясните ей, господин комиссар.
— Сударыня, вы, как несовершеннолетняя, должны повиноваться вашей матушке, и как ни грустно будет, но мне придется прибегнуть к силе, чтобы заставить вас покинуть этот дом… Это непременная воля вашей матушки-графини.
Савин и Анжелика снова со слезами на глазах, не обращая внимания на присутствие полицейского комиссара, стали умолять графиню Марифоски не разлучать их.
Но графиня осталась непреклонною.
В этот же день Анжелика с помощью своей матери уложила все свои вещи, не исключая даже мелкой квартирной обстановки, и уехала из квартиры Николая Герасимовича.
Последний, прощаясь с ней, разрыдался как ребенок.
Оказалось, что графиня Марифоски приехала в Сан-Ремо для исполнения задуманного ею плана в ту самую ночь, когда Савин с Анжеликою были в Ницце, и была немало озадачена, не найдя их там… Она бросилась искать, писала, телеграфировала, но безуспешно и решила, что дочь ее увезена в Россию.
И вот, спустя четыре месяца, из письма Анжелики узнала, что она и Савин в Париже, что последний проиграл в карты огромную сумму денег и находится в очень стеснительных обстоятельствах, отчего должна страдать и она, Анжелика.
Графиня пришла в неистовство, в ней заговорила накопившаяся злоба, и она решила во что бы то ни стало отомстить перехитрившему ее человеку.
Приехав в Париж, она обратилась к властям, с помощью которых, как мы видели, и отобрала дочь у Николая Герасимовича. Она и Анжелика на другой день уехали обратно в Милан.