Герой Ненашего Времени
Шрифт:
Но самым большим любителем шоу был начальник сборов полковник Цыганков. Он любил обходить ряды контрактников, выискивать несколько жертв, из тех, кто был сильно уж пьян, выводить их перед строем и демонстративно рвать их военные билеты, после чего пинками выгонять за КПП. Однако репрессии Цыганкова носили скорее театральный, нежели карательный характер, ибо большинство жертв, уже через час вновь оказывались в строю.
Все свободное время в Нижнем было занято нахождение на плацу и бесконечными смотрами имущества и обмундирования. Ночи и вечера были отданы Бахусу. Наутро, кое-кто стоял в мокрых штанах, которые высыхали в несколько часов на жарком майском солнце. Сосед Вовки, бывший капитан милиции стоял так в строю уже третий раз. В этот раз, какой-то новый капитан стал читать ему мораль. Еще не протрезвевший до конца мент уныло кивал головою, заранее соглашаясь со справедливой,
– - А что, вы его ругаете, - подал голос Вовка, - он такой же капитан, как и Вы, только милиции.
– - Ты, что, правда, капитан милиции был, - удивленно спросил офицер.
– - Да, был, - покорно кивнул головой мент, - старшим оперуполномоченным уголовного розыска.
– - Да, дела, - сказал напоследок армейский капитан, еще раз остановив взгляд на мокрых штанах.
В день отправки по плацу бегала собака в шапке-ушанке привязанной на голове и жетоном-"смертником" на шее, хвост пса украшал камуфлированный бантик.
Наконец, на аэродроме под Нижним Новгородом контрактников загрузили в два транспортных самолета ИЛ-76. Грузили человек по пятьсот в каждый, сажая вплотную друг к другу. Вовке досталось место на втором этаже посередине. Все время полета, а длился он часа два, не было никакой возможности посмотреть в иллюминатор. Было непонятно в воздухе он или нет. Ощущение от полета было только в виде вибрации. Как Вовка не волновался, но ничего с ним страшного не произошло. Хотя до этого он летал в детстве на "кукурузнике", от чего у него остались дурные воспоминания о тошноте и рвоте. Теперь этого не было. Через два часа сильным зноем прилетевших встречал Моздок. Был уже май месяц, в Нижнем, откуда улетали, было уже очень тепло, здесь же действительно стояла жара. Было уже где-то послеобеденное время и солнце палило в полную силу. Над бетонкой взлетно-посадочной полосы вилось какое-то раскаленное марево. Вовка вместе со всеми выгрузился и с любопытством рассматривал военный аэродром, куда они прибыли. Вдали виднелись горы, там была Чечня. "Ну вот и все, наконец-то", - сказал сам себе Вовка, - "теперь уж обратно дороги нет, по крайней мере ближайшее время". С такими мыслями он двинулся к палаточному городку, располагавшемуся метрах в пятидесяти от взлетной полосы.
Аэродром был заполнен разными боевыми самолетами и вертолетами. Особо поразил Вовку выруливавший на взлетную полосу огромный четырех моторный бомбардировщик, который, медленно взлетев, взял направление в сторону гор. Оттуда же на аэродром заходила на посадку пара штурмовиков. Как он заметил после, штурмовики взлетали и садились постоянно. Жизнь в небе Моздока кипела. Да, война, оказывается, идет и довольно интенсивно. А я то думал, что тут просто милиция одна орудует, да спецназ. А тут выходит, и бомбят чеченов постоянно, а иначе чего они разлетались. Ну ничего, главное добрался. А как там интересно дома? Чего делают старые знакомые? Небось, опять пьянствуют, да рисуются друг перед другом, кто круче. Да черт с ними. Такие мысли бурлили в Вовкиной голове. Однако в этот день в саму Чечню он опять не попал. Сразу отправили тех, кто попал в NNN бригаду, а их NNN полк должны были забрать только завтра. Ночь предстояло провести в палаточном лагере. Их разместили в палатках на двухъярусных солдатских койках. Накормили в столовой, находившейся под навесом. Здесь были и те, кто ехал в Чечню, и возвращавшиеся домой. Из тех, кто возвращался домой, никто не остался ночевать, все стремились улететь тем же днем. Вовка с завистью смотрел на молодых ребят, переодетых в новую камуфляжную форму, которые прошли мимо него в сторону транспортного самолета. Это были "срочники" "дембеля". Они спрашивали, что ни будь из гражданских вещей. Им давали, у кого что было. Вовка отдал им джинсы. Как такового разговора не состоялось. Но вид у ребят был неплохой. Загорелые до черноты, правда, худые. И не было в них ничего героического или воинственного, что отличало бы этих воевавших ребят от остального мирного населения. Пожалуй, Агеевы выглядели куда более агрессивно и мужественно.
Ближе к вечеру Вовка увидел чудо зверей - медведку и цикаду. Первое животное было выловлено, когда делало подкоп под палатку. А вторые представители фауны всю ночь стрекотали над палаткой и часто падали под ноги. В остальном, если не жара, то в принципе, климат особо не отличался от средней полосы.
Наутро, записанных в NNN полк, человек сто пятьдесят погрузили в огромный транспортный вертолет МИ-26. В этот раз Вовке повезло и он сидел на полу возле иллюминатора, оседлав вещмешок и во все глаза смотрел на землю. Вертолет
При посадке в Ханкале, пригороде Грозного, где расположен штаб группировки, ждали новые впечатления. Достопримечательностью заросшей травой площадки, куда сел вертолет, была огромная свалка разбитых самолетов. Многие, в том числе и Вовка, принялись рассматривать обломки. Солдат срочник, уныло бродивший с лопатой вокруг вертолетной площадки охотно рассказал "экскурсантам" о происхождении обломков. Оказалось, что это остатки Дудаевской авиации разбомбленной нашими в первые дни войны. А аэродром их находился здесь. Вовка сам служивший срочную службу в ВВС узнал по надписям на обломках, что принадлежат они легким спортивным самолетам. "Да, несерьезная авиация, была у чеченов", - подумалось ему.
В ожидании колонны с полка все развалились на траве. Шла обычная солдатская болтовня. Вовка, раздевшись до пояса, загорал в компании Сереги, лже-афганца, и Кольки, тоже земляка, деревенского мужика, зам.командира взвода по Кинешме. Серега заметно нервничали. Лже-афганец расписывал ручкой кепку. На козырьке он нарисовал слона, примерно так, как его изображают на наскальных рисунках, теперь выводил сбоку поясняющую надпись "СЛОН".
– - Серег, и что это значит?
– спросил Вовка.
– - Слон, чего не видно, что ли.
– - Да нет видно, а на кой хрен он на шапке? Чего это значит?
– - Чего хочу, то и рисую, - необычайно злобно огрызнулся Серега.
– Я на войне, что хочу то и делаю, ясно тебе.
"Да, поговори тут, он еще раз на войне и драться полезет из-за пустяка", решил Вовка и перестал выспрашивать живописца. Ему вообще была непонятна нервозность Сереги. Вроде парень сам рвется воевать, по крайней мере, на словах, а тут психует и раньше времени панику поднимает. Напустил трагизму. А чего раньше времени то паниковать.
Колька тоже сидел угрюмый, и на попытки Вовки повести разговор, о чем ни будь веселом, огрызнулся и отвернулся в сторону. Колька вообще за все время нахождения в Кинешме отличался неестественной серьезностью. Все время он по поводу и без говорил, что для него самое главное это его семья. Жена, которую он любит и дети, о которых он заботится. Колька так тщательно планировал покупки на деньги, которые получит, что Вовке в душу закрадывалось сомнение, не рисовка ли это? Уже был один такой семьянин Андрюха. Тоже, только и толковал, что о молодой жене и новорожденном ребенке, для которых он поехал деньги заработал. Все разговоры о супружеской измене гневно пресекал. Все только и твердил: "Я жену люблю, она для меня все". А вышло что? Как дали деньги, так он в первый же день, какую-то бабу в Кинешме подцепил. Да ладно бы просто подцепил, а то уволился сразу же и заявил, что останется здесь жить с новой любовью. Как уж, где и на что он собирался жить неясно. Но факт есть факт, Андрюха пришел еще на КПП проводить их.
Сам же Колька в это время развернул полученное им перед самым отъездом письмо от жены и, разложив его на травке, стал читать. Вовка не удержавшись, заглянул на страничку. Корявым почерком и большими буквами там было написано буквально следующее: "Коля, я не хотела тебе писать. Была обижена за то, как ты пьяный избил меня перед отъездом, когда первый раз за этот год появился дома. Но раз ты уехал, я решила не заявлять в милицию на тебя, и на алименты пока подавать не буду, все равно от тебя копейки не разу не видала".... Вот тебе и семьянин, изумленно присвистнул Вовка. Он уже понял за месяц нахождения в этой компании, что путных ребят тут не найдешь, такие же, как и он сам, неудачники. Один, так вообще даже у нарколога на учете состоит, как уж прошел комиссию, Богу ведомо. Да ладно алкаши, а то вон и наркоман есть, прямо в туалете в вену чего-то бузовал. А еще парень был сатанист. На груди, там, где сердце 666 выколото, и Евангелием подтирался в туалете. Но в то же время в общении был весьма милым, обаятельным и общительным человеком. В коллективе пользовался любовью. Черти что. Правда, сатанист уволился. По невесте соскучился. "И любит же его кто-то", - грустно думал Вовка. Самому ему и в голову не приходило ради Любки все бросить сейчас и вернуться. Пожалуй, теперь он не сделал бы это и ради Наташки.