Герой по вызову
Шрифт:
— Думаю, это вполне можно назвать заговором.
— Ну да, — и я с усилием подавил приступ истерического хохота. Истерика в данной ситуации была оправдана. Хохот — нет. Я допил виски. Шеф долго глядел в окно, а потом повернулся ко мне. Я стал рассматривать его пухлые ручки и кругленькое лицо.
И вдруг он заулыбался. Сначала одними уголками губ. Потом его улыбка стала шире, и он издал тихий смешок. Смешок превратился в смех.
У меня отвисла челюсть.
— Таннер! Я должен тебе кое-что сказать. По-моему это дико смешно.
— Неужели?
— Ну конечно! — Он посмеялся еще немного. — Наши бойскауты собрались сорвать русский заговор, так? Теперь русские еще лет сто не сунутся в Афганистан. У них, у бедняг, там теперь даже и посольства-то нет. Ходят слухи, что Кабул будет просить Москву забрать построенное ими шоссе. Но как можно забрать шоссе, ума не приложу!
— Не знаю, сэр.
— И я не знаю! — Он снова рассмеялся. — А русские — ну, это просто прелесть! Русские тоже не понимают, что там произошло. Они-то считают, что погибли их агенты! Понятно, что половина сотрудников посольства были оперативниками КГБ, которые и погибли вместе с теми, другими… Можешь себе представать, какая суматоха сейчас царит в Кремле?
— Могу, — признался я.
— И теперь разные советские спецслужбы начнут возлагать всю ответственность друг на дружку! Там теперь будет очередная чистка, а может быть, и серия чисток. И обязательно найдется по крайней мере какое-то одно ведомство, которое будет во всем обвинять Пекин! Мол, это китайцы пытались дискредитировать русских у них под боком! — Он фыркнул. — Ты слышал: русские уже объявили это происками всех своих врагов, за исключением разве что международного сионизма. И Соединенных Штатов.
— Значит, все сложилось для нас как нельзя удачно, — осторожно заметил я.
— Все сложилось просто прекрасно. Для всех, кроме бойскаутов, которые потеряли в Афганистане несколько ценных агентов.
— Я бы не стал их переоценивать, — возразил я.
— Склонен доверять твоей оценке.
— Я ей тоже доверяю.
— Ну так… — Он шумно вздохнул. — Полагаю, нам следует помалкивать о твоей роли во всей этой катавасии. Насколько мне известно, в Лэнгли не поступало никаких сигналов из резидентуры ЦРУ в Кабуле. Во всяком случае, о твоем присутствии там никто ничего не сообщал. И это к лучшему. Что касается самого Управления, то их люди допустили серьезный прокол и стали жертвой патриотически настроенных афганцев, которые стремились сохранить нейтралитет. Но зато Белому дому сильно повезло: ведь официальный Кабул считает, что у них там орудовали русские агенты. Все так запутано, да? В общем, в сложившейся ситуации нам всем надо держать язык за зубами. Полагаю, на тебя можно положиться?
— За меня можете не беспокоиться!
— А твоя девушка? Ты же вывез ее оттуда?
— Это мой личный информатор. Вы удивитесь, но только благодаря ей мне и удалось разоблачить агентов, работавших под прикрытием сети работорговцев. Мы можем ей всецело доверять.
— Хорошо. Это хорошо! — Он вышел из-за стола и протянул мне пухлую пятерню. Мы обменялись коротким рукопожатием. — За эту операцию никакой медали не жди. Это тот подвиг, который, как говорится, не войдет в анналы национальной истории. Но если хочешь знать мое мнение, Таннер, ты поработал с блеском. — Он снова расхохотался. — А наши бойскауты… Могу себе представить, как вытянулись их глупые рожи!
— Мистер Таннер, это вы?
— Осиблися номелом, — без тени смущения произнес я. — Это китайса прасесная «Солотой длакона»!
— Мистер Таннер, я знаю, что это вы. Только не надо рассказывать мне про закон. Мне наплевать на закон!
— Здравствуйте, миссис Гурвиц.
— Это что же это такое, мистер Таннер? Я звоню вам с просьбой найти мне мою Деборочку, а вы что же делаете что? Вы делаете из нее грешную женщину!
— Э…
— И когда же вы сделаете из нее честную женщину, а, Таннер? У меня никого нет, мистер Гурвиц умер, я совсем одна. У меня никого не осталось кроме Деборочки. И почему я должна терять единственную дочь, Таннер? Я же могу обрести еще и сына! Вы меня поняли?
— Деборы здесь нет, миссис Гурвиц.
— Таннер, я с вами разговариваю!
— Она в зоопарке, миссис Гурвиц. Я передам ей, что вы звонили.
— Таннер…
Я бросил трубку, и прежде чем миссис Гурвиц успела перезвонить, снова снял трубку. Открылась дверь спальни. Я обернулся и увидел Федру.
— Приветик! — прощебетала она. — Ты уже вернулся со своей важной встречи?
— Это не я, а моя астральная проекция. Маништана научил меня это делать.
— Хорошо научил! А что с телефоном?
— Это твоя матушка.
— Ясно…
— А где Минна?
— Во дворе. Играет с маленьким пуэрториканцем. Как его… Майки.
— Он разве сегодня не в школе?
— Сегодня ханука.
— А, ну как же! — Я взглянул на телефонную трубку, которая издавала чуть слышную морзянку, как бывает, если забываешь повесить ее после окончания разговора. Телефонисты явно не могут себе представить абонента, которому может приспичить не вешать трубку на рычаг. У телефонистов, наверное, нет дочерей, у которых мамаши зануды.
Я посмотрел на Федру. Она уже раздевалась.
Я снова взглянул на телефонную трубку. Она перестала посылать тревожные сигналы, но теперь из нее доносился тоненький крик оператора, гневно требовавшего, чтобы я немедленно освободил линию. Потом раздался громкий щелчок, и оператор снова завел свою волынку.
— Ты только послушай! — пожаловался я Федре. — Эта женщина может говорить без умолку часами.
— Иногда мне кажется, что она — заевшая пластинка.
— Все мамы одинаковые.
Чтобы больше не слышать этот тоненький голосок, я повесил трубку, обнял Федру, а она захихикала и замурчала. И тут телефон опять зазвонил.
Ничего в этом мире не меняется…
В 14:30 чудесным декабрьским деньком я с мясом выдрал провод из висящего на стене телефонного аппарата.