Герой погибшего мира
Шрифт:
Бросив последнюю издёвку, Джеймс медленно достал недоразвитый плод из утробы. Пуповина из алой плоти напоминала тонкую губчатую верёвку, и при контакте с воздухом ребёнок внезапно открыл глаза и закричал. Связывающая его с матерью трубка тут же набухла, и на бурно растущем теле новорожденного Древнего начали появляться багровые растяжки, которые тут же принимали вид обычной человеческой кожи. Дыхание матери участилось, сердце отчаянно забилось, и, когда ребёнок перестал расти, иссушенное тело женщины наконец испустило дух. Наблюдавший за произошедшим Михаил был даже не в состоянии рыдать или говорить – он как будто отрешённо наблюдал за происходящим откуда-то издалека.
– Вот теперь можно, – довольно заметил Джеймс
Узник ненадолго обмяк, и Джеймс ослабил хватку алых щупалец. Вскоре бездвижное тело было осторожно положено на землю, и Джеймс, всё ещё держа ребёнка на руках, присел на алтарь в ожидании. Кожа Михаила забугрилась по всему телу, приобретая алый цвет в местах видимых разрывов – он начал оправляться от ранений. Через некоторое время аристократ поднялся на ноги, приковав к трупу своей жены безразличный, задумчивый взгляд. Он чувствовал, что Джеймс находится рядом, однако уже не показывал никаких признаков страха.
– Как много времени прошло? – спросил он наконец, разрезав плотную стену молчания.
– Не могу сказать точно, – ответил Джеймс, – С момента моего возрождения – около девятисот лет.
– И что произошло дома? Произошло всё, что нам показывали? – взволнованно спрашивал аристократ, повернувшись к адмиралу, – Неужели люди действительно вымерли на той стороне?
– Опять же – не могу сказать точно. Но если судить по прошедшему здесь времени, то, скорее всего, так и произошло. Из-за вашего предательства мы не успели вернуться вовремя, и всё человечество, оставшееся на Земле, сгинуло, – пояснил капитан, – Как ощущения, Михаил? Знать, что твоё малодушие привело к истреблению твоего рода? – язвительно бросил Джеймс.
– Как ты выбрался? – задумчиво спросил Михаил, не реагируя на издёвки, – Я помню, что мы порубили тебя на куски и залили в бочке цементом – даже с твоей регенерацией ты не должен был вылезти.
– Судьба несколько веков воссоздавала меня из капель крови, которые засохли на дереве, – ответил Джеймс, – Ну, ладно обо мне! Давай решать, что делать с твоим сыном, – беззаботно спросил адмирал, впившись глазами в аристократа.
– Зачем он тебе? Убил бы на месте, коль хочешь нам отомстить, – пожал плечами Михаил. Джеймс холодно рассмеялся в ответ.
– Просто убить было бы слишком просто, не думаешь? Заберу его себе, выращу на своём корабле. Будет мне служить верой и правдой, кровью и жизнью, – ответил адмирал.
– И что? Если я правильно понимаю работу наших сознаний, к 13–14 годам он должен будет пробудиться, вспомнить всё, что знаю сейчас я.
– И что это изменит? Никто из тех, что попали на моё судно, не может хоть как-то мне помешать – более того, не может даже попытаться. Знаешь, почему? – спросил капитан у Михаила и, когда тот покачал головой, продолжил: – Всех вас выращивает инкубатор Судьбы. Он истощает ваш запас регенерации, повреждает внутренние органы и подчиняет инстинкты моей воле. В конечном итоге даже те, кто хотят что-либо сделать, при одной мысли о действии сворачиваются в клубок от страха.
– Ты чудовище, – с отвращением бросил Михаил, – Разве можно получать удовольствие от страданий других людей? Я понимаю, зачем ты мучил меня до пробуждения – это было необходимо, чтобы я возвратился, однако зачем мучить тех, что уже пробудились? Даже наше убийство тебя и уничтожение твоего тела было оправдано.
– Оправдано чем? Вашим страхом погибнуть в попытке спасти ваш род? – холодно спросил Джеймс, – Ваш поступок стал выражением вашей трусости, но никак не необходимости таких действий. Вы просто боялись, что станете жертвами.
– А чем лучше ты? – поспорил Михаил, – Хотел бы стать жертвой – просто отправился бы к Пределу, не тратил бы время на истребление островов. Но ведь ты тратишь драгоценное время на то, чтобы убить последних представителей человеческой расы – и ради чего? Ради твоей мести? – презрительно процедил Михаил.
– Я герой этого мира, – ответил Джеймс без тени притворства, – Просто это не дано понять таким, как ты, – отрезал он, – Ну так что, отдашь мне своего сына?
– Конечно же нет, – коротко произнёс Михаил и, в этот же момент частично воплотившись в материи алтаря, обхватил Джеймса за шею и начал втягивать своё тело обратно в камень. Когда капитан с силой ударился спиной об алтарь, из того появились новые руки, с силой пытающиеся раздавить пришельца.
«Значит, ты до последнего выбираешь доблестную борьбу, Михаил», – подумал капитан, – «Видимо, второй шанс уже не нужен». Маленькая голова ребёнка утонула в схлопнувшихся ладонях капитана, стекая по его предплечьям мягко-розовой комковатой жидкостью. В тот же момент вся комната ненадолго погрузилась в липкую, вязкую тьму, из которой доносились приглушённые крики и звуки борьбы. Вскоре всё затихло и послышались тяжёлые шаги и спёртое, учащённое дыхание.
Воплотившись из чёрной стены, Джеймс пересёк дверной проём внутреннего святилища и, прислонившись к стене, медленно сполз на пол. Ранения на его груди медленно затягивались, всё же позволяя густой алой крови заливать каменный пол. Правая рука капитана закрывала глубокий порез на шее в его слепой зоне, а левая рука крепко сжимала мерцающую розовым светом кристальную сферу. Поднеся её к полуослепшему глазу, Джеймс тихо зарыдал – только что исчез ещё один его родич. Из 151 капитана, каждый из которых согласился оставить свою человечность ради помощи погибающему миру, Джеймсом были истреблены уже 127 – ещё одна была, скорее всего, убита предателями, а вот остальные либо ожидали его впереди, либо находились на его судне в качестве пленников. С каждым новым исчезнувшим капитаном гложущее Джеймса одиночество становилось всё сильнее и сильнее, однако даже сейчас он не мог остановиться – Луч требовал всё больше и больше энергии, и только истребление людей и капитанов помогало отсрочить момент гибели этого мира. Адмирал поёжился, вспомнив ощущение Бездны, лежащей за пределами магнитного воздействия искусственного светила – он должен был любой ценой помочь своим сородичам избежать этой участи.
Мерцающий кристалл начал постепенно плыть в воздухе и наконец потянул руку Джеймса наверх, к потолку – уловив мысли адмирала, он захотел стать частью Луча в попытке искупить свою вину.
– Конечно. Пойдём, Михаил, – примирительно прошептал Джеймс и, поднявшись на ноги, направился к выходу из крепости, – Прости, что так вышло. Я не мог позволить тебе погибнуть в бесчестье, погибнуть трусом. А где ещё мы можем проявить свою храбрость, как не в борьбе? Разве ты сможешь сразиться с неизбежностью нашей смерти? А с Бездной, что ждёт нас вне Луча? С кем вам сражаться, если не со мной? – риторически спрашивал Джеймс у безмолвного кристалла, – Вот я и стал для вас чудовищем – чем кошмарнее и отвратительнее я предстаю, тем доблестнее вы погибаете в попытках меня уничтожить. Если уж ваша смерть неизбежна, почему бы вам не умереть героями? – спрашивал Джеймс, и на его щеке появились тяжёлые слёзы.
– Прощай, друг. Передай остальным, что я всё ещё двигаюсь вперёд, а наши оставшиеся родичи всё ещё живут, как герои, – попрощался он с кристаллической сферой, устремившейся в небо. Вскоре по Лучу прошлась слабая вспышка, ещё раз подсветив горы трупов, оставленных Джеймсом.
Остров задрожал: без ядра своего хозяина он больше не мог оставаться в воздухе, и вскоре опустошённая крепость должна была опустится в Бездну. Адмирал вновь воплотил глаза и уши по всей поверхности острова, на всякий случай ища выживших. Земля и воздух были безмолвны, лишь где-то в районе приземления Судьбы адмирала ожидал чумной доктор, спрятавшийся в земле подобно безжизненным корням деревьев.