Герой снов
Шрифт:
– Вот, мисс Эмма, чай, тосты и "Таймс".
– Спасибо, Кэти.
– Она безучастно наблюдала, как горничная поставила рядом с ней поднос.
Поглядев на нее с дружеским участием, та спросила:
– Все в порядке, мисс? Вы сегодня вроде как побледнели.
– Со мной все хорошо. Просто день был долгим.
– Взяв намазанный маслом поджаренный хлеб, Эмма ухитрилась изобразить обычную свою проказливую улыбку и откусила большой кусок.
Успокоенная горничная удалилась.
Эмма налила чаю из фарфорового чайничка в цветастую чашку и
Перелистывая газету, она равнодушно просматривала длинные колонки, задерживаясь взглядом на некоторых разделах.
Она чуть не пропустила объявление в самом низу одной из внутренних страниц, почти затерявшееся в море заметок и писем. С легким недоумением она уставилась на него. По мере того как слова доходили до ее сознания, шрифт становился все чернее и расплывался перед глазами словно кровавое пятно. Слабый стон сорвался с ее губ. Чашка затряслась в руке, выплескивая обжигающую жидкость на пальцы и запястье. Эмме как-то удалось поставить ее на блюдце, и она с неестественной сосредоточенностью стала устанавливать чашку точно в центре. Затем снова посмотрела на страницу… Нет, этого не может быть! Это не правда, какая-то жестокая шутка… ложь!
"Во время своих недавних заграничных путешествий виконт Адам Милбэнк обручился с мисс Шарлоттой Брикстон, американкой, известной как наследница посудного короля".
– Адам, ты не мог так поступить, - прошептала Эмма.
– Ведь прошло лишь несколько недель. Ты не мог забыть меня - так скоро… не мог так предать.
Но черные буквы стояли у нее перед глазами, и боль в груди становилась нестерпимой. Ей нужна помощь. Ей нужен кто-то… чей-то разумный голос, чтобы не сойти с ума. Никогда в жизни не испытывала она подобной муки. Невозможно было вынести ее в одиночку. Слезы слепили глаза. Шатаясь, она слезла с постели, дрожащими пальцами вытерла мокрое лицо, почти на ощупь нашла привычные брюки и рубашку. Одевшись, она набросила на себя плащ с капюшоном и поспешила из комнаты.
У главной лестницы она столкнулась с Кэти, и та в изумлении остановилась.
– Мисс Эмма, что вы?…
– Я должна выйти, - хрипло проговорила Эмма, пряча лицо под капюшоном.
– Не знаю, когда вернусь. И если ты хоть слово скажешь кому-нибудь, что я ушла, я добьюсь, чтобы тебя уволили.
– Хорошо, мисс, - вытаращила на нее глаза растерянная Кэти.
Эмма сморгнула слезы и, проведя рукавом под носом, пробормотала:
– Ничего, Кэти, все будет в порядке. Только никому не говори.
Служанка осторожно кивнула.
Эмма торопливо вышла из дома и направилась в конюшню, стараясь, чтобы ее никто не увидел. Она сама оседлала коня, довольно резко прогнав прочь конюха, попытавшегося ей помочь.
– Я все сделаю сама. Возвращайся в свою комнату.
– Отправляетесь спасать еще какую-нибудь зверюгу, мисс Эмма?
Проигнорировав дерзкий вопрос, она замешкалась, подтягивая подпругу посильнее. Ее руки, обычно такие ловкие, тряслись и двигались неуклюже.
– Поди прочь, - сказала она конюху, с недоумением наблюдавшему за ней.
– Могу я чем-то помочь, мисс?
– Просто уйди, пожалуйста, - грубовато откликнулась она.
Он неохотно повиновался, но, уходя, несколько раз оглянулся через плечо.
Эмма села на своего мерина и выехала через двор на улицу. У нее было ощущение, что только так она сможет выжить. Она не принимала сознательного решения, куда ехать, казалось, все было решено за нее. Перейдя на галоп, она поскакала на запад, в поместье Ангеловского. Слезы струились по ее лицу, и влажный летний воздух не мог их осушить.
Доехав до поместья, она приблизилась к господскому дому - великолепному зданию классической архитектуры с белыми мраморными колоннами - и, поднявшись по полукруглой лестнице к парадной двери, заколотила в нее кулаком.
Вскоре на пороге появился седой дворецкий с широким славянским лицом и черными бровями. Имени его она никак не могла запомнить, хотя видела его не в первый раз.
– Пожалуйста, велите позаботиться о моем коне, - проговорила Эмма, - и скажите князю Николаю, что к нему гостья.
Дворецкий ответил по-английски с легким славянским акцентом:
– Сэр, вам придется вновь приехать завтра. Но если желаете, я приму вашу визитную карточку.
– Я не сэр!
– с отчаянием воскликнула Эмма. Она отбросила с головы капюшон, и масса сверкающих рыжих кудрей упала до пояса.
– Я хочу видеть моего кузена. Скажите ему… - Она оборвала себя на полуслове и со сдавленным стоном потрясла головой.
– Впрочем, не надо. Мне не стоило сюда приезжать. Я сама не знаю, что делаю.
– Леди Стоукхерст, - произнес дворецкий, и лицо его заметно смягчилось, - заходите в дом. Я выясню, сможет ли князь Николай поговорить с вами.
– Нет, пожалуй, не надо…
– По-жа-луй-ста, - повторил он по-русски, протяжно, - прошу вас, миледи.
Эмма подчинилась и, войдя в холл, напряженно застыла у порога, уставившись в узор паркета.
Прошла целая минута. Наконец над ее головой раздался тихий голос Николая:
– Эмма?
Пара начищенных черных сапог возникла в поле ее зрения. Николай двумя пальцами за подбородок приподнял к свету ее лицо. Взгляд его впился в ее глаза, большой палец легонько скользнул по заплаканной щеке. Выражение его лица оставалось бесстрастным, и держался он со спокойной учтивостью.
– Пройдем со мной, душенька.
– Он взял ее за руку. Эмма заартачилась:
– У вас кто-то есть? Я не п-подумала… не спросила…
– Никого у меня нет.
– Он тихо пробормотал несколько фраз по-русски дворецкому, и тот в ответ кивнул с непроницаемым видом.
Эмма с благодарностью оперлась на руку Николая и позволила проводить себя по лестнице наверх. Рука у него была сильной и горячей. Охватившая ее паника стала постепенно отступать, дыхание выровнялось. Вежливое самообладание Николая, его светскость не позволяли ей отдаться истерике.