Герой снов
Шрифт:
– Со мной все в порядке.
– Разжав кулак, Эмма швырнула к ногам Люка скомканный листок бумаги. Огонь камина бросал на него красновато-золотистые отблески.
– Надеюсь, папа, тебя это порадует.
Не сводя глаз с напряженного лица дочери, Люк молча поднял листок.
– Прочти, - резко бросила Эмма.
– Это от Адама. Он потерял надежду жениться на мне и покидает страну… на время. Из-за тебя у меня больше никого не будет.
– Крохотная жилка нервно задергалась у нее на щеке.
– Я никогда не прощу тебе, что ты отнял у меня единственный шанс быть любимой.
На лице Люка отразилось глубокое огорчение.
– Адам
– Кто дал тебе право судить об этом? А если любил? Если это была настоящая любовь? Почему ты так уверен, что не ошибаешься? Мой отец… такой мудрый, такой благородный… такой, черт бы его побрал, идеальный, что может заглянуть в чужое сердце и оценить его как судья! Как приятно быть непогрешимым!
Люк ничего не ответил.
– Ты просто не хочешь, чтобы я вышла замуж, - продолжала Эмма, все больше распаляясь.
– Разве что за какого-нибудь бесхребетного болвана, за марионетку, которым ты смог бы управлять, как тебе захочется… как ты управляешь всем и всеми вокруг…
– Довольно, - прервала ее Тася. Страдающий взор Эммы обратился к Тасе.
– Ты ведь не думаешь, что я причинила ему боль? Лишь слова человека, которого любишь, могут ранить… Но я не отношусь к привилегированному кругу тех, кого мой отец любит.
– Это не правда, - охрипшим внезапно голосом произнес Люк.
– Я люблю тебя, Эмма.
– Неужели? Я-то думала, что любить человека означает желать ему счастья. Что ж, папа, можешь оставить себе свою так называемую любовь. Мне уже хватило ее на всю оставшуюся жизнь.
– Эмма…
– Я тебя ненавижу.
– Она содрогнулась от обуревавших ее чувств. Тяжкая тишина сгустилась в комнате. Змма круто повернулась и пошла прочь.
Глава 2
Тася очнулась первой. Осторожно взяв у Люка письмо, она молча начала его читать. Люк продолжал сидеть, опустив голову. По лицу его ничего нельзя было понять.
Прочитав письмо, Тася с отвращением бросила его и презрительно воскликнула:
– Какая мелодраматическая чушь! Он изображает себя и Эмму в роли преследуемых роком несчастных любовников. А злодеем, их разлучившим, разумеется, выступаешь ты. Адам бросает ее по долгу чести и возлагает на тебя вину за их разлуку.
Люк поднял голову. Он был бледен, губы крепко сжаты.
– Кого же винить, кроме меня?
– Ты хотел как лучше.
Мгновенная защита жены вызвала теплый блеск в глазах Люка, но он устало покачал головой.
– Эмма права. Я должен был допустить возможность того, что Милбэнк на самом деле ее любит, но… - Он оборвал фразу и нахмурился.
– Мы ведь с тобой оба знаем, что он просто паразит.
– Боюсь, это ясно всем, кроме Эммы.
– Неужели я должен был разрешить ему ухаживать за ней, зная, что он неизбежно причинит ей боль? Господи, не знаю, что делать с упрямыми дочерьми! В одном я не сомневаюсь: она слишком хороша для Милбэнка. Я не мог спокойно наблюдать, как он воспользуется ее неопытностью.
– Нет, разумеется, нет, - мягко проговорила Тася, - для этого ты слишком ее любишь. Да и Мэри никогда не захотела бы подобного мужа для своей дочурки.
Упоминание имени первой жены окончательно лишило Люка самообладания. Он со стоном отвернулся и уставился в огонь.
– Эмма столько лет была одинока после смерти Мэри… Мне надо было ради нее сразу жениться. Ей была необходима женская рука. Я должен был понять, каково ей расти без матери, а не думать только о себе.
– Ты ни в чем не виноват, - настойчиво возразила Тася.
– И Эмма вовсе не испытывает ненависти к тебе.
Люк безрадостно засмеялся:
– Значит, она очень умело притворяется.
– Она сейчас очень расстроена и сердита. Ей больно, что Адам покинул ее, а ты - самая подходящая и доступная мишень для упреков. Я поговорю с ней, когда она остынет. С ней все будет в порядке.
Тася взяла в ладони лицо мужа и повернула к себе, заставляя его посмотреть ей в глаза. Серо-голубые, обычно чуть холодноватые, сейчас они были полны любви и нежности.
– Возможно, ты прав, что Эмме нужна была мать, когда она подрастала, - прошептала Тася.
– Но я рада, что ты не женился ни на ком другом. Я эгоистично радуюсь, что ты дождался меня.
Люк прислонился лбом к ее округлому плечу, черпая утешение в ее близости.
– Я тоже, - приглушенно отозвался он.
Тася улыбнулась, поглаживая его черные волосы. Рука ее задержалась на серебристых нитях, поблескивающих на висках. Для всего остального мира Люк оставался сильным, уверенным в себе и непроницаемым. Только с ней он раскрывался, поверяя ей свои сомнения, чувства, сокровенные тайны сердца.
– Я люблю тебя, - прошептала она ему на ухо и слегка коснулась мочки кончиком языка.
Люк нашел ее рот и жадно поцеловал, судорожно притянув к себе.
– Я благодарю Бога, пославшего мне тебя, - произнес он, увлекая ее на ковер.
По окончании лондонского сезона все семейство Стоукхерстов со слугами и животными переехало в обширное загородное поместье. Расположенный на покатом холме над маленьким уютным городком, Саутгейт-Холл представлял собой живописное здание, возведенное на руинах старинного замка, вернее, норманнской крепости. Вычурные башенки особняка, узорчатый фасад, в рисунке которого великолепно сочетались кирпич и стекло, изумительно подошли бы для какой-нибудь волшебной сказки. Здесь семья рассчитывала несколько месяцев отдыхать от зловонной лондонской сырости, время от времени принимая друзей и родственников.
Эмма большую часть времени проводила в одиночестве. Она разъезжала верхом по зеленым лугам и лесам или работала в своем зверинце, разместившемся в четверти мили от Саутгейт-Холла. Бесконечные заботы о животных отвлекали ее от мыслей об Адаме. Днем она уставала до того, что все мышцы ныли от напряжения, зато ночью спала как убитая. Однако ее не покидало ощущение утраты. Она не могла смириться с тем, что ей больше никогда не быть с Адамом.
Самым плохим для нее временем дня был ужин. Эмма заталкивала в себя еду и торопилась выскочить из-за стола, не в силах выносить общество собственной семьи. Никогда еще она так не злилась на отца. Именно он был виновником каждой минуты, проведенной ею в одиночестве. Отец пытался подступиться к ней с извинениями, но она оставалась холодна и не прощала его. По мнению Эммы, сердечность доверительных отношений, существовавших между ними, была утрачена навсегда, не было никакой надежды их вернуть. Что-то в них непоправимо надломилось.