Герой. Бонни и Клайд: [Романы]
Шрифт:
Мужчины вошли в дом, и Бак прикрыл за собой дверь. Там было темно и очень конспиративно. Свет пробирался лишь сквозь щели задернутых штор. Братья обменялись легкими боксерскими ударами, поплясывая на цыпочках, как заправские мастера ринга, потом Бак сказал:
— Клайд, так как же...
— Ну?
— Это ты или он? — спросил Бак, глядя в сторону.
— То есть? — переспросил Клайд.
— Ну тот, которого ты застрелил... Ты был вынужден, да? У тебя просто не было другого выхода? — в его голосе не было ни тревоги, ни волнения.
Клайд чуть нагнул голову. Он хотел доставить старшему брату удовольствие, защитить его от неприятных чувств. Махнув рукой, словно отгоняя беду, Клайд сказал:
— Ты же знаешь меня, Бак. Он поставил меня в безвыходное положение. Он был обречен. Из-за собственной глупости.
— Значит, ты просто не мог иначе, — упорствовал Бак. — Да?
— Ну да, — согласился Клайд. — Не мог иначе.
Обрадованный ответом Клайда, он дал Клайду легкого тумака, затем конфиденциальным тоном сказал:
— Бланш, конечно же, говорить об этом незачем.
— Как скажешь, брат. Кстати, когда в тот раз ты удрал из тюрьмы, это она уговорила тебя вернуться?
Бак не мог скрыть смущения. Он-то надеялся, что Клайд не знает об этом эпизоде из его биографии.
— Ну да, — пробормотал он, — а до тебя, значит, это дошло?
— Да, но я ничего не расскажу Бонни.
— Спасибо.
— Ну а как тебе, кстати, Бонни?
— Просто прелесть.
— Бланш тоже.
— Угу. Она дочь проповедника, но это все ерунда. Она молодец, и я ее очень люблю.
— Ясно. Вы поженились?
— Поженились.
Возникла продолжительная пауза, они некоторое время глядели друг на друга, затем отвели взгляды, каждый углубясь в себя, словно созерцая свои собственные затруднения, свои собственные смутные мысли, которые отказывались материализоваться в слова. У обоих существовали проблемы, которые лучше было оставлять при себе погребенными. Каждый нес свои беды, как рыцарь латы. Молчание продолжалось, напряжение нарастало, делалось невыносимым. Наконец, Бак, враг тишины и покоя, нарушил паузу: хлопнув в ладоши, он испустил индейский военный клич.
— У-у-у-и-и-и-и! — завопил он.
— У-у-у-у-и-и-и-и! — отозвался Клайд.
— У-у-у-у-и-и-и-и!
Снова наступило молчание, и снова нарушил его Бак.
— Дружище! — сказал он, вкладывая в слова бездну чувств. — Братишка! Мы отлично проведем время.
— Обязательно.
— Повеселимся на славу!
— На славу!
Бак, поколебавшись, спросил:
— А что мы будем делать?
— Значит, вот какая штука. Лучше отправиться в Миссури. Там меня никто искать не будет. Мы где-нибудь пристроимся и отдохнем. Годится?
— Без приключений? — сказал Бак, поднимая глаза.
— Без приключений, — повторил Клайд. — Мне неохота обратно в тюрьму.
— Послушай, — сказал Бак, к которому снова вернулось отличное настроение, — я слышал, в тюрьме ты отрубил себе пальцы...
— Было дело. Я сделал это, чтобы избавиться от работы. Представляешь себе: нас заставляли дробить молотком день и ночь. Ну а неделю спустя меня освободили. Я вышел из этой чертовой тюрьмы на костылях...
— Ну и ну!
Клайд подошел к двери, распахнул ее и сказал:
— Мир прекрасен, — рассмеялся и выскочил на улицу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
День выдался отличный, солнечный, Клайд с Баком пришли к выводу, что жизнь удивительна, и решили больше никогда не расставаться друг с другом. По крайней мере, в ближайшее время.
С утра пораньше они отправились в путь, в Джоплин, штат Миссури. В первой машине ехали Бак с Клайдом, в пятидесяти футах за ними следовала вторая машина. В ней был К.У., а с ним Бланш и Бонни. Хотя движения на шоссе почти не было, Клайд вел машину осторожно.
— Еще не хватало, чтобы какой-нибудь полицейский прицепился к нам из-за превышения скорости. Верно, брат? — обратился он к Баку.
Тот расхохотался и хлопнул себя по колену.
— Нам с тобой неприятности с законом ни к чему, — согласился он. — Зачем нам лишние хлопоты?
Дорога стала живописнее — пошли приятные холмы, долины, а Бак не переставая потчевал братца анекдотами. Клайд всегда был прекрасным, благодарнейшим слушателем — он внимательно слушал рассказчика, а когда нужно, громко смеялся.
— И значит, доктор отводит его в сторону, — вещал Бак, — и говорит: «Ваша мать не встает с постели и слабеет с каждым днем. Советую вам убедить ее принимать немножко бренди. Это поднимет ее тонус, улучшит настроение». «Видите ли, док, — отвечает фермер, — моя мать трезвенница и не берет в рот ни капли спиртного». «Знаете что, — говорит доктор, — а вы давайте ей парного молока, но разбавляйте наполовину бренди и ничего ей не говорите». Фермер так и поступил. Он брал молоко, разбавлял бренди и давал матери. Она пила сначала понемножку, потом больше и больше. И вот однажды он принес целую кварту. Она выпила ее залпом, посмотрела на сына и сказала: «Сынок, что бы не случилось, ни за что не продавай эту корову».
На секунду в машине воцарилась молчание. Бак ждал реакции младшего брата, и она последовала. Клайд громко рассмеялся. Он отпустил руль и машина, резко вильнув, выскочила на полосу встречного движения. Не переставая смеяться, Клайд вовремя выровнял ее. По его щекам текли слезы.
— Не продавай корову!.. — говорил он сквозь смех. — Ну ты даешь, Бак...
Бак похлопал брата по спине и сказал:
— А вот еще одна история. Один коммивояжер...
Во второй машине обстановка была совершенно противоположной. Там царило мертвое молчание на грани враждебности. За рулем сидела Бонни. Крепко сжимая руль, она сидела подавшись вперед. Сигарета агрессивно дымилась меж плотно сжатых губ. Она смотрела на дорогу так, словно это был лютый враг, которого надо было любой ценой победить.