Героям не место в застенках
Шрифт:
Посчитав, очевидно, что на этом агитационное мероприятие можно закончить, толстяк, очень довольный собою, слез с платформы и неторопливо зашагал к группе офицеров, с высокомерными лицами куривших неподалеку.
Пленные хмуро молчали, стоя в шеренгах и переминаясь с ноги на ногу.
– Ваня, – тихо проговорил Бузько и дернул Болдырева за рукав замызганной гимнастерки, – а ведь это шанс…
– Какой еще шанс? – глухим, равнодушным голосом переспросил будущий генерал КГБ.
– Бежать, Ваня, шанс…
Болдырев уставился на однокашника тусклыми глазами.
– С ума сошел, Макар? – все тем же безжизненным голосом поинтересовался он и вдруг замолк. Во взгляде промелькнула пока смутная надежда.
– Ты полагаешь… – Болдырев
– Уверен, – твердо ответил Бузько. – Только надо кого-то еще с собой взять. Одни мы не справимся… У тебя же…
И Макар выразительно посмотрел на ногу друга, кое-как перевязанную грязными окровавленными тряпками.
– За это не беспокойся, – твердо заверил Болдырев. – Я жилистый, выдюжу… У тебя план какой-нибудь есть?
– Да какой тут может быть план, – буркнул Макар. – Сейчас главное – вырваться отсюда, а там сообразим, что к чему.
В тот же вечер Бузько и Болдырев чуть ли не в первых рядах подошли к шнырявшим между пленными вербовщикам. Толстый немец не обманул. Всех, кто изъявил желание «стать подданный Великий Германия», действительно вымыли. Если, конечно, можно назвать мытьем полив арестантов холодной водой из пожарных рукавов. Потом всех осмотрел врач, проверявший их физическое здоровье. Он с сомнением покосился на окровавленную повязку Болдырева, но, когда тот лихо проскакал на больной ноге несколько метров, махнул рукой и даже оторвал кусок чистого бинта. Тем, кого признали годными к работам, выдали арестантскую робу и, наконец, дали баланду и по куску не самого лучшего хлеба.
Новый лагерь, в который их перевели, был сооружен немцами с присущей им педантичностью на территории полуразрушенного овощехранилища. Высокий бетонный забор, по углам вышки с пулеметами, прожектора, охрана внутри лагеря. Складские помещения практичные немцы приспособили под бараки, установив в них трехъярусные нары. Всем выдали тощенькие соломенные матрацы и лоскут материи, который надлежало использовать вместо одеяла.
С неделю люди приходили в себя после пережитого. Немцы, видимо, понимая, что пленникам необходимо немного отдохнуть, не загружали их работой. А спустя неделю начали отправлять на ремонт железнодорожных путей. Возили под охраной, в закрытых товарных вагонах без окон.
На работах Бузько и Болдырев сразу же сообразили, что где-то неподалеку действуют диверсионные группы. На худой конец – партизаны. Впрочем, приглядевшись к характеру повреждений полотна, несостоявшиеся диверсанты пришли к выводу, что действуют не профессиональные подрывники: слишком уж топорно закладывалась взрывчатка. О том, что догадки насчет партизан оказались верны, говорило и поведение немцев – они вдруг стали какими-то нервными, пугливыми, усилили охрану работающих пленных, старались не отходить далеко от железнодорожного полотна. Оставалось немного – придумать способ, как связаться с этими партизанами. Но каким образом это сделать, ни Болдырев, ни гораздый на выдумки Бузько не представляли. Помог случай.
Однажды во время ремонта поврежденного участка дороги из лесу вышла девочка лет двенадцати. Она была одета просто, если не сказать бедно, к тому же босая. Но лицо у нее было чисто вымыто, а на голове повязан белый платочек. В одной руке девочка держала лукошко, а второй крепко сжимала ручонку белобрысого мальчишки. По-видимому, младшего братишки.
Дети появились неожиданно. Даже трое стоявших неподалеку немцев-охранников опешили на какое-то время. Пленные тоже прекратили работу и молча смотрели на детей. Неожиданно один из пожилых немцев расплылся в благодушной улыбке и призывно помахал девочке и ее братику рукой.
– Русиш киндер, – позвал он, роясь в кармане брюк, – ком цу мир, медхен…
Девочка от его голоса вздрогнула и то ли удивленно, то ли испуганно пискнула:
– Ой, мамоньки, та це ж нимцы… Ратуйте, людоньки!
Она выронила лукошко, из которого на траву посыпались крепкие подосиновики и боровики, развернулась и побежала к лесу, таща за собой мальчонку. У того заплетались ноги от быстрого бега.
– Медхен, – закричал пожилой охранник. – Киндер! Ихь хабе кайн махе дизер шлехт! Ихь хабе шоколяде… [1]
1
Девочка! Дети! Я не сделаю вам ничего плохого! У меня есть шоколад… (нем.)
Он хотел сказать что-то еще, но не успел. Второй охранник, молодой парень с толстыми розовыми щеками, покрытыми рыжеватым пушком, скинул с плеча винтовку, клацнул затвором и стал неторопливо прицеливаться.
– Ганс! Найн!!! – закричал пожилой немец, заметив действия своего напарника. – Дас ист нихт руссишь зольдатен! Дас ист кляйне киндер, Ганс! [2]
Но было поздно. Выстрел гулко разорвал воздух. Девочка, которая не могла быстро бежать из-за своего братишки, внезапно споткнулась, но не упала. Она медленно развернулась, продолжая удерживать мальчишку за руку. На детском личике не было ни страха, ни боли, а только удивление. Мальчик тоже не плакал. С немым ожиданием переводил взгляд с неожиданно остановившейся сестры на стоявших на насыпи немцев и замерших пленных.
2
Ганс! Нет!!! Это не русские солдаты! Это маленькие дети, Ганс! (нем.)
Охранник, видя, что цели теперь неподвижны, как мишени в тире, неторопливо передернул затвор и выстрелил еще раз. Девочка упала, а мальчик, повернувшись в сторону выстрела, что-то прокричал. Немец громко засмеялся и выстрелил в третий раз, почти не целясь.
– Вас махст ду, Ганс? – с трагическими нотами и неподдельной болью в голосе прошептал пожилой охранник. – Дас ист кляйне киндер!.. [3]
– Дас ист кляйне руссише швайне, Йоган! – твердо ответил Ганс, закидывая винтовку на плечо. – Унд ду бист думкман! [4]
3
Что ты сделал, Ганс? Это же маленькие дети!.. (нем.)
4
Это маленькие русские свиньи, Иоганн! А ты – дурак! (нем.)
– Ду бист думкопф! – с отчаянием выкрикнул Йоган. – Дас думкопф! Унд дер хунд!!! Зер шлехт унд думкс хунд! Унд эзель! [5]
– Вас?! – с плохо скрываемой угрозой спросил Ганс и опять потянул с плеча винтовку. – Вас загст ду? Видерхоле, битте… [6]
Третий охранник насмешливо, но очень внимательно наблюдал за происходящим, не вмешиваясь в перебранку. Ганс и Йоган, увлеченные руганью, которая, видимо, происходила между ними нередко, совсем перестали обращать внимание на полтора десятка пленных, которых должны были охранять. Упустить такой случай было просто преступно.
5
Это ты глупец! Глупец! И собака!!! Гадкая, глупая собака! И осел! (нем.)
6
Что?! Что ты сказал? Повтори-ка, пожалуйста… (нем.)