Шрифт:
I
Хинкап никогда прежде не слышал о том, чтобы почтовые катера типа «Тис-2179» выходили из строя. Но факт оставался фактом. Его, Сола Хинкапа, выбросило из подпространства в абсолютно неизвестном районе, и первое, что он подумал, увидев на экране звезду, – почта опоздает.
Осмотревшись внимательнее, Хинкап решил, что нужно, во-первых, попытаться сесть на одну из шести планет, вращавшихся возле похожего на Солнце светила, а во-вторых, естественно, послать сигнал бедствия.
Он выбрал третью планету – наверное, потому, что она внешне очень напоминала Землю. На почтовом катере не было специальной
Просидев два часа над инструкциями, он сумел произвести анализ воздуха и определить, что может выйти наружу без скафандра и шлема. Это его обрадовало. Прокорпев еще с час над описанием принципа работы полевого анализатора, Хинкап нацепил аппарат на пояс, включил автоматический вызов ремонтников и вышел из катера.
На юго-восток, сколько мог Хинкап охватить взглядом, расстилалась не слишком выразительная равнина – серый, затянутый моросящим дождем пейзаж выглядел уныло и однообразно. В противоположной стороне, в полукилометре от катера, начинался лес. Было около полудня, но тучи, повисшие низко, не пропускали света, и казалось, что сейчас вечер. Хинкап посмотрел в задумчивости на равнину – она предстала взгляду до такой степени голой и неживой, что почтальону не захотелось и шага делать в сторону этой бесконечности, местами укрытой клочьями мутного тумана. Он пошел к лесу, подумав мимоходом, что в почтовом ведомстве забыли одну существенную деталь – снабдить почтальонов оружием. Впрочем, лес выглядел мирно. Тем не менее Хинкап не намеревался лезть в чащу, – он хотел только посмотреть на деревья вблизи, оставаясь на опушке.
Ветви, свесив мокрые листья, опускались местами почти до земли, и Хинкап, не решаясь сунуться под роняющие капли зеленые своды, остановился перед громадным кустом, усыпанным мелкими желтыми ягодами. «Нарядный кустик», – подумал Хинкап. И в этот момент слева, чуть позади, послышался шорох, заставивший Хинкапа резко повернуться и отскочить в сторону.
…Из-за толстого мокрого ствола выглядывала такая очаровательная детская рожица, что Хинкап остолбенел, мгновенно забыв опасения. Почтальон уставился на девочку, а она вдруг засмеялась, хлопнула в ладоши, подбежала к Хинкапу, что-то говоря на ходу, и схватила его за руку. Хинкап тоже рассмеялся.
– Ну и ну, – сказал он. – Вот не ожидал!
Девочка, склонив головку к плечу, прислушалась к его голосу и снова заговорила – быстро, звонко. Хинкап развел руками и проговорил:
– Не понимаю, малышка.
Ясноглазое личико девочки, казалось, освещало все вокруг, ее мокрые белокурые волосы падали на плечи крупными волнами, и Хинкап подумал, что такого ребенка иначе как ангелом не назовешь. Малышка крепко уцепилась за рукав Хинкапа и потянула почтальона за собой – в лес. Хинкап не стал сопротивляться, решив, что местная девочка, безусловно, не оказалась бы одна в лесу, если бы этот лес представлял хоть какую-то опасность для ребенка. К тому же наверняка с такой очаровашки родители не спускают глаз, и сейчас они где-нибудь неподалеку.
Девочка шла и шла, лес становился гуще, темнее, и никаких признаков близкого поселения Хинкап что-то не замечал. Он слегка встревожился, остановился, и начал объяснять девочке, как мог – жестами, мимикой – что далеко в лес забираться не следует. Но девочка упорно тянула его, и наконец, наскучив, видимо, непонятной ей речью, выпустила
Впереди между деревьями появился просвет, и Хинкап вслед за девочкой вышел на окраину небольшой деревни, окруженной лесом.
Дома, сложенные из толстых бревен, стояли недалеко один от другого, без оград; синие и красные крыши, похожие на шиферные, яркими пятнами выделялись среди зелени фруктовых деревьев. Вся деревня производила впечатление нарядности и покоя. Девочка взбежала на ближайшее крыльцо, потянула изо всех сил тяжелую дверь – дверь открылась беззвучно, – и едва малышка скрылась в доме, как оттуда вышла молодая женщина и остановилась на крыльце, глядя на Хинкапа.
Хинкап замер. «Черт побери, – мелькнуло у него в голове, – пятый десяток живу на свете, но такого чуда…» Женщина спустилась по ступенькам, подошла к Хинкапу, легко ступая по траве. Во что она была одета, Хинкап не мог бы сказать, но у него возникло ощущение воздушности и изысканности. Всмотревшись в лицо Хинкапа, женщина слегка покачала головой и сказала что-то. Хинкап улыбнулся неловко:
– Не понимаю, к сожалению.
Ему захотелось добавить – «сударыня».
Женщина пошла обратно к дому и, подойдя к крыльцу, улыбнулась Хинкапу открыто и ласково, жестом приглашая почтальона войти. Хинкап, как завороженный, шагнул следом за ней.
II
Хинкап нежился в постели, оттягивая момент окончательного пробуждения. Он уже слышал сквозь остатки сна шаги Сойты в соседней комнате, слышал, как она тихонько звякает посудой, переставляет что-то. Вот шаги Сойты приблизились к двери комнаты Хинкапа, Сойта легонько стукнула пальцами по косяку и сказала негромко, словно зная, что Хинкап уже не спит:
– Хинкап, вставайте! Завтрак готов.
Хинкап вскочил, уронив одеяло, и пошел в ванную. В первые дни пребывания в этой странной лесной деревне его удивляло, что в домах, выглядевших снаружи как едва ли не первобытные избы, оказались прекрасные условия, – ванные комнаты, электричество и прочее, – но потом он как-то перестал об этом думать. Он вообще мог думать только о Сойте. И даже не в красоте этой женщины было, наверное, дело, а в том невероятной силы обаянии, которое исходило от каждого ее жеста, взгляда, улыбки…
Хинкап познакомился со всеми жителями лесного поселка – гостя приняли так, что Хинкап оказался полностью покоренным этими людьми, отдался на волю случая и жил, не беспокоясь о будущем, – и хотя раз в неделю бывал на своем катере, но думал о появлении ремонтников теперь уже скорее с опасением, – в глубине души ему не очень хотелось, чтобы его нашли. Прошлое, включающее в себя службу, спешку, обязанности затянулось в памяти легким серебристым туманом – таким, как тот, что иной раз по утрам стелился между домами в этой спокойной и ласковой лесной обители, затерянной в глуши. Но сами по себе прогулки к катеру составляли одну из радостей его теперешней жизни – потому что в этих прогулках его всегда сопровождала Сойта.