Гейдар Алиев
Шрифт:
…В Азербайджане помнят досужих «прорицателей», которые твердили: мол, теперь-то, вернувшись во власть, Алиев примется сводить счеты с теми, кто вчера чернил и шельмовал его. Но это не в характере великанов.
— Сегодня, конечно, можно говорить о репрессиях минувшего периода, можно говорить о зле, причиненном людям, о несправедливости… Это наша история. Историческую правду нужно говорить всегда. Но наряду с этим почему вы забываете достигнутые нами успехи? Среди этих достижений… — азербайджанский язык. Теперь называйте это, как хотите, но азербайджанский язык за всю историю не обогатился настолько, насколько в эти шестьдесят лет… Не было написано на азербайджанском языке столько книг, столько романов, столько стихов, столько рассказов. Это наш исторический путь,
… Мы должны всегда высоко чтить свое национальное самоощущение. Национальное самочувствие всегда выручало меня из трудных ситуаций. Благодаря национальному самоощущению я и смог идти по желаемому пути, достичь желаемого и служить моему народу.
Президент Гейдар Алиев в последние годы любил гулять по улицам Баку. «Мог запросто зайти посидеть в приглянувшийся ему ресторанчик», — как заметили в своем репортаже журналисты «Известий». Его охранники беспокоились: «Гейдар Алиевич, мы не проверили еду». «Ничего, ничего, — улыбался Алиев. И тут же в шутку замечал начальнику охраны: — Если что случится, ты будешь виноват». Сколь велик человек, столь же и прост. Сколь искренен и отзывчив, столь же и привлекателен. Гейдар Алиев покорял своей искренностью.
К нему тянулись люди искусства — писатели, композиторы, художники. Они видели в нем моральную опору, своего духовного наставника. И не раз говорили об этом — сошлемся хотя бы на свидетельства писателей Анара и Мамеда Араза, Вагифа Самедоглу и Эльчина, их русского собрата, фронтовика Великой Отечественной Ивана Поликарповича Третьякова — ему в числе большой группы литераторов была установлена Президентская стипендия. «Я, сколько буду жив, буду помнить Гейдара Алиева, — так написал нам Иван Третьяков. — Он ценил людей по работе, при нем хотелось трудиться с полной отдачей».
Алиев высоко ценил дружбу и не жаловал перебежчиков. Не забывал тех, кто оставался с ним в горькие дни московской опалы, в дни испытаний, кто не перебегал к более перспективным, как им казалось, покровителям. Умел быть благодарным, очень ценил это качество у других.
19 декабря 1995 года. Гейдар Алиев выступает во Дворце «Гюлистан» на вечере, посвященном шестидесятилетию Юсифа Самедоглу, народного писателя, видного общественного деятеля, рано ушедшего из жизни.
— Сегодня считаю нужным сказать и об одном интересном эпизоде. В 1990 году я вернулся из Москвы в Азербайджан. Здесь (в Баку. — Авт.) жить оказалось невозможным, я отправился в Нахичевань. В то время, если, с одной стороны, меня преследовали, изолировали от общества, совершали несправедливость в отношении меня, то, с другой стороны, я постоянно наблюдал уважение и очень часто чувства любви со стороны народа. Я никогда не забывал и не забуду людей, которые во время моей жизни в Нахичевани в условиях изоляции, прорвав блокаду, приезжали и встречались со мной. Ибо это было непростым делом. Людей приезжало много. Приходили просто повидаться, на час, на два, побеседовав со мной, выразив свое отношение, возвращались обратно — или в Баку, или в Гянджу, или же в другие города.
Однажды произошло совершенно неожиданное для меня событие. Внезапно открылась калитка, вошла Айбениз-ханум. Я тогда сидел во дворе. Подумал, может, Айбениз-ханум прибыла в Нахичевань, чтобы встретиться с кем-то по своим делам… Услышала, может, что я тоже нахожусь здесь, вот и решила наведаться и поприветствовать. Но позже выяснилось, что она прилетела самолетом из Баку в Нахичевань вместе с родней ради одной-единственной цели: навестить меня… Знаете, повторяю вновь, тогда приезжали многие люди, но такая встреча для меня была очень ценной. Потому, что она — представительница семьи Самеда Вургуна. И еще потому, что Нахичевань находилась в тяжелом положении, рейсы самолетов были очень затруднены. Представьте, женщина приехала только потому, что хотела поприветить. Это меня и очень взволновало, и обрадовало, и еще вновь подтвердило, что хорошие люди, люди с чистым сердцем составляют в нашем обществе большинство…
И сам он именно такой — хороший человек с чистым сердцем.
Бог был щедр к нему, одарив и статью, и высоким интеллектом, феноменальной памятью, ораторским даром и творческим чутьем, физической и духовной красотой.
В марте 2003 года судьба уготовила ему жестокое испытание. Он приехал к курсантам военного училища имени Джамшида Нахичеванского, которое было создано по его инициативе еще в советские годы. Президент выступал и вдруг, схватившись за сердце, покачнулся… Эти мгновения в прямой телетрансляции видела вся страна. Пять, десять, пятнадцать минут напряженной, звонкой тишины, когда даже шепот кажется криком. Через двадцать минут Президент, вопреки настояниям врачей, вновь вышел к трибуне и коротко попрощался с залом и с будущими офицерами, надеждой независимого Азербайджана. Иначе он поступить не мог. Только воля, несокрушимая алиевская воля поставила его тогда на ноги и вернула в зал, полный молодежи.
…Как вспоминают бакинцы, в начале двадцатого века в похоронах революционера Ханлара Сафаралиева участвовали многие тысячи людей. Весь город прощался с героическим генералом Аслановым. Великого Узеира Гаджибекова провожал в последний путь такой могучий человеческий поток, что в нем «поплыла» и конная милиция. С такой же скорбью народ оплакивал и своего поэта Самеда Вургуна, композитора Кара Караева… С ним простились в филармонии, а хоронили в Аллее Почетных захоронений. Дорога к Аллее длинная и крутая. По ней в людском потоке плыл гроб с телом великого композитора. Первым свое плечо подставил Гейдар Алиев. И прошел весь скорбный путь. «Я думаю, что в мире такое бывает редко, даже единично, — считает известный азербайджанский композитор Ариф Меликов, ученик Кара Караева. — Но это и свидетельство того, как относился Гейдар Алиев к выдающимся талантам, к людям, которые прославили нашу республику, наш народ».
На третьем году третьего тысячелетия скорбь народная достигла апогея, когда миллионы соотечественников воздавали дань уважения памяти Гейдара Алиева.
14 декабря. Поток людей к Президентскому дворцу не иссякает. Уже ясно, что это гигантское человеческое половодье не умещается в ограниченную геометрию города. Поток расплескался от центра города, от Президентского дворца по автостраде до аэропорта Бина. Азербайджан ждет возвращения своего сына. Приспущенные флаги с черной лентой колышутся под дуновением ветра. Кажется, обретают дар речи: «Стяг, вознесенный тобой, вовеки не падет… Мы склоняемся перед памятью твоей… Мы воздаем тебе последний долг».
Он вернулся на родину, лидер азербайджанского народа. Вернулся, чтобы обрести вечный покой в объятиях родной земли.
Каспий, дремавший под погожим небом, покрылся тревожной рябью.
Солдаты-аскеры скорбно и строго несут на плечах тяжелое бремя, тяжелое, как седые Кавказские горы.
Горы горя.
Господи, как ослепителен свет печали. Люди идут на свет этой печали.
Декабрьский ветер срывает с деревьев желтые листья и гонит их по тротуарам. Деревья могли бы о многом рассказать. Деревья бессловесны, но не беспамятны. Апшеронские степи подступали к типовым пятиэтажкам серыми солончаками, песками, ощетинившимися верблюжьими колючками, поблескивавшими маслянистыми, замазученными лужами, озерами сбросовых вод у старых промыслов. Зеленый цвет стал вытеснять желтый и серо-песчаный в пейзаже Апшерона именно с легкой руки Гейдара Алиева. В триколоре республики зеленый цвет символизирует духовные ценности ислама. Но этот цвет — и напоминание о зеленой гамме в палитре природы Азербайджана, облагороженной волей Гейдара Алиева, его трудами и заботами… Если бы он мог сейчас посмотреть на свой любимый город, сравнить его с недавним нагромождением каменных глыб, плоских крыш, булыжных мостовых, серого асфальта с островками чахлых деревьев!
Дорога из аэропорта до Баку с обеих сторон окружена живой человеческой стеной.
Верно, многажды в праздничные дни люди стекались к дорогам, по которым он проезжал, ждали и встречали-привечали с цветами, стремились перемолвиться добрым словом, радовались, услышав слова привета, увидев улыбку. Сейчас он снова вернулся в Бакинский аэропорт. Тысячи людей одновременно взглянули на часы: 13.55. Но из самолета он сам уже не выйдет… Слабое дуновение доносит горький запах полыни. Нависшая тишина напоминает безмолвный реквием.