Гейдар Алиев
Шрифт:
В начале 1987 года один из авторов этой книги работал в газете «Социалистическая индустрия». Вспоминается, как главный редактор, вернувшись с совещания в ЦК КПСС, собрал редколлегию: нам поручено разобраться, что происходит в Баку, в Азербайджане (Алиев еще член Политбюро, но атака уже готовится). По партийной прессе прокатилась серия критических материалов. В их ряду оказалась и серия публикаций «Социндустрии». Косвенно это был удар по Алиеву, хотя газета взвешенно писала о социальных проблемах большого города, по достоинству оценивала постановление Совета Министров СССР «О дальнейшем развитии городского хозяйства города
Десятое мая 1987 года выпало на воскресенье. Сотрудники секретариата поздравляли Гейдара Алиевича с днем рождения в понедельник. Поздравляли немного растерянно. Потому что в почте не было письма или телеграммы ни от Горбачева, ни от Политбюро. Никто со Старой площади не звонил.
— Я про себя думал, — рассказывает Александр Гаврилов, — понятно: решили от него избавиться. Но ведь день рождения! Он же — человек, ваш товарищ и даже соратник, как вы говорите. Вы столько лет общались, он — член ПБ, первый зампредседателя правительства. Но не послал приветствие Горбачев и молчит окружение. Первым его поздравил в тот день Конарев, исключительный мужик. Правда, попозже, когда мы передавали ему документы, Алиев как бы вскользь сказал, что накануне Горбачев позвонил ему в машину, поздравил. А может быть, и не было того звонка — мы об этом уже не узнаем.
В тот понедельник Гейдар Алиев почувствовал себя плохо. Прибежал врач, послушал и сказал, что его надо немедленно госпитализировать. Алиев отказывался.
— Я не имею права вас не госпитализировать. Вы отвечаете за свои дела, а я — за свои. Я категорически настаиваю на госпитализации.
Гейдар Алиевич попытался сам дойти до машины «скорой помощи», но в коридоре сдался. Дальше его понесли на носилках.
Навещали Алиева руководители Азербайджана — Багиров, Сеидов. Заглядывал министр путей сообщения Конарев. А что же соратники из Политбюро? Неужели им незнакомы простые человеческие чувства? Неужели в их мире правил только расчет? Похоже, что так и было. Только Николай Иванович Рыжков приезжал к Алиеву в больницу. Он вспоминает:
— Спустя годы Алиев признался мне: грешным делом подумал, что Николай Иванович приехал, чтоб подсластить пилюлю. Я как сейчас помню, проводил кого-то из зарубежных премьеров, позвонил в больницу узнать, нет ли сейчас процедур, и решил заехать. Он был очень благодарен и только позже признал, что ошибся в своем предположении.
Горбачев поставил цель: расчистить вокруг себя поле. И Лигачев ему активно помогал. Шаг за шагом они зачищали площадку. Нехорошо все это. Непорядочно.
Николаю Ивановичу врезалась в память такая история.
— Нужна была квартира для сына или дочери Алиева. Семью его я мало знал, с женой встречался раз или два, моя Людмила ее знает больше. В общем, кому-то, сыну или дочери, была нужна квартира. И мы приняли решение — дать квартиру в новом доме рядом с нынешним «Президент-отелем», раньше это была гостиница «Октябрьская». Дом цековский, Управления делами ЦК и Совмина обменивались квартирами, работали вместе. Словом, выделили квартиру и вдруг приходит Алиев: нам, мол, отказали. Я позвонил Кручине в Управление делами ЦК: «Николай Иванович, что ты делаешь?» Он замялся. «Слушай, это же непорядочно, Алиев еще вчера был членом Политбюро, он остается первым заместителем Председателя Совета Министров, семья уже готовилась переезжать. Мы с тобой вместе приехали в Москву, вместе работали в ЦК партии». — «Да, Николай Иванович, разве я не понимаю». — «Какого же хрена?!» Тут же звоню Смиртюкову. В общем, решили вопрос…
— Но это же наверняка тормозили не Кручина или Смиртюков.
— Конечно… Был еще такой случай. Уже когда Алиева освободили, мы сидели часа три, очень откровенно говорили. Я сказал, что у меня в сейфе лежат бумаги… Я полистал их…
— Николай Иванович, я знаю, кто это написал. У вас такая бумага, у Горбачева, Яковлева… Это месть непорядочных людей.
В долгом и добром разговоре за чашкой чая Николай Иванович спросил своего собеседника и о знаменитом перстне. Все, кто смотрел репортаж из Баку о последнем визите генсека, помнят, как Леонид Ильич любовался перстнем.
— Гейдар Алиевич, идут разговоры, что вы вручили Брежневу перстень с бриллиантом. Он сидел в президиуме и крутил этот перстень. Все освещение было направлено на него, и мы видели, как блистали лучики.
— Николай Иванович, сплетни все это, — ответил Алиев. — Зачем мне все это? — И достал журнал. На обложке снимок: брежневский самолет. От трапа отходят Гейдар, Брежнев и другие лица. Сзади — начальник охраны, генерал. — Я зашел в самолет, как положено хозяину. Пригласил Брежнева: «Леонид Ильич, пойдемте». Так всегда полагалось. Ну неужели вы думаете, что в самолете я сунул ему перстень. Присмотритесь: на руке Брежнева то самое кольцо. Он прилетел с ним. Неужели я такой идиот, чтобы, приглашая гостя спуститься на азербайджанскую землю, начинать с подношения?
— В общем, разговор был очень откровенный, — заключает Рыжков. — Я ему поверил, а через пару дней с этим пакетом зашел к Горбачеву. Мы с ним встречались почти ежедневно, а то и два-три раза в день. Генсек увидел пакет, тут же бодро отозвался: «У меня такой есть». «Михаил Сергеевич, я разговаривал с Алиевым». — «Ну и что?» — «Я считаю, надо положить эти бумаги подальше и забыть о них». Я так и сделал — никакого хода им не дал. Что сделал Горбачев со своими бумагами, не знаю.
Генсек о них не забыл. Готовилось громкое дело. «Будет процесс почище рашидовского», — приводит слова Горбачева его помощник Черняев. Не получился процесс. Не мог получиться, потому что «факты оказались ерундой». К такому выводу после многочисленных проверок, комиссий пришел и Яковлев. Ему доложил Пуго, председатель Комитета партийного контроля: оснований для возбуждения дела нет.
Александр Николаевич Яковлев охотно призывает большевиков покаяться за их реальные или мнимые грехи. Но почему-то за свои грехи, хотя бы за расправу с Алиевым, его семьей, не кается. Вроде он ни при чем.
«Вы знаете, Артем, я рад, что Зарифа не была свидетелем всех тех унижений, через которые мне пришлось пройти, когда я был изгнан из состава Политбюро».
Так говорил Гейдар Алиевич Артему Боровику, замечательному журналисту, погибшему в авиакатастрофе. Свидетельство Артема записал Вагиф Мустафаев. В том же фильме Боровик рассказывает, как Гейдар Алиевич звонил Шеварднадзе (ему как министру иностранных дел подчинялся МГИМО, где преподавал Ильхам), просил: «Оставьте парня в покое. Почему вы его бьете дубиной по голове?» И все-таки, продолжает Артем Боровик, Ильхама уволили. А он в то время содержал отца, семью. Эта семья битая, много испытавшая.