Гейдар Алиев
Шрифт:
Словом, на южной границе, как и на западной, пахло порохом.
В Нахичевани первыми из гражданских о войне узнали железнодорожники. Их перевели на военное положение и сказали, что теперь они приравнены к солдатам. Так понял Алирза Алиев слова парторга депо, который, путая русские и азербайджанские слова, прокричал на митинге, что здесь тоже фронт и проходит он по Араксу, пограничной реке. Парторг, недавний кочегар паровоза, был недалек от истины. Он бросал слова, яростные и зажигающие, как уголь в топку своей горячей машины.
— Помните, товарищи, с той
Тем летом, как и раньше, по всей Нахичеванской республике открылись пионерские лагеря. Их предстояло срочно эвакуировать, отправить детей по домам. На помощь сотрудникам лагерей, пионервожатым отправили из Нахичевани несколько групп крепких ребят. В одной из них, как вспоминают ветераны, был и восемнадцатилетний Гейдар Алиев. Уже тогда он мог познакомиться с будущим знаменитым геологом Фарманом Салмановым.
Фарман набирался сил в пионерском лагере в горах. Двадцать второго июня вожатые обещали повести ребят в поход. Но в тот страшный день на лагерную линейку вместо энергичного и жизнерадостного физрука выбежала растерянная начальница. И дрожащим голосом объявила, что началась война, гитлеровская Германия вероломно напала на Советский Союз, а потому лагерь закрывается. Всем надо срочно вернуться домой.
Но как вернуться? Единственный автобус поломался. Предстоит спускаться по крутому спуску километров двадцать. Такая дорога детворе не под силу. «Несколько километров нес меня на плечах крепкий молодой армянин, — вспоминает Фарман Курбанович. — Теперь и не помню, кем он работал в пионерском лагере, но детей нес он поочередно весь этот долгий и длинный путь».
В мемуарах выдающегося ученого, лауреата Ленинской премии, Героя Социалистического Труда, одного из первооткрывателей тюменской нефти Фармана Салманова — россыпи таких выразительных эпизодов. Он умеет подметить деталь, оценить в человеке самое главное. Как живой, встает со страниц его книги дедушка Сулейман, которого на два десятка лет упекли в Сибирь за неподчинение властям, его жена-сибирячка Ольга — в Азербайджане, куда она вернулась с мужем, ее нарекли Фирюзой. А в память о далеких краях младшую сестру самого Фармана назвали Амурой — по дальневосточной реке Амур…
Родину, как и родителей, не выбирают. Кавказ — общий дом азербайджанцев и армян, грузин и осетин, дагестанцев, чеченцев, ингушей, абхазцев… Встретится ли детям в этом многонациональном доме такой вожатый, как тот армянский паренек? Или теперь в моде другие наставники, у которых глаза выжжены ненавистью? Но это отдельная тема.
…С началом войны на улицах Нахичевани заметно прибавилось военных и военной техники. Даже непосвященные в армейские дела люди понимали, что готовится какая-то операция.
В ночь с 25 на 26 августа 1941 года советские войска вошли в Иран. Это было сделано в соответствии с советско-иранским договором 1921 года. Шахская армия сопротивлялась недолго: на отдельных участках до 13 часов 26 августа. Одновременно южные районы Ирана заняли войска Великобритании. В начале
О событиях в Иранском Азербайджане {2} до самого последнего времени писали глухо и туманно. Вроде того, что там развертывалось освободительное движение, возглавлявшееся Азербайджанской демократической партией. Имя лидера этой Партии, главы Азербайджанской Демократической Республики Джафара Пишевари, «забывали» даже академические издания.
Национальное правительство Южного Азербайджана, созданное в конце 1945–го, просуществовало всего год. На подконтрольной ему территории трудились тысячи советских инженеров, геологов, строителей, учителей, работников культуры. Доктор исторических наук, один из самых глубоких исследователей этой темы Джамиль Гасанлы считает их помощь бескорыстной и самоотверженной. «Южный Азербайджан: начало холодной войны» — так называется его книга, охватывающая события с 1941 по 1946 год. События вокруг Южного Азербайджана самым непосредственным образом затронули и жизнь Гейдара Алиева.
…10 мая сорок первого друзья поздравили его с днем рождения. Впереди была сессия, летние каникулы, далеко за ними маячил сентябрь, третий курс. Но первого сентября индустриальный институт многих студентов не досчитался. Кто-то пошел на завод, заменив отца, призванного в армию, кто-то получил направление в военное училище, кого-то, как Алиева, отозвали в распоряжение военкомата по месту жительства. И уже 23 июня Гейдар принял дела в секретной части архивного отдела НКВД Нахичеванской АССР.
Он возвращался домой поздним вечером, нередко затемно. На вымерших улицах Нахичевани гулко отдавались шаги. Иногда из темноты возникал патруль: «Ваши документы!»
Во дворе просторно стояли топчаны — по давней привычке нахичеванцы летом спали под открытым небом, дома — душно. Из комнат выносили постели, посуду. Иззет-ханум склонялась к примусу, накрывала стол Гейдару. Он теперь был за старшего в доме: отец почти все время в командировках, Гасан в армии, Гусейн в Баку… С ним, Гейдаром, советовался Джалал, когда узнал, что за учебу теперь надо платить — 150 рублей за год. Для семьи Алиевых — деньги невероятно большие. В семейном кругу посоветовали Джалалу поступить на подготовительное отделение в учительский институт. Там учили бесплатно да еще выдавали по 50 граммов хлеба в день.
— Сегодня Джалал принес свой хлеб домой, — с тихой гордостью сказала Иззет Гейдару.
— Спасибо, мамочка, — отозвался тот. — Я только чаю попью. Иззет-ханум полила ему на руки воду из кувшина, подала кусочек моющей глины гюль-аби, заменившей в годы войны азербайджанским семьям и туалетное мыло, и стиральное.
Однажды на рассвете, когда небо только отрывалось от земли, Алиевых разбудил плач в соседнем дворе. Там жила семья Хуршид-ханум. Муж был на фронте, с ней — пятеро детей, мал мала меньше. Иззет-ханум окликнула соседку: