Геймер. Тетралогия
Шрифт:
– Что же вы сделали, отец?
– сквозь сон попытался продолжить увлекательный рассказ Хидэёри.
– Что-что... перекрыл воду, реки вышли из берегов и затопили долину. Замок оказался крошечным островком, со всех сторон окруженным водой. Правда, дожди еще помогли...
– Он бережно уложил сына.
– Утомил я тебя совсем, тоже совесть ведь нужно иметь, мальчик пьяненький, а я ему о сражениях толкую, право, совестно...
– Что же было дальше, отец? Как ты стал тайку?
– Хидэёри задержал его за рукав, так что правителю, хочешь - не хочешь, пришлось присесть рядом.
– Как-как, Ода-сан был принужден совершить сэппуку. Вот как. В киотском храме Хоннодзи, окруженный десятью тысячами мятежника Акэти Мицухидэ, он покончил с жизнью.
– Хидэёси вздохнул.
– В то время я как раз штурмовал Такамацу с воды, когда из ставки прискакал гонец с печальным известием о том, что моего сюзерена больше нет в живых. Я зарубил гонца на месте, чтобы он не посмел болтать, ведь если люди узнают, что их командующего больше нет... в общем, от всех скрыл, от своих и тем более от чужих. От имени Ода-сан я заключил мир с родом Море и спешно погнал самураев в сторону Киото. Мы бежали, как черти в аду! Днем и ночью бежали, потому что не я один мог прийти в Киото и принять на себя полномочия, принадлежащие прежде Нобунага. С другого фронта спешил другой его близкий соратник - Токугава-но Иэясу, который, в отличие от меня, был из знаменитого самурайского рода и имел больше прав.
– Я знаю Токугава-сан, знаю, - сквозь сон кивнул Хидэёри.
– Он мне кораблик смастерил из скорлупок, и вообще...
– И вообще, - передразнил его отец.
– В Киото я явился на три дня раньше, чем твой корабельных дел мастер, славный Токугава! Кто встал раньше, сожрал больше! Слышал такую пословицу? Так вот, у меня было сорок тысяч самураев, и 12 июня 1582 года мы просто смяли войска Акэти Мицухидэ в битве при Ямадзаки. Мицухидэ попытался скрыться всего-то с несколькими десятками самураев. Я не преследовал его и был прав, славный воин был вскоре бесславно убит местными крестьянами, когда грабил их, чтобы раздобыть еды для себя и своих людей, а также найти корм для лошадей. Я не убивал Акэти Мицухидэ, больно надо, армию разбил, отчего же не разбить. Просто невозможно спокойно жить, когда за твоей задницей стоят несколько тысяч вооруженных убийц... вот и пришлось разбить и эту армию. Но народная молва назвала меня мстителем за жизнь Ода, я не возражал.
За эту победу на совете в замке Кийосу, где решался вопрос наследства рода Ода, на мою сторону встали генералы Нива Нагахиде и Икеди Тацуоки. Против меня были Токугава Иэясу и сын Ода - Ода Нобутака. Но с Токугава-сан я договорился, после чего мы вместе склонили Ода Нобутака добровольно уйти из жизни. К слову, мы не предоставили ему большого выбора. После смерти сына Ода остался его трехлетний внук Санбоси, который, понятное дело, не мог править территорией, завоеванной его дедом, поэтому совет отдал мне большую часть владений Ода, и я стал регентом-советником нового главы рода Ода - его маленького внука. Токугава тоже получил немало, и против нас теперь выступал только Сибата Кацуие. Мы сцепились в 1583 году в битве при Сидзугатаке, но у него не было никаких шансов, к тому ж на нашу сторону перешел его союзник Маэда Тосиие. Вместе мы оттеснили Сибату к провинции Етидзен, где он был окружен в замке Китаносё.
Взяв в кольцо крепость, мы недолго осаждали ее, вскоре сам Сибата и его жена совершили сэппуку, и крепость пала, а у меня уже не осталось таких влиятельных врагов.
Я продолжал дело Ода, объединяя разрозненные княжества под своей железной властью, карая неподчинившихся огнем и мечом. Но тут против меня неожиданно выступил мой же союзник Токугава. Мы сшиблись в 1584 году в битве при Нагакуте, где Токугава вдруг одержал верх над твоим стариком!
– Хидэёси беззлобно рассмеялся.
– Да, я проиграл Токугава-сан, и тот мог принудить меня к сэппуку или казнить, но Иэясу вдруг сам пошел на мирные переговоры, признав себя вновь моим союзником и даже передав мне в качестве заложника своего старшего сына! Все дело в моих крестьянских корнях, мой милый, - остановил он вопрос, готовый сорваться с языка сына, - даже если бы Токугава и убил меня, за моей спиной к тому времени были уже такие богатства, такая большая территория, на которой сидели мои люди, что ему было выгоднее не ввязываться в дальнейшие распри со мной. Я отверг сына Токугава-сан, требуя, чтобы он сам явился в Киото, где я тогда сидел. Пришел и признал свою зависимость лично. Я думал, что если он явится ко мне на поклон, все поймут, что он сдался уже окончательно. Но что ты тут будешь делать, проклятый аристократ решил потопить меня в своих письмах, удушить пустословием. Я выдал за него свою сестру Асахи и отправил к нему заложницей нашу престарелую мать, доказывая таким образом Иэясу, что не намерен убивать его в Киото. Разумеется, он не смог отвергнуть мою сестру - это было бы недопустимым оскорблением. Когда же он увидел мою мать, то понял, что за благо ему самому явиться ко мне, а не терпеть рядом с собой - утонченным аристократом - этих, прямо скажу, вздорных и сварливых крестьянок. После того как Токугава в 1586 году признал свой вассалитет - во, какими словами они выучили меня изъясняться!
– я сделался единственным признанным наследником Ода Нобунага. Я стал Тайку!
Глава 47
НОВЫЙ ШАНС
Самурай, думающий и говорящий о деньгах, дрянь, а не самурай.
С того дня, как Юкки повстречала в своих снах Кима, они не однократно уже отправлялись на разнообразные вылазки, где быстро вышибали дух из каких-нибудь крестьян, и затем жили некоторое время в их обличье. Однажды Юкки сделалась красивой дочерью торговца, на которую положил глаз молодой самурай, и чуть было не пала жертвой своей несообразительности. Красивая и безродная женщина всегда в опасности.
В последний момент, когда девушка уже еле стонала под грузом придавившего ее потного мужского тела, подоспевший Ким со всего размаха влетел в тело самурая, выбив из него душу. Оказавшись на почти потерявшей сознание Юкки, он ощутил сильное возбуждение, но вовремя сообразил, что к чему, и сполз с девушки, давая ей воздух.
– Отчего же ты не закончил начатого дела?
– спросила, отдышавшись, Юкки, ее кимоно было разорвано и вываляно в грязи, под глазом красовался здоровенный фингал.
– Не закончил?!
– Ким подскочил на месте, спешно оправляя на себе одеяние голубого цвета со знакомыми крестами.
– Неужели ты хотела, чтобы он изнасиловал тебя! Дочь и внучку даймё!
– не поверил он.
– Не он, а ты... и при чем здесь какая-то дочка и внучка даймё?
– Юкки прищурила здоровый глаз, отчего вдруг странным образом сделалась похожей на свою мать - Осибу.
– Где ты видишь дочку и внучку даймё? Здесь только глупенькая дочка торговца и красивый молодой самурай, который, - она покосилась на топорщащееся ниже пояса кимоно Кима, - все еще хочет ее.
– Ну уж не дождешься.
– Ким отвернулся от девушки, сокрушаясь, что не может успокоиться по команде.
– В следующий раз не зови на помощь.
– В любом случае мое тело не пострадало бы. Ты забыл? Маленькая больная Юкки спокойно пребывает в замке своего отца. И даже если бы сейчас меня изнасиловали с десяток самураев, Юкки осталась бы нетронутой!
– Она подняла вверх палец с обломленным ногтем.
– Впрочем, спасибо тебе.
Подойдя к небольшому озерцу, Ким встал на колени и, поглядев в воду, к удивлению своему, узнал лицо самурая, чью душу он нынче выбил из тела. Это был молодой человек по фамилии Хёбу, заботам которого была поручена деревня Миясу, недалеко от замка.
– Вот что, - он умылся и, утеревшись рукавом, подал руку девушке, - вот что, Токугава-но Юкки, я хочу тебе сказать. Конечно, мне весело с тобой примерять новые маски, быть сегодня девочкой, а завтра стариком, сегодня собакой, а завтра рыбкой, но пора бы начать жить как нормальные люди живут. Что ты думаешь, Хёбу-сан еще не стар, должность спокойная, опять же земля родная, до замка Фудзимото рукой подать, за семьей приглядеть можно. Что скажешь, Юкки-тян?
– Ты будешь спать с женой этого самурая?
– Лицо Юкки исказила недетская обида.
– Ты будешь переплетать с ней ноги и забудешь про меня?