Ghosts of the mind
Шрифт:
— Теперь ещё и резкие перепады настроения, — заинтересованно подытоживает она. — Искренне сомневаюсь, что у тебя это всё просто из-за лихорадки, — продолжает она. Я тем временем успокаиваю дыхание, остановившись на полпути. Медленно вдыхаю и выдыхаю, нервно растираю руку об руку — холод снова пробирает до костей. Может, лучше было остаться рядом с камином и Барри? — Расстройство личности? Возможно. Сходишь с ума? Вероятно, — она раз за разом говорит мои мысли я смиряюсь с этим.
Она поднимается на ступеньку ниже меня и долго всматривается в моё лицо. Я раздраженно кошусь в сторону и полностью игнорирую её взгляд. Она фыркает
— Ты ведь уже смирилась со мной, так? — внезапно спрашивает она, когда мы уже на чердаке. Везде валяется всякий хлам на котором толстым слоем покоится пыль. Сначала я чихаю пару раз, затем глубоко вдыхаю и закашливаюсь, згинаясь в три погибели. Джемма даже не оборачивается — стоит прямо, смотрит в пустоту и скрещивает руки на груди. — Это удивительно. Эмили Джемма Филлипс никогда не принимает вещей, которые показывают её плохую сущность. А сейчас ты доказываешь обратное, — я молчу и жду, пока она продолжит. Здесь пахнет гнилью и сыростью, пытаюсь не вдыхать носом чтобы не чувствовать этот мерзкий запах. — Ты не реагируешь на меня, значит пристально слушаешь, — тихо вздыхаю, прищелкиваю языком в ожидании долгой речи. Прохожу мимо неё и присаживаюсь на пол.
Она резко изменяется в лице, затем снова успокаивается. Подходит ко мне ближе и снова садиться в позу лотоса. Раскачиваемся пару минут взад-вперёд. Смотрит снова в пустоту, словно думает о чем-то. Но я никак не могу уловить её мысли.
— Ты ведь уже в курсе, что меня здесь нет? Но я здесь, — она прикрывает глаза. — Запущено, однозначно. Знаешь, думаю, лучше чтобы ты в ближайшее время чуток крови попила, — она говорит это искренне, снова глядя мне в глаза. С надеждой во взгляде. — Просто если ты умрешь, то и я тоже, — разбивает она все мои надежды на простое волнение с её стороны. — Ты будешь спать? Просто я бы посоветовала тебе именно это, — она укладывается на спину и поворачивается на бок. — Сон это хорошо. Ну, кроме вечного.
Она глубоко вдыхает и выдыхает, успокаивая сердцебиение. Я невольно узнаю в ней себя…
Чё за бред я несу?! Она это я и я это она. Жутковато в каком-то плане.
— Джемма? — подаю я голос, когда в голову приходит очередной вопрос.
— Что тебе надо, простушка? — раздраженно спрашивает она шепотом.
— Ты будешь завтра утром здесь? — тихо озвучиваю я мысли с хрипотцой — в горле першит.
— Возможно. А теперь дай мне поспать.
Больше я не говорю, она — тоже. Сон никак не приходит ко мне, двери в царство Морфея пока что закрыты для меня.
Я открываю глаза и вижу практически то же самое, что и пару секунд назад — темноту. Свет от луны пробивается сквозь щели и освещает лишь маленькие уголки комнаты.
Я погружаюсь в глубокие размышления. Еще с детства я могла отчетливо помнить некоторые из своих снов. До Бэйкон-Хиллс я редко видела ночные кошмары, но теперь… Еще в начале моей жизни в Чикаго я часто сгребала много снотворных в аптеках, так как никогда не могла уснуть сразу. Я могла лежать часами, сосредотачиваясь то на тиканье часов, то на своём дыхании… Бывали даже времена, когда я садилась на широкий подоконник моего окна в спальне и сидела, глядя на полную машин и людей улицу. Огоньки так и светятся в темноте, но в большинстве окон жилых домов свет не горит. Иногда я могла так заснуть — оперевшись на холодное окно и укрывшись тёплым пледом. Глаза медленно закрывались, а мои мысли замедлялись.
Я даже
Я, еще двеннадцатилетняя школьница, прихожу в школу после отсутствования в течении трёх дней. Вчера умер мой любимый ретривер Бен. Мой брат, мой лучший друг. Он старше меня всего лишь на шесть месяцев, а умер уже в таком возрасте… Бен появился в комнате моей беременной мамы, когда она была уже на пятом месяце — маленький комок меха с глазами-бусинками. Сколько я себя помню, Бен всегда был со мной. Все те двенадцать лет, что он со мной жил, я считала его своим самым лучшим другом. Я часто с ним говорила, а он, молчаливо глядя на меня своими тёмными глазами, отвечал. Нет, просто его взгляд говорил мне об его мыслях. Мои друзья тоже любили его — мы часто гуляли с ним, иногда он даже пытался меня защитить. Когда мы с родителями ездили в Лос-Анджелес, он был с нами. Горделиво шёл по аллее славы, виляя своим мохнатым хвостом.
И вот он умер. Это произошло внезапно, буквально две недели назад он был собой, а затем хлоп и всё… Это сильно ударило по мне и моей психике. Первые полторы недели я вела себя нормально, оптимистически. Но затем, когда ветеринар сказал, что это конец, я не выдержала и осталась в его последний день дома вместе с моим умирающим лучшим другом. Мы его усыпили. Нет, у меня не было истерики и криков, я просто долго плакала. Я была разбита.
И именно это стало точкой, когда я окончательно повзрослела. Это было сильной психологической травмой в каком-то плане и я… Изменилась.
К чему я веду? Первый день, я вышла в школу. Первый урок — испанский. Два дня назад, когда меня не было в школе, нам выдали учебники. И я, унылая и совершенно безразличная ко всему, прихожу на урок без учебников и без домашнего задания. Двойка, как обычно. Нет, я была отличницей. Но эта двойка меня даже не задела.
После урока учительница попросила меня остаться. Хоть я и сказала причину отсутствия моих учебников — плохое самочувствие. Лживая отмазка.
— И ты даже не собираешься пытаться как-то исправить эту оценку? — с интересом спрашивает она, глядя на меня сквозь толстое стекло своих очков. Я качаю головой, отчужденно глядя в окно. И правда, этот момент удивителен: до смерти Бена я была максималисткой и делала всё как можно лучше.
— Я вам больше не нужна, надеюсь? — спрашиваю я без застенчивости, обычно присущей мне. — Мне бы хотелось спокойно пообедать со всеми.
— Да-да, конечно, — кивает мне учительница и проводит взглядом. — Эмили, — внезапно окликает она меня. Я останавливаюсь в дверном проёме, не оборачиваясь. — Ты изменилась. Повзрослела.
— Вы говорите это, будто такого не может быть, — тихо усмехаюсь про себя. В моём голосе звучит нотка сарказма.
— Я просто удивлена, — передёргивает она плечом.
Я заканчиваю этот разговор, теряясь в толпе в коридоре.
После смерти Бена я поссорилась с друзьями. Перестала быть той, кем была раньше. И это на самом деле в каком-то плане удивительно — я стала другим человеком.
Это правда, у меня не было друзей до Бэйкон-Хиллс с того момента. Периодически были парни, но мы через пару недель расходились ввиду «моего характера». Но я так и не нашла того самого изъяна, который отталкивал людей от меня. Удивительно.
Бэйкон-Хиллс поменял меня. И это странно.