Гибель Богов - 2. Книга первая. Память пламени
Шрифт:
— Повелителем, но отнюдь не простым, — буркнул Ракот. — Впрочем, неважно. Что ты задумал, Хедин? Что нужно сделать в Долине?
— Можно, я скажу? — Сигрлинн сделала шажок вперёд, наклонив голову и лукаво глядя на братьев — ни дать ни взять первая ученица, отлично знающая урок. — Я скажу, а Хедин меня поправит, если что.
Познавший Тьму и Ракот переглянулись.
— Так можно? — Ни дать ни взять послушная жена.
— Можно, — наконец проговорил Хедин с осторожной улыбкой.
Сигрлинн улыбнулась в ответ и заговорила.
— Всё-таки
— Но? — Он тоже улыбался, и алая полоска в радуге вспыхивала бесчисленными искорками.
— Но остаёмся в человеческом теле. Любим друг друга — совершенно как люди. Ну, почти что как. — В улыбку чуть добавилось лукавства.
— В Голубом Городе мы, помнится, занимались этим, как говорится, на семи ветрах… — Он сощурился, вспоминая.
— И сами обращались в два вихря, — добавила она, садясь на постели. Подтянула колени к подбородку. — Как только не чудили… Но чувства… были чувствами магов. А нам надо было понимать других. Понимать, Хедин, понимать без остатка. Потому-то мы всё равно и пришли, — кончики пальцев коснулись его лба, — всё равно пришли вот к этому. К бисеринкам пота. К сбившемуся дыханию. К тому, — она стрельнула глазами, — что кричишь от счастья. Хотя, надо признаться, тут мы малость сжульничали.
— Это как?
— Чувствуешь всё куда острее, чем обычные смертные, — хохотнула она.
— Ай, коварные!
— О да. Мы, повелители стихий, мы, возводившие Голубой Город, сжульничали. Ужасно, да?
— По-моему, прекрасно. — Он смотрел на завиток волос возле её уха, вьющийся, словно весенняя лоза. — Кем я был без тебя всю эту бездну времени? Сам не пойму…
— А ещё там были бабочки, — вдруг вздохнула она. Радуга вырвалась из её ладоней, вспорхнула к потолку дивным многоцветным чудом. — Я забыла, когда творила их последний раз…
— Едва ли. Когда мы… когда я… в общем, ты выпустила мне вслед целое их облако. Я думал, будет молния.
— Хотела, — фыркнули в ответ. — И следовало бы, по твоим делам.
— Ну, знаешь, мне тогда тоже надоело, что…
Она звонко расхохоталась, откинулась на подушки, звонко хлопнув себя по коленкам.
— Ах, милый мой, милый. В этом ты точно никогда не изменишься. Ты ни за что не уступишь мне в споре. И знаешь что? — Она потянулась к нему. — Мне это нравится. Теперь нравится, я имею в виду.
Он смотрел и улыбался, поддерживая игру. Игрой было всё, от «мне тогда тоже надоело» до «ни за что не уступишь мне». Они оба знали это.
— Почему это? — Ещё было рано заканчивать.
— Дорогой мой, ты можешь Познать Тьму, но женщин ты не познаешь никогда. Даже такую простушку, как та бедная Кера. Огненная Дева, помнишь?
— Гм. — Они оба улыбались. — Ну, помню, помню такую. Но ведь я уже объяснял…
— Да-да. — В васильковых глазах прыгали смешинки. — Я помню. Ты замечательно всё объяснил. Я уяснила — всё огромное значение той стратегической операции, чьё успешное завершение настоятельно требовало присутствия вышеупомянутой Керы в твоей постели… Как же я люблю, когда ты вот так улыбаешься, чуть виновато, — вдруг сообщила она. — И потому я даже не ревную к этой бедной Гелерре, влюблённой в тебя по уши.
— Гелерра? По уши? Ты не понимаешь, она боготворит… то есть любит меня как бога, а вовсе не…
— Дорогой мой, влюблённую в тебя гарпию, или эльфку, или иную смертную, равно как и бессмертную, я различу с первого взгляда и за тысячу шагов, — фыркнула она. — И притом совершенно не прибегая к магии. Достаточно посмотреть, какие взгляды та на меня бросает, когда думает, что я не вижу.
— Сигрлинн. Ну о чём ты? Гелерра — одна из лучших, верна, отважна, знает и чувствует искусство боя…
— О. Прости, — вдруг посерьёзнела она. Улыбки нет, глаза прищурены. — Ты не можешь допустить, чтобы так говорили бы, тем более за спиной, об одной из лучших твоих подмастерьев. И за это я тебя тоже люблю. Ты защищаешь своих. Всегда и от всех… Ой! Так. Ну, пожалуйста, не надо…
— Я не защитил тебя, — его скулы закаменели, брови сдвинулись. — Не защитил.
Она вздохнула, перекатилась к нему поближе, прижалась, потёрлась лбом о лоб.
— Не вини себя, — попросила. — Ты всегда был мужчиной. Настоящим мужчиной. Простым и бесхитростным. А я… я стала врагом. Хотя на самом деле, зная, что не смогу встать рядом с тобой, постаралась, по крайней мере, уберечь от ярости Мерлина и гнева Ямерта. И мне это удалось!
— Неужто я такой бесхитростный? — вздохнул облегчённо он и чуть улыбнулся.
— Ах, Хедин, Познавший Тьму, ну конечно же! Ты составлял многоходовые комбинации, разоблачал происки врагов, однако не смог разгадать даже простейшей из моих задумок.
— Например?
— Да взять хотя бы всю историю с Ночной Империей… Ну, чего ты хмуришься? Мог ведь закончить как Ракот, развоплощённым и на Дне Миров. Мерлин был тогда страшно зол, я даже понять не могла — отчего.
— Наверное, предвидел, чем кончится всё это дело.
— Едва ли, тогда бы он добился изменения Закона о Неубийстве ещё тогда.
— Мерлин, видишь ли, в таком случае наверняка полагал…
Она зажала уши, мотнула головой — локоны вразлёт.
— Не хочу. Не желаю про него. Когда-то я верила, что он прав, а ты нет. И мне до сих пор больно.
Он медленно протянул пальцы — они словно не хотели, боялись распрямляться, будто считая себя недостойными коснуться гладкой, шелковистой её кожи.
— Пусть твоя боль на меня перейдёт, — он наконец притронулся к её плечу. — Знаешь, когда мы с Ракотом хоронили Мерлина в Мельине, к нам явился Спаситель.