Гибель богов в эпоху Огня и Камня
Шрифт:
4. Двенадцать месяцев или знаков звезд в три ряда он распределил,
5. Со дня, когда год клонится к концу.
6. Он отмечал положение блуждающих звезд, которые должны светиться на своем пути,
7. Чтобы они не производили вреда и никого не беспокоили».
Другими словами, цивилизованный народ, живший после великого катаклизма и еще помнивший это несчастье, под впечатлением случившихся бедствий начал изучать небесные тела в попытке определить, что могло вызвать свалившееся на них бедствие. Потому он «отметил», насколько мог, «положения комет», чтобы эти кометы не могли снова «причинять вред и больше никого не беспокоили». Слово «кометы» в тесте пишется как «Нибиру». Г-н Смит считает, что этим словом обозначаются не планеты; вместе с тем это и не звезды, поскольку в тексте они стоят особняком от звезд; ранее в тексте звезды описаны организованными в созвездия. Отсюда единственном, что можно понимать под «Нибиру», остаются кометы. Далее в табличках,
«8. Положение богов Бела и Неа он установил рядом с собой.
9. И он открыл огромные ворота в окутанную тайной тьму.
10. Застежки были крепкими слева и справа.
11. В его массе (т. е. в нижней части хаоса) он сделал кипячение.
12. Бога Уру (Луна) он заставил подниматься, он установил ночь,
13. Чтобы был ночью свет до сияния дня.
14. Чтобы месяц не прерывался и его продолжительность была одинакова,
15. В начале месяца, при закате,
16. Его (т. е. Солнца) рога пробиваются сквозь свет на небеса.
17. На седьмой день серп начинает расти,
18. И с каждым рассветом вытягиваться все больше,
19. Когда бог Шамаш в горизонте на небе, на востоке,
20… прекрасно оформился и…
21… на орбите Шамаш был доведен до совершенства».
Здесь текст таблички становится неразборчивым. Однако общий смысл понятен: и налево, и направо, на востоке и на западе — всюду царил мрак, воздух был густ, до тех пор, пока бог не «открыл огромные ворота в окутанную тайной» и пустил внутрь свет. Первой появилась Луна, благодаря «кипячению», то есть появлению просветов в облаках, так что люди снова получили возможность отсчитывать время по движению Луны. На седьмой день появился Шамаш, Солнце. Сначала его рога, то есть лучи, едва пробивались сквозь тьму. Затем Солнце предстало в виде круглого диска, стало казаться ближе и ближе, установились нормальные рассветы. Наконец Солнце начало появляться на горизонте, на востоке, и его орбита «прекрасно оформилась», то есть его орбита могла теперь непрерывно прослеживаться через очистившееся от облаков небо.
Но как смогла выжить человеческая раса в период невзгод?
В своей великолепной поэме «Тьма» Байрон пытается представить такой слепой и мрачный мир, который описывают легенды. Он также пытается представить и голод, опустошение и наступившую деградацию.
Мы нисколько не осуждаем воображение. Любая великая мысль имеет под собой какое-то обоснование. Не было еще великого ума, который бы не сделал попытку обозреть мир с горных вершин.
Если Бэкон изобрел причинно-следственный метод, благодаря которому сейчас развивается наука, то это произошло только потому, что он, имея подобное необыкновенное воображение, увидел, что с трудом продвигающееся к прогрессу человечество нуждается в подобном пути. Его сердце обнимало человечество своей добротой точно так же, как его мозг обнимал вселенную.
Река, которая является пределом мира для кролика, — это всего лишь знак на Земле для орла. И потому, чтобы иметь представление о высших сферах, не стоит полагаться на мнение грызунов.
Байрон увидел, какое влияние окажет на мир отсутствие солнечного света — и это его видение удивительно совпадает с теми легендами человечества о наступивших после катастрофа темных днях, с которыми мы уже познакомились.
Байрон пишет:
Час утра наставал и проходил,
Но дня не приводил он за собою…
И люди — в ужасе беды великой
Забыли страсти прежние… Сердца
В одну себялюбивую молитву
О свете робко сжались — и застыли…
Весь мир одной надеждой робкой жил…
Зажгли леса; но с каждым часом гас
И падал обгорелый лес; деревья
Внезапно с грозным треском обрушались…
И лица — при неровном трепетанье
Последних замирающих огней
Казались неземными… Кто лежал,
Закрыв глаза, да плакал; кто сидел,
Руками подпираясь, улыбался;
Другие хлопотливо суетились
Вокруг костров — и в ужасе безумном
Глядели смутно на глухое небо,
Земли погибшей саван… а потом
С проклятьями бросались в прах и выли,
Зубами скрежетали. Птицы с криком
Носились низко над землей, махали
Ненужными крылами… Даже звери
Сбегались робкими стадами… Змеи
Ползли, вились среди толпы, шипели,
Безвредные… Их убивали люди
На пищу… Снова вспыхнула война,
Погасшая на время… Кровью куплен
Кусок был каждый; всякий в стороне
Сидел угрюмо, насыщаясь в мраке…
Страшный голод
Терзал людей… И быстро гибли люди…
Но не было могилы ни костям,
Ни телу… Пожирал скелет скелета…
И даже псы хозяев раздирали.
Как образна, как драматична, как реалистична эта картина! И как верна!
Поскольку легенды говорят, что когда наконец камни и глина перестали падать, а огонь стих, выжившие люди смогли прорыть себе путь наверх и увидели ужасное зрелище разрушений
Вместо привычного прекрасного мира, к которому они привыкли — залитого светом, зеленого, с величественными кронами деревьев, — они вернулись к разоренной и незнакомой земле, покрытой океанами грязи и камней. Сама поверхность страны изменилась: озера, реки, холмы — все это было стерто с лица Земли и исчезло. Они бродили, с трудом дыша в смрадной и болезнетворной атмосфере, в ужасающем мраке ночи, где не наступало утро, не было звезд, не было Луны. Во мраке приходилось двигаться на ощупь, свет вспыхивал только при ударах молний — и эти молнии сопровождались таким ужасающим грохотом, который мы в наши дни не можем себе и представить. Это был самый настоящий «хаос и ночь древности». Все силы природы заявили о себе во весь голос — но беспорядочно, разрушительно, борясь друг с другом или умножая друг друга в тысячи раз. Ветры прекратились в ураганы, магнитное поле сильно расширилось, а электрические разряды достигли ужасающих величин.
На земле люди оказались в большей бесприютности, чем в пещерах под землей, которые они покинули. Лесов не было, плодовые деревья смело ураганами, дикие звери погибли, равно как и домашние животные, смиренные спутники человека. Поля, на которых культивировались растения, оказались глубоко под слоем осадочных пород. Царили два главных зла человечества — голод и страх, — причем не было никаких надежд побороть голод, а страх постоянно усиливался от новых смерчей, бурь и ослепляющих молний. Люди боялись, что небеса могут снова разойтись, чтобы обрушить на них огонь, камни и пыль.
Бог отвернулся от человечества. Он покинул своих детей. Все, что люди создали во времена благоприятных природных условий, исчезло. Человек вернулся в мир, не понимая, по каким законам движется природа. Он оказался маленькой частицей, обломком, осколком в непонятной и бесконечной битве титанов.
Некоторые из выживших просто ложились на землю, желая умереть, не имея ни малейшей надежды и проклиная своих бесполезных богов. Кое-кто устремился к огням вулканов в поисках тепла и света. Вулканы были словно звезды, манящие издалека. Кое-кто питался падалью огромных животных, трупы которых можно было найти среди камней. Можно пред ставить, как люди бежали к этим тушам с радостными криками и как боролись за куски мяса.
Упоминания о почитании «утренней звезды», которые часто встречаются в легендах, похоже, относятся к какому-то большом вулкану на востоке, который единственный в мире давал свет, когда все остальное исчезло во мраке. Как говорил Байрон в своей великой поэме «Тьма»:
Перед огнями жил народ; престолы,
Дворцы царей венчанных, шалаши,
Жилища всех имеющих жилища —
В костры слагались… города горели…
И люди собиралися толпами
Вокруг домов пылающих — затем,
Чтобы хоть раз взглянуть в глаза друг другу.
Счастливы были жители тех стран,
Где факелы вулканов пламенели…
В этом печальном положении оказались некогда предки всего человечества. Если кто-то из читателей сомневается в этом, то ему следует просто перечитать уже приведенные нами легенды, а затем обратиться к молитве ацтеков Центральной Америки, о которой я уже упоминал раньше. С этой молитвой обращались к богу Тескатлипоке, которого ацтеки рисовали в виде Пернатого Змея — что весьма похоже на изображение кометы [17] :
«Возможно, что эта плеть и наказание даны не для того, чтобы поправить нас и наставить, а только для нашего полного уничтожения и низвержения, что Солнце никогда не будет больше нам светить, и что мы должны навсегда оставаться в темноте?… Горько говорить, как тяжело нам в темноте… О, боже…, положи конец этому дыму и туману. Утоли жажду горящего и разрушающего огня твоего гнева; путь придут покой и свет; «пусть малые птицы твоего народа начнут петь и приближаться к Солнцу».
17
Здесь И. Доннелли допускает серьезную путаницу. Индейцы Центральной Америки — прежде всего науа и тольтеки (Доннелли всех их называет ацтеками) — изображали в образе Пернатого Змея (птице-змея) своего верховного бога и культурного героя Кецалькоатля (на языке майя — Кукулькан, на языке киче — Кукумац). Он символизировал творческие силы природы — солнце, воду, землю, и в конечном счете — жизнь. Кецалькоатль был великим цивилизатором, научившим индейцев обрабатывать драгоценные камни, ткать хлопковые нити и украшать одежду перьями. Он дал им знания по астрономии, летоисчислению, научил письму и медицине. Противником Кецалькоатля было злое божество Тескатлипока. Тескатлипока одержал победу над Кецалькоатлем и отправил его в подземный мир. Там герой оказался в огне, сердце его освободилось, вознеслось на небо и превратилось в планету Венеру — Утреннюю звезду.