Гибель царей
Шрифт:
Октавиан покрепче сжал рукоять меча, лихорадочно раздумывая о том, как поступил бы на его месте Тубрук. Решение пришло, когда противник, сделав еще один шаг, оказался в пределах досягаемости гладия.
Издав боевой клич, Октавиан сделал выпад и рубанул по протянутой руке. Если бы клинок был заточен, парень из лавки мясника остался бы калекой. Он вскрикнул и отскочил подальше от Октавиана, грязно ругаясь и обнимая ушибленную руку здоровой.
— Оставьте меня!.. — выкрикнул Октавиан, отчаянно оглядываясь в поисках бреши, в которую можно
Но пути к спасению не было, а враг, внимательно осмотрев руку, поднял к Октавиану лицо, искаженное злобой. Заведя руку за спину, подмастерье достал из-за пояса тяжелый нож и показал его противнику. Все лезвие было испачкано кровью, и мальчишка замер, не в силах отвести от него глаз.
— Я тебя зарежу, крыса. Я вырву твои глаза и брошу здесь истекать кровью, — прорычал подмастерье.
Октавиан попытался бежать, но подростки вместо того, чтобы схватить его, с хохотом подталкивали навстречу взбешенному врагу. Он поднял меч, но тут его накрыла тень. Чей-то увесистый кулак опустился на голову ученика мясника, и подмастерье растянулся на камнях.
Тубрук наклонился и подобрал выпавший нож. Парень из мясной лавки начал приподниматься, однако старый гладиатор ударом кулака снова отправил его на грязные плиты. Совершенно ошеломленный, тот слабо шевелил руками, царапая мостовую.
— Никогда не думал, что в один прекрасный день мне доведется драться с детьми, — проворчал Тубрук. — С тобой все в порядке?..
Октавиан смотрел на него, открыв рот от изумления.
— Я тебя уже несколько часов ищу, — сказал управляющий укоризненно.
— Я… нес меч к Таббику. Я не украл его, — отвечал Октавиан, снова готовый расплакаться.
— Я знаю, парень. Клодия догадалась, куда ты направился. Кажется, я подоспел вовремя, не так ли?
Старый гладиатор посмотрел на кольцо подмастерьев, нервно топтавшихся на месте и не знавших, бежать им или нет.
— На вашем месте я уносил бы ноги, пока не кончилось мое терпение, ребятишки, — произнес Тубрук. Выражение лица при этом у него было такое, что подростки тут же испарились. — Я сам отправлю меч Таббику, ладно? А теперь — ты возвращаешься в поместье или нет?..
Октавиан кивнул.
Тубрук повернулся и направился сквозь толпу к городским воротам. В поместье они придут ближе к рассвету, но управляющий знал, что не смог бы уснуть, не найдя Октавиана. Несмотря на все недостатки сорванца, он полюбил этого мальчишку.
— Подожди, Тубрук. Одну секунду, — попросил Октавиан.
Нахмурившись, тот обернулся.
— Ну, что на этот раз?
Октавиан шагнул к поверженному противнику и изо всех сил пнул его в промежность. Тубрук поморщился.
— О боги, сколькому тебя придется еще учить… Лежачего не бьют, это нечестно.
— Может, и нечестно, но я ему задолжал.
Октавиан подошел к старому гладиатору, и тот, надув щеки и с шумом выпустив воздух, согласился:
— Если задолжал, то другое дело.
Брут не мог поверить в то,
На сей раз Марку было не до шуток. Брут едва не проиграл поединок на первых же секундах, когда Домиций с немыслимой скоростью обрушил на него град ударов. Гнев обострил все рефлексы, и он смог выстоять, однако треск сшибающихся деревянных клинков раздавался над площадкой уж слишком долго для одной атаки. Соперник не останавливался, чтобы перевести дух. Удары сыпались один за другим, и все под разными углами: дважды Брут чуть не потерял меч, получив деревом по руке. Будь у них настоящее оружие, этого было бы достаточно для прекращения боя, но в учебных поединках требовался четко обозначенный смертельный удар, особенно если на кон ставились деньги.
Увереннее Брут почувствовал себя, когда перешел к текучему стилю ведения боя, которому его научил один греческий воин. Он рассчитывал, что смена ритма прервет атаку Домиция, и даже умудрился достать противника сильным ударом по предплечью. Будь это настоящий клинок, кисть противника упала бы на землю.
Домиций отступил на шаг, удивленно посмотрев на противника, а Брут использовал секундную передышку для перехода от ярости к спокойствию, чтобы подстроиться под соперника. Дыхание у Домиция почти не участилось, он выглядел совершенно свежим.
Зрителям-легионерам приказом по лагерю запрещалось кричать, чтобы не заглушить звуки приближения неприятеля. Вместо этого они шипели и охали, наблюдая за перипетиями поединка, потрясали сжатыми кулаками и скалили зубы, сдерживая возбуждение.
У Брута была возможность ударить противника в лицо рукоятью меча, когда они сошлись вплотную, скрестив клинки, но это запрещалось, чтобы поединщики не получили травм, из-за которых потом не смогли бы двигаться на марше и сражаться.
— Я… мог бы сейчас хорошенько врезать тебе, — прохрипел Марк в лицо сопернику.
Домиций кивнул.
— А я мог бы сделать это еще раньше. У меня руки подлиннее твоих.
Последовала новая атака; Брут отразил два удара, но третий пробил его защиту, и он посмотрел вниз, на деревянное острие, больно упершееся ему под ребра.
— Кажется, я выиграл, — сказал Домиций. — Ты действительно очень хороший боец. Чуть не выиграл тем стилем, который применил в середине боя. Как-нибудь продемонстрируешь его мне.
Заметив мрачное выражение на лице Брута, легионер усмехнулся:
— Сынок, я пять раз становился лучшим в легионе уже после того, как достиг твоего возраста. Ты еще слишком молод, чтобы биться на полной скорости. Настоящее мастерство придет только с течением времени. Встретимся через год или два, и результат может стать другим. Ты неплохо сражаешься, и мне интересно будет узнать, чего ты достиг.
Домиций направился к толпе солдат, которые стали поздравлять его, хлопая по спине и плечам. К Бруту подошел Кабера и сердито посмотрел вслед победителю.