Гибель 'Эстонии'
Шрифт:
– И не только это. Гадание, магия, колдовство - три года я училась в университете оккультных наук в Лондоне.
– И мысли можете узнавать?
– Иногда и мысли, хотя это не моя специализация.
– Ну, хорошо, давайте ваш вопрос.
Сальме допила водку, налила ещё и только после этого сказала:
– Вы не очень расстроитесь, если завтра вашей соседкой по салону "Эйр Индиа" окажусь я?
Росс долгим бесстрастным взглядом изучал её лицо.
– Фантастика!
– наконец, выдохнул он.
– Вы и впрямь - ясновидящая.
Он вспомнил, что не так давно приятель затащил его в Москве к одной модной колдунье. Он по литературным и историческим источникам знал, что на Руси во времена потрясений и бед народных испокон веков объявлялись несметные толпы прорицателей, чародеев и вещунов. И вот теперь, обе столицы, и губернские города, и деревни и села кишели колдунами, ведьмами, целителями, юродивыми. О них создавались телепрограммы, их объявлениями были заполнены страницы газет и журналов. Та, московская, оказалась очень миленькой пухленькой блондиночкой средних лет. Скромно одетая, мягкая и обходительная, она приняла их в обычной гостиной с обычными безделушками на полочках, пресным набором дешевых детективных романов в книжных шкафчиках, случайными репродукциями работ посредственных художников. Одно, правда, их поразило сразу же - огромные черные глаза хозяйки. И никаких особых колдовских аксессуаров, кроме древнего ворона, неподвижно застывшего на высоком треногом столике из черного дерева с круглой подставкой, огороженной невысоким резным бордюром. Да, разумеется, ещё были карты, не обычные, нет, раза в два больше, с рисунками, стилизованные под русские миниатюры XVIII-XIX веков. Карты Торо. Ни устрашающих жестов, ни загробных модуляций голоса, ни утробного скрежета потусторонних музыкальных вариаций. Тон колдуньи ласковый, домашний, материнский, временами загадочно-торжественный, временами нейтрально-отрешенный. Поразило и Росса и его приятеля то, с какой обворожительной скромностью она рассказывала им - и весьма точно!
– об их прошлом, с какой предупредительной осторожностью предсказывала будущее (и о смерти жены Ивана, и о фатальной болезни приятеля). А ведь они пришли к ней, что называется, с улицы - ни рекомендаций, ни предварительного собеседования. Помнится, ещё поднимаясь в лифте на седьмой этаж довольно старого дома вблизи Москворецкого рынка, отпускали снисходительно желчные шуточки-прибауточки насчет всякой и всяческой чертовщины. Уже провожая их до двери, колдунья печально и нежно сказала:
– Вы оба такие сильные и чистые. И хотела бы вам соврать, приукрасить судьбу, да только не в моих это силах. Белая магия не позволяет никакой лжи, даже во спасение.
При этих её словах сидевший дотоле неподвижно ворон повернулся в их сторону и произнес скрипучим, почти человеческим голосом: "Устами Любавы глаголет истина. Истина! Истина! Истина!"
– Расстроюсь?!
– Росс поставил свой стакан на боковой столик, легко притянул к себе эстонку, поцеловал её в теплые влажные губы. Подняв её на руки ("Упитанная пушинка!"), он хотел было направиться в спальню, но Сальме соскользнула на пол. Подбежала к телевизору, включила программу "Мы танцуем день и ночь" и под звуки очередной синкопированной мелодии сбросила с себя туфельки и кимоно. Оставшись, в чем мать родила, она на мгновение застыла в грациозной позе - одна ножка слегка согнута в коленке и поставлена на носок, руки подняты над головой, пальцы переплетены, голова запрокинута в едва заметном наклоне. И - ррраз, закружилась, запрыгала, завихрилась нимфа лесная, нимфа заоблачная, нимфа городская. Безгрешная дева и многоопытная матрона, нега и буря, Лолита и Айседора! "Видно, не только оккультизм постигала она в Лондоне или где там еще," - думал Росс, одобрительно следя за танцующей девушкой. Он не был любителем примитивных стриптиз-шоу, заштатных колоний нудистов, театриков и варьете ню. То, что он видел сейчас, не несло и намека на тошнотворное порно. "Это было искусство, - с удивлением констатировал он, - ибо именно одно оно может вплотную подойти к границе запретного и не преступить её. Не этим ли отличается любое произведение, сработанное мастером (кисти, пера, резца, нотного ключа), от поделки неумехи-бездаря? Браво, Сальме!"
Часа через полтора, уставшая от танца и изысканно нежных объятий Росса, она заснула на его постели. Осторожно, чтобы её не разбудить, он достал снятый и положенный ею на ночной столик браслет и долго крутил и вертел его, пытаясь обнаружить потайной паз. Наконец, когда он был уже и вовсе готов отказаться от этой затеи, одна из ничем неприметных, абсолютно идентичных пластин медленно выдвинулась вверх. Под ней оказалось небольшое углубление. Оно было заполнено белым порошком. Росс смотрел на смертоносную пыльцу и вспоминал, когда он до этого в последний раз так плотно заглядывал в глаза своей смерти. Пожалуй, где-то недалеко от Сан-Диего, когда его оглушенного и раненого, сбросили с обрыва в океан в его верном "феррари". Хотя..., хотя уже после этого в его номере пятизвездочного отеля в самом центре Мельбурна ночью он едва не наступил на одного из трех королевских аспидов, невесть как попавших туда и извечно готовых к неспровоцированной атаке.
Приведя браслет в порядок, он положил его на место и лег рядом с Сальме. Такое тихое, такое просветленное лицо, такое ровное, младенчески ровное дыхание, такая беспечная, доверчивая улыбка во сне. Он смотрел на неё и вдруг вспомнил, как в Афгане командир саперной роты показал ему изящно сработанную мину-ловушку. Миленький восточный ларец для драгоценностей. Откроешь дверцу и ...
"Давненько не страдал я бессонницей"
II. Неистовый Дракон
Кан Юай задержался в своем гонконгском офисе дольше обычного на пять минут. Отсюда, с сорок третьего этажа через окно, занимавшее широкую стену за его спиной, был виден весь город. Огни в окнах домов, огни разноцветных реклам, огни уличных автомобилей и уличных фонарей - сплошное бурлящее море огня. Задержка была вызвана непредвиденным обстоятельством и необходимостью принятия срочного и в известной степени неординарного решения. По сведениям, полученным от надежных, проверенных в самых серьезных делах агентов в Москве и Таллине, возникла реальная опасность провала операции "Джони Уокер" (как остроумно окрестил её контакт в Кремле "Иван Ходило"). "Да, тревожные сигналы сразу из двух пунктов, которые были так надежны. Из Москвы в Сингапур отправлен опытный оперативник. Задание - вскрыть всю цепочку и проследить за ходом доставки товара, - Кан Юай забарабанил пальцами по столу, наблюдая как из гавани осторожно выползает океанский лайнер.
– Где-то произошла утечка. Где? В Таллине вдруг сменили весь персонал морской таможни. Рутинное действие? Может быть, может быть... Теперь придется заново их покупать. Ставка велика. Товара много, даже по меркам Триады, даже для Золотого Треугольника. Его ждут и в Стокгольме, и в Гамбурге, и в Амстердаме, и в Лондоне, и в Нью-Йорке. Да, дилеров и их многочисленных клиентов подводить нельзя. Никак нельзя". Кан Юай нажал кнопку офисного видеофона. На экране возникла голова главного помощника.
– Слушаю, сэр.
– Сообщите членам Совета, ответственным за операцию "Джони Уокер", что я жду их на борту моей яхты через полтора часа, то есть, - он взглянул на настенный "лонжин", - ровно в семь.
– Простите, на какой, сэр?
– Ах, да, - Кан Юай вспомнил, что его любимый "Конфуций" все ещё на ремонте.
– Пусть будет "Император". И вот ещё что - на время совещания всем девицам следует уединиться в своих каютах.
– Будет исполнено, сэр!
– бесстрастно поклонился приученный ко всему помощник.
Пока автомобиль ехал по тоннелю, соединяющему Викторию с Коулуном, Кан Юай задремал. Он обладал удивительным свойством - закрыть глаза и тотчас утонуть в целительном сне. Фамильный доктор одобрительно свидетельствовал: "Редчайшее свойство здоровых нервов и младенчески чистой натуры." И снился Кан Юаю странный сон. Будто он с отцом, который бросил семью, когда сыну было полгода и которого он, разумеется, помнить не мог, в дремучем лесу и охотятся они на тигра. Отец, могучий, как сказочный великан, и огромный полосатый зверь, свирепый и беспощадный. Кан Юай, мальчик, несмышленыш, из-за дерева наблюдает за схваткой. Он дрожит, он обмирает, он жаждет победы отца. В руках отца золотой жезл, он взмахивает им и в мгновение ока из-за каждого дерева выпрыгивает воин. Их тьма и они окружают тигра, угрожая ему острыми копьями. Но и тигр вдруг встает на задние лапы, издает громоподобный рык и словно из под земли появляются такие же свирепые тигры. И несть им числа. Глаза их сверкают ненавистью и из ноздрей вырываются языки пламени и дыма. "Славный бой, - очнувшись от краткого сна, Кан Юай улыбается.
– Жизнь - это вечное движение, вечное сражение. И в этом сражении нужно всегда побеждать". Он снова энергичен, обуян жаждой битвы, бодр, готов, как огнедышащий вулкан, непрерывно извергать идеи, планы, замыслы, один причудливее, неожиданнее другого. Недаром и друзья и враги дали ему кличку "Неистовый Дракон".
Верхний салон "Императора" просторен, прохладен, ярко освещен. Бронированные окна зашторены. Справа, в дальнем углу - обильный "шведский" стол, рядом столик с безалкагольными напитками. Все, допущенные к общению с Кан Юаем, осведомлены, что он девственный трезвенник и строгий приверженец растительной диеты. Не терпит он и когда кто-либо из его окружения увлекается травкой или "снежком". Девиз Кан Юая - "Бизнес и дурман вещи несовместные". Всякий, будь то заместитель или курьер, нарушивший его хоть раз, просто перестает существовать. Дисциплина. Без неё обречены на гибель и могущественная империя, и ничтожный рыночный ларек.
Кан Юай долго раздумывал, что бы ему выбрать в качестве главного блюда на ужин. Наконец, бережно положил на тарелку три ломтика сырой цветной капусты, дольку помидора и нежную стрелку зеленого лука. Отменно вышколенный дворецкий, высокий лысый старик со сплюснутым носом и заросшими седым мхом оттопыренными ушами, без промедления подал небольшой серебряный судок с излюбленным хозяйским соусом, самим хозяином изобретенным майонез, кетчуп, ещё два-три ингредиента и специи. Какие? "Фирменный секрет. Защищен авторским правом", - слабо улыбался Кан Юай, неизменно польщенный успехом своих кулинарных изысков. Тщательнейшим образом разжевав овощи своими великолепными фарфоровыми зубами, он выпил маленький бокал минеральной воды, сел в небольшое жесткое кресло (единственное в салоне), положил руки на подлокотники. Тотчас дворецкий ударил в миниатюрный гонг, призывно поплыл приятный мелодичный звон. Все присутствовавшие, человек десять, без суеты, но весьма быстро водрузили свои тарелки и стаканы на столик для грязной посуды и выстроились полукругом перед Кан Юаем. Несколько секунд он сидел в абсолютной тишине с закрытыми глазами. Потом ощупал внимательным взглядом лица стоявших перед ним людей и сказал:
– Господа! Завтра мы начинаем операцию "Джони Уокер". Я вижу кое на чьих лицах удивление. А те, кто не выражает этого явно, тем не менее, внутренне недоумевают - к чему такое высокое внимание к текущему рутинному делу? Исходный момент: мы впервые отправляем столь внушительную партию чистого товара - почти пол-тонны. Во-вторых, завершена прокладка нового дальнего маршрута, опробованного мелкими доставками. "Джони Уокер" - своего рода премьера. И в-третьих, в Сингапур уже прибыл русский ревизор. Что это значит - крах ещё не начавшейся операции? И если так, то кто предал (продал, выдал)? Или это досадное совпадение? И какие меры предлагается предпринять для нейтрализации этого русского?