Гибель гигантов
Шрифт:
— Депутат — это просто представитель избравших его людей, — сказал он скромно.
— Но они всегда выбирают самого умного и достойного.
— Ну… стараются.
Комнату освещала тусклая масляная лампа. Григорий положил на стол сверток. Теперь у него не было трудностей с получением продуктов в военной столовой.
— Я принес еще спички и одеяло, — сказал он.
— Спасибо!
— Надеюсь, ты старалась поменьше ходить по улицам? В городе опасно. Пока одни делают революцию, другие просто беснуются.
— Да я почти не выходила. Я ждала тебя.
— А как наш постреленок? — Вовка спал в уголке.
— Скучает по своему папке.
Сам он не настаивал, чтобы Вовка звал его папой, но согласился, раз этого хотела Катерина. Вряд ли они когда-нибудь увидятся с Левкой, — уже три года, как тот уехал, и от него ни слуху ни духу, — так что ребенок может никогда не узнать правды, да так, наверное, и лучше.
— Жаль, что он спит, — сказала Катерина. — Он всегда так радуется тебе.
— Еще увидит меня утром.
— Сможешь остаться на всю ночь? Как хорошо!
Григорий сел, и Катерина, опустившись рядом на колени, помогла ему снять сапоги.
— У тебя усталый вид, — сказала она.
— Я в самом деле устал.
— Давай же ложиться. Уже поздно.
Она стала расстегивать его рубашку. Он расслабился и дал ей себя раздеть.
— Генерал Хабалов спрятался в Адмиралтействе, — сказал он. — Мы боялись, что он отобьет вокзалы, но он даже не попытался.
— Почему?
— Струсил, — пожал он плечами. — Царь послал Иванова с войсками занять Петроград и установить военную диктатуру, но солдаты взбунтовались и из экспедиции ничего не вышло.
— И что, прежние власти просто сдались?
— Похоже что так. Странно, правда? Но возвращения к старому уже не будет.
Они легли: Григорий в исподнем, Катерина — в сорочке. Она никогда перед ним не раздевалась. Может, считала, что ей есть что скрывать. Он мирился с этой странностью, хоть и не без сожаления. Он обнял ее и стал целовать. А когда их тела слились и она прошептала: «Я люблю тебя», — почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Потом, уже в полусне, она спросила:
— А что же дальше?
— Будет учредительное собрание, делегатов на него будут избирать, используя четыре принципа голосования: всеобщее, равное, тайное и прямое. А пока что Дума создает Временное правительство.
— А кто будет там главным?
— Львов.
Катерина села на постели, не прикрывая голую грудь.
— Князь?! С какой стати?
— Они говорят, чтобы обрести доверие всех классов.
— К черту классы! — от возмущения она сделалась еще прекраснее, лицо пылало, глаза сверкали. — Революцию совершили рабочие и солдаты, так зачем нам еще чье-то доверие?
Этот же вопрос беспокоил и Григория, но ответ казался ему убедительным.
— Нам нужны предприниматели, которые вернут к жизни предприятия, поставщики, которые восстановят снабжение продуктами, торговцы, которые снова откроют лавки.
— А как с царем?
— Дума ждет, что он отречется от престола. Они послали к нему в Псков двух депутатов с этим требованием.
— Отречется? — Катерина широко распахнула глаза. — Царь? Но тогда прежней жизни конец!
— Да.
— А разве так может быть?
— Не знаю, — сказал Григорий. — Завтра увидим.
В пятницу в Екатерининский зал Таврического дворца набилось две, а то и три тысячи человек, среди которых были несколько женщин. В воздухе стоял крепкий запах табачного дыма и немытых солдатских тел. Все ждали известий из Ставки.
Нередко дебаты прерывались сообщениями, часто вовсе не срочными: какой-нибудь солдат сообщал, что его батальон создал комитет и арестовал полковника. Иногда это были даже не сообщения, а речи, призывавшие защищать революцию.
Но когда седой прапорщик с раскрасневшимся лицом, задыхаясь, с листком бумаги в руке вскочил на трибуну и попросил тишины, Григорий понял, что на этот раз будет что-то важное.
Громко и медленно тот сказал:
— Царь подписал документ…
После первых же слов толпа зашумела. Оратор заговорил громче:
— Отречение от престола…
Крики перешли в рев. Григорий чувствовал, что нервы натянуты до предела. Неужели это в самом деле произошло? Неужели мечта сбылась?
Прапорщик поднял руку, ожидая тишины. Он еще не все сказал.
— И по причине слабого здоровья его сына Алексея он называет своим преемником младшего брата, великого князя Михаила.
Радостные крики сменились гневными воплями.
— Нет! — закричал Григорий, и его голос потонул в тысячах других.
Когда несколько минут спустя в зале стали успокаиваться, еще более грозный рев донесся снаружи. Должно быть, новость сообщили и толпе за стенами дворца, и там ее встретили с таким же негодованием.
— Временное правительство не должно на это соглашаться! — сказал Григорий Константину.
— Не должно, — согласился Константин. — Давай пойдем и скажем им это.
Они вышли из крыла Совета и пошли через дворец. Министры свежесформированного правительства заседали в зале, где раньше проводил свои собрания прежний Временный комитет — но в состав правительства вошли все те же члены комитета. Они уже обсуждали царский манифест об отречении.
Павел Милюков, вскочив на ноги, яростно спорил: центрист с моноклем доказывал, что монархию следует сохранить как символ законности.