Гибель Лодэтского Дьявола. Третий том

Рина Оре

Через минуту она вылезла, обернутая простыней, а Рагнер, закрывая глаза, снова беззвучно засмеялся.

– Вспомнил, как ты меня подобным саваном чуть до могилы не довела, – пояснил он свой смех. – Из всех, кто желал моей смерти, ты была удачливее прочих, поэтому сейчас я тебя особенно боюсь. Ты куда собралась, Белая Дева?

– К тебе, – остановилась она неподалеку от стола. – Мне любопытно.

– Любопытно ей, – шутливо пробурчал Рагнер. – Ладно… Зажги больше свечей, но на стол их не ставь. Затем бери стул, садись тихонько, и не очень близко: так, чтобы ты никак не могла задеть стол, даже вытянутой ногой, – а то ты сразу в Рай отправишься, а я в Ад. Конечно, я и на том свете тебя найду… со временем. Просто не хочу разлучаться, – подмигнул он. – И не разговаривай со мной. Это я серьезно.

Маргарита осветила комнату ярче и села поодаль на стул, а

Рагнер продолжил свое занятие: из небольшой бутыли он выцеживал в скорлупку, уже наполненную белым, как сахар, порошком, капли тягучей жидкости, отставлял скорлупку и брал новую, – и так повторялось, пока на краю стола не образовалась ореховая флотилия. Девушка тоже провела время не зря: она научилась считать до шести по-лодэтски, ведь именно числа бормотал Рагнер, отсчитывая капли. После того как армада ореховых суденышек заполонила половину стола, из-под него был выужен таз с водой и размокшей бумагой: Рагнер складывал орешки, закатывал их в колобки из бумаги и откладывал сушиться. В завершении странного действа он со вздохом взял в руки бутыль, с грустью посмотрел на четверть оставшейся жидкости и заткнул узкое горло пробкой.

– Осталось всё убрать подальше от тебя, Белая Дева, – сказал Рагнер Маргарите, пряча бутыль в сундук под солому.

– Я ничего не поняла, что ты делал, – призналась она.

Он смел оставшуюся скорлупу в мешок, выплеснул в окно воду из таза и стал переносить колобки в сундук.

– Я был бы рад тебе объяснить, хоть и пожалею… – говорил он, раскладывая по соломе бумажные шарики. – Но я сам толком не знаю, почему это работает. Я просто делаю точно так, как мне показали. Чем сильнее удар, раскалывающий такой орешек, тем мощнее взрыв, тем более с порохом… Всё же не буду больше ничего тебе говорить: и мне, и тебе спокойнее…

– Скажи хоть: почему саламандра?

– Ну… – неохотно объяснял Рагнер. – Изобретатель, алхимик, назвал это вещество «Сон саламандры». Мои громовые бочонки только кажутся простыми: над ними работали несколько изобретателей, и каждый решал свою задачу. А главный секрет моего оружия теперь знаешь лишь ты. Я, признаться, не ожидал, что ты проснешься. Когда ты спишь, то тебя, красивая соня, не добудишься.

– Неправда, – улыбалась ему Маргарита. – Ты с моей теткой просто незнаком. И лучше не знакомься: и мне, и тебе спокойнее… А орехи важны?

– Всё важно…

– Это твой Дьявол тот алхимик?

– Ты точно лазутчица, – посмеивался и Рагнер. – Нет, до возвращения с Бальтина я и знать не знал о «Сне саламандры». Тот алхимик совсем не Дьявол и не занимается колдовством. Он добрый. И познает себя только тем, что пьет, как конь. А мысль о бессмертии его в ужас приводит: он со своей-то жизнью не знает, что делать… Говорит, что не хочет больше перерождаться, что жизнь бессмысленна и, вообще, она… Тут мне сейчас эта твоя аллегория очень бы пригодилась, – широко улыбнулся Рагнер девушке. – Как там в свете, прошу прощения, дерьмо нынче величают?

– Слава Богу, я не знаю, – поморщилась Маргарита.

– А жаль… Более не расспрашивай меня о том, что видела, а лучше забудь. Даже для моего дяди-короля громовые бочонки – это тайна. Да и для меня тоже: я не понимаю, что к чему… Мне просто доверили эту силу, чтобы я изгнал зарвавшихся бронтаянцев с наших земель, – и я дал им огня. Бежала зайцами из Лодэнии великая держава ратоборцев и изобретателей! А героя Меридеи, Хаэрдского Медведя, Бюна Винхаэрда, я проучил как следует за хвастовство, за оскорбление моего имени и за то, что тот пролил кровь на земле Тидии, земле Ранноров: я его пленил и как выкуп забрал его собственные родовые земли, его Медвежий угол у самых границ с Тидией. Так себе графство – скалы да лес, но урок Бюну вышел красивым, и я ни разу не пожалел, что взял земли, а не золото… Кстати, победу над Бронтаей празднуют в дни Перерождение Огня, что вышло очень символично. Я же в своей стране из-за этой победы герой, а не Дьявол. У меня с тех пор есть золотые шпоры – не геройские, но тоже крайне почетные… Вернувшись с Бальтина, я узнал о «Сне саламандры», вот только еще нужно было сделать из этой саламандры оружие. Пока изобретатели ломали голову над моими задачами, я решил выиграть турнир Великих Мистерий, потому что когда-то бесславно выступил на другом турнире. Я ведь мог умереть на войне. Хотелось перед гибелью доказать и себе, и остальным, что не только умею резать варваров, хотелось остаться в Истории кем-то достойным… Святоши уже тогда на меня собак спустили, прочие рыцари меня презирали за службу наемником, обвиняли в рыцарском Пороке Холуйства. А выиграть

турнир – это же бесспорный подвиг, правда, завоевать доброй славы у меня опять не вышло, – вздохнул он. – Ну, турнир я выиграл, сразу жутко поругался с дядей – у нас с ним редко бывает без ссор, но всё равно я присягнул ему на верность, чтобы отбыть на войну в Ормдц. И он, разозленный на меня, запретил мне возвращаться живым без победы… А еще лишил меня чествований и даже зажал мой слоеный пирог Великих Мистерий, – проворчал Рагнер, закрывая ключом замок сундука. – Мне из-за пирога было очень обидно… В отместку я из своего ордена за тот турнир позже сделал Айаде цепь на шею… Зато мне повезло в другом: один из изобретателей не только исполнил то, что я ему заказывал, а даже превзошел себя. Так и появились мои громовые бочонки, а я сам стал Дьяволом… И смирился – решил: раз назвали меня так, то я вам всем Ад покажу: и врагам, и святошам. Вот так я дошел до штурма Орифа в Великое Возрождение, и тоже не жалею… – невесело говорил Рагнер. – Разве можно было упустить такую возможность, что выпадает раз в тридцать шесть лет, и не дерзнуть? Святоши сами виноваты в том, что теперь свои сатурномеры скручивают. Это они всех мной так застращали, что сами испугались, а мне это лишь на руку… Но что-то я опять тут начал слезы лить. Делаешь из меня мягкую, мокрую тряпку… – улыбнулся Рагнер девушке. – Так я скоро в Возрождение рыдать начну и бесповоротно испорчу свою темную славу… Всё, – хлопнул мужчина рукой по крышке сундука. – Пойду омоюсь на всякий случай… Жидкость та весьма ядовита…

– Земли, что ты получил, это Хаэрдмах? – спросила Маргарита.

Рагнер остановился на полпути к уборной.

– Да ты свои учебники не зря читаешь!

– Зря читаю… Мой первый супруг был оттуда и его сестра. Ты напал на их городок и так их перепугал, что… Нееет, – Маргарита закрыла лицо руками. – Вот это точно не буду рассказывать…

– Мар-га-ри-та, – пропел Рагнер, – живо выкладывай, а то я как гадать начну и как всю твою Маргаритку там общиплю… – махнул он на кровать.

– Как же ты ужасен в аллегориях! – снова поморщилась девушка. – Ну хоть какой-то недостаток у тебя есть… Иди, пожалуйста, купайся. Я соскучилась, так сидеть и смотреть… – тонко и жалостливо добавила она.

– Лиса, подлиза и врушка, – стремительно уходя, процедил Рагнер, а когда он уже закрыл дверь, то до нее донеслось. – И наверняка лазутчица! Но я тебя люблю…

Маргарита с нежностью посмотрела на закрытую дверь, думая, что получила поразительное первое признание в любви.

________________

Спрятавшись за балдахином в своем красном мире, они проговорили до рассвета. Маргарита лежала на груди Рагнера и рассказывала о первом муже: как в отчаянии вышла за него замуж, о том кратком и незадачливом времени, что они провели вместе, и о том, как странно умер Иам перед побывкой. Рагнер не поделился с ней убежденностью, что убийство Иама не обошлось без Ортлиба Совиннака – не хотел, чтобы грузная фигура бывшего градоначальника вернулась в свои любимые спальные покои, легла рядом с ними на постель. Комнату с красной кроватью и роскошной уборной Ортлиб Совиннак обставил вовсе не для Дианы Монаро. Гюс Аразак рассказал Рагнеру, что лишь в эту спальню никогда не вселяли гостей, а если градоначальник ночевал в ратуше, то только в спальне с красной кроватью и только один.

После краткого рассказа о своем первом муже, Маргарита упомянула о Марлене, Огю Шотно и их домике за замковыми стенами – рассказала, почему Марлена боится Лодэтского Дьявола. К ее удивлению, Рагнер совершенно не помнил, как напал на тот городок.

– Совсем-совсем не помнишь? – допытывалась Маргарита.

– Как он там называется?

– Лирхготбомм. Жуткое название, – поморщила она нос. – Такое едва ли можно забыть.

– Да там все такие, куда не глянь…

– Ну вспомни, – просила Маргарита. – Вы ночью приплыли на каменистый берег, к какому никто не мог пристать… Гроза сильная была. А ваш корабль смог. Еще одно чудо Лодэтского Дьявола.

Рагнер развел руками.

– Я тут ни при чем – это всё Ольвор. У него чутье на бури, рифы и не только… С таким капитаном команда куда угодно корабль приставит. А если молнии сверкали, то Ольвор всё видел как днем. Он родился на лодке, с детства исходил все воды вокруг Лодэнии и мечтает однажды иметь свой собственный корабль: жить в морях и портах Меридеи, нигде надолго не бросая якоря. Правда, в Хельху он свой якорь как забросил… Не зря юг острова Ула, откуда он родом, омывает Хельхийское море… Теперь, если надумает от такой русалки отчалить, то она ему и паруса, и якорь оторвет… Как тебе такая аллегория?