Гибель Лодэтского Дьявола. Третий том

Рина Оре

– Наверно, вы подружились…

– О, поверь мне, нет! – широко раскрыл глаза Рагнер и помотал головой. – Перед тем, как меня отпустить, он пришел… попрощаться, что ли… Сказал мне кое-что… Я уже немного выучил их язык и его понял. Он мне сказал, что надеется, что я сдохну в пустыне, что он меня ненавидит, что я его смертный враг из-за того, что творил на его земле… В пустыне, когда я шел к своим, я и правда едва не погиб. Старался беречь воду, но чертова пустыня всё не заканчивалась, в отличие от воды во фляге. После того как я остался без воды, прошел какое-то время и упал. И вдруг – на меня стервятник сел… Я, как безумный, нашел в себе непонятно откуда силы, сломал ему крылья и еще живому прокусил гадскую кожистую шею у самых перьев. Потом, напившись, пошел дальше, ведь если стервятник прилетел, значит, где-то уже недалеко были леса, может и побережье… Я еще трех, кажется, стервятников убил, пока шел… Или больше… Повезло, что они там голодные и нетерпеливые.

Маргарита с жалостью смотрела на Рагнера, а он продолжал говорить, глядя сквозь нее и вспоминая то, что случилось четырнадцать лет назад.

– Когда я вернулся из пустыни, то пошли слухи, что меня спас Дьявол, вот потому-то я короля Аомонии так нарек. Я его ненавидел не меньше, чем он меня. Это он научил меня забыть про страх в схватке, но как! Мне о Аомонии рассказать нечего – я, как собака, год просидел полуголым на цепи в весьма милом внутреннем дворике. Там было много зелени, и бил фонтанчик, вот только я изнывал от жары и не мог дотянуться до этой благодати. Так год и провел. Свой возраст Посвящения так встретил… А под ногами у меня, будто нарочно, была карта мира – изумительный, тонкий рисунок на камне. Эта карта стала моим единственным развлечением за целый год. Я, правда, всерьез думал, что лет пять там провел: очень удивился, когда узнал, что всего год… А развлечением моего Дьявола было приходить ко мне и швыряться в меня кинжалами. Убить он не хотел, иначе легко бы это сделал. Когда в тебя летит кинжал, есть только миг, чтобы это понять. Сперва я и этого мига не умел видеть. Потом научился уворачиваться, так его услужники гоняли меня палками, чтобы я кинжала не поднял, но однажды я перехватил кинжал налету и метнул его обратно – он попал Дьяволу в грудь, но тот не умер, а захохотал, харкая кровью. До сих пор этого не понимаю: он будто ничуть не чувствовал боли… И ушел с кинжалом в груди… Потом он долго меня не навещал: всё же я хорошо его подпортил и он лечился. После этого мне стали связывать руки, а мой Дьявол еще яростнее бросал в меня кинжалы. Когда я совсем перестал бояться ножей, то ко мне стали приходить с мечом. Ни капли меня не жалели, ты уж мне поверь. Ааа, – простонал Рагнер и скривил лицо. – Даже вспоминать и говорить не хочу. Добрая часть моих шрамов – это оттуда, а не из битв на Меридее, как все думают. Что-то от ножей, что-то от меча. Меня немного подлечивали – и заново… Тогда я впервые жалел, что у меня всегда очень быстро затягиваются раны… Словом, меня травили, как будто я был зверь, а я и защищался как зверь. Только и думал, что однажды, перед смертью, наваляю Дьяволу от души и уже убью его наверняка – это было единственное мое желание. Но когда я получил свободу, то покинул Сольтель так быстро, как смог. Побоялся, что меня свои же снова выгонят в пустыню к Богу на суд, – улыбнулся он внимательно его слушавшей девушке. – На своем неимоверном «Гиппокампусе», на который никто не позарился, и с теми, кто навоевался, я отправился домой. Но мы попали в бурю и заблудились, – прижал ладонь ко лбу Рагнер и зажмурился от стыда. – Великие лодэтские мореходы из Ларгоса! Нас немного оправдывает лишь то, что мы не знали тех мест и их карты не существовало. Нас прибивало к берегу, и мы были только рады, пока не поняли, что возвращаемся к той же лагуне, где Дионз. И снова было поздно! Вскоре нам встретился корабль сольтельцев, похожий на боевой – и он пошел к нам. Тут и пригодились крылья «Гиппокампуса» – с ними он уж очень отличался от кораблей с Меридеи. Если бы заподозрили, что мы меридейские воины, – то площадь и колья. Еще мы завесились тряпками, а еще нас спасли мои новые зубы – такое только в Аомонии делают и очень богатым людям. На нас посмотрели издали, оценили мою улыбку, – блеснул зубами Рагнер, – и не стали задерживать, однако я всё же решил плыть к Дионзу: хотел посмотреть на их оборону с моря и берега. Не мог я просто так отбыть и не отплатить за своих братьев, ведь их не просто казнили, а унизили… Будто бы сольтельцы не творили циклами лет насилие в Меридее… Своих спутников я снова смог уговорить совершить подвиг. С Эориком было сложнее, но я наврал ему по секрету, что украл в Дионзе плащ-невидимку и, благодаря плащу, сбежал оттуда. Ну, а этот плащ, понятно – невидимый для всех, кроме меня. С ним я могу разгуливать незаметным, только изредка это делать – ведь колдовским чарам надо восстановиться, как, к примеру, яду у змеи. Эорик с тех пор верит, что у меня есть плащ-невидимка, – засмеялся Рагнер. – О, пожалуйста, не разоблачай мой обман, а то так смешно подшучивать над Эориком и Сиуртом!.. Причаливать к порту мы не стали: я один доплыл до берега на лодке, потому что лишь я знал то, как себя вести. Странным это не казалось. Сольтельцы нападали на нас, так как им были нужны наши женщины: от них рождались красивые люди с более стойкой к солнцу кожей, а у безбожников из-за Линии Огня кожа всё еще очень белая, как мел, и мгновенно сгорает на солнце, оттого они завешиваются тряпками и вообще не любят бывать на солнце. Я как раз был весь обожженный и красный после пустыни – вполне сошел за безбожника из Аомонии… Осматривая побережье, я забрел на портовый рынок, где моих друзей год назад казнили – в том же месте теперь продавали людей. В вонючем углу я увидел черную девочку лет восьми. Она отказывалась от пищи и была похожа на скелет; от лица – одни огромные несчастные глаза… Я ее пожалел – вспомнил, как сам сидел на цепи и был таким же жалким, но дешево мне ее не отдали, поскольку видели мои зубы и думали, что я богат: сказали, что принцесса из-за Линии Огня. Дьявол из моих вещей забрал лишь пряжку с короной, остальное вернул… Доспехи и оружия я, конечно, тоже назад не получил. Но одна ценность у меня осталась: кольцо с большим рубином. Матушка мне его подарила, – тяжело вздохнул он, – перед захватом нашего замка в Ларгосе. Больше я ее ни живой, ни мертвой не видел… А мне едва четыре тогда исполнилось… Она предпочла гибель надругательству, и ее имя стерли из Истории за самоубийство – нет ни могилы, ни портрета, ни строки нигде, будто бы я появился на свет без матери.

– Совсем не жалко было кольца? – удивилась Маргарита.

– Тогда уже нет. Всё доставалось брату, мне же надлежало самому заслужить или завоевать земли, поэтому мне переходили доспехи отца и его оружие, рыцарский конь и это дорогое кольцо. Его я должен был подарить своей избраннице, но моя невеста вернула мне кольцо и вышла замуж за другого – за того, с кем я никак не мог тягаться. И на кольцо мне после этого стало наплевать: больше я ни одной даме не собирался его предлагать, но выбросить в море тоже не мог. Я выменял Соолму на кольцо и, не зная, что с этой девчонкой делать, предложил плыть со мной в Лодэнию, поскольку за Линию Огня я никак не мог ее отвезти. Соолма согласилась. Ее настоящее имя: Соолма-Криду-Поэни-Дуа-Саржра, – рассмеялся Рагнер. – И это еще не полное имя – короткое. Всего-то из пяти имен ее женщин-предков. Вот так и появилась Соолма. Я этого раненого зверька привез в Ларгос, отдал на воспитание Вьёну и его будущей жене, а сам отправился на Бальтин. Соолма оказалась более благодарной ученицей, чем был я. Ее познания во врачевании и языки, какие она знает, – это всё благодаря моему другу и ее собственной любознательности. Ладно, хватит о Соолме, – легко поцеловал Рагнер Маргариту. – Просто хотел, чтобы ты поняла, какая у нас с ней связь. Соолма в первую очередь мне близкая и дорогая подруга. И она мне благодарна… Так что не бойся ее. Она ничего мне не сделает, а значит, и тебе.

Рагнер замолчал. Наваливаясь на девушку, он стал ее целовать и сильнее прижимать к себе.

– А у вас есть дети? – спросила Маргарита, пока еще могла говорить.

– Нет, – оторвался он от ее тела. – Из Соолмы сперва хотели сделать девку. Она не покорялась, и ее решили вновь продать, но до того с ней уже сделали что-то, чтобы детей никогда не было. Не знаю, что-то там повредили, хотя ее девство не тронули… Так уже делают в Сандел-Ангелии, в той части Сольтеля, что принадлежит Санделии, и это уже распространяется по Меридее. По крайней мере, на Утте сводники уже поступают так со своими девками. Научились как-то… Вроде бы это к лучшему при таком ремесле, но девушки часто умирают… А еще Соолма помнит, что ей было невыносимо больно… Всё дурное множится с каждым новым кораблем, что возвращается оттуда, – задумался он, но потом улыбнулся. – А Дионз мы взяли! И всё благодаря тому, что я осмотрел побережье и смог рассказать, как напасть с моря. Через года два несметное число кораблей атаковало город – вот так я отомстил за друзей… Слава об этом подвиге обошла меня стороной, и сейчас никто не помнит, что это я помог, но это ерунда… Всё! Довольно мне хвастать… – прижал Рагнер к себе Маргариту. – Хочу целовать свою девчонку в красном чепчике! Тихо, – прошептал он, когда она хотела еще что-то сказать. – Ну помолчи хотя бы с полтриады часа…

– Я уже и так триаду часа молчу и тебя слушаю, – улыбнулась Маргарита. – Хорошо, молчу, – прошептала она и, не переставая улыбаться, закрыла глаза.

________________

К ночи Маргарите удалось привести в порядок волосы Рагнера. Теперь они красивым, ровным потоком спускались к его плечам, слегка закручиваясь на кончиках. Правда, столь холеная шевелюра смотрелась непривычно и странновато, особенно в контрасте с израненным, мужественным телом.

– Лишь бы тебе нравилось, – смеялся Рагнер. – Мне наплевать. Сделаешь мне завтра хвост с косой, и пусть все завидуют: их никто так не чешет. Завтра к Ивару поеду. Надеюсь, король оценит, что я уважаю Культуру и стараюсь угодить его глазам.

Рагнер поднялся и стал одеваться.

– Ты куда? – удивилась Маргарита. – Уже колокол давно пробил отбой.

– Дело одно есть, – сверкая зубами, широко улыбался Рагнер. – Надеюсь, не рано, а то всё будет зря.

Он надел штаны и оставил рубашку навыпуск, причем его ухоженные волосы стали еще заметнее. Со спины Рагнер походил на одного из щеголей двора герцога Альдриана. Он посмотрел в зеркало, наградил Маргариту за ее труды теплой улыбкой и пробормотал:

– Пусть поржут… Всё равно я буду сильнее смеяться.

После чего Рагнер направился к входной двери и, резко открыв ее, выпрыгнул в коридор.

– Попались! – громко сказал он, приметив Лорко. – Так и знал, что дня не пройдет! Ольвор и Сиурт – еще пятнадцать ночей подряд. Всего двадцать с сегодняшней. В следующий раз увижу карты – дам еще тридцать, – довольным голосом сказал Рагнер, замечая, что на его волосы вытаращились все трое мужчин. – Я предупреждал!

Усмехаясь, он медленно вернулся в свою спальню и стал раздеваться.

– Что это было? – спросила Маргарита.

– Дозорю тех, кто в дозоре. Еще пару раз выйду сегодня-завтра и потом про них не забуду. А то распустились от моей доброты. Лорко с картами к ним ходит, а дуют они так, что ничего не замечают. Вот, отучу на всю жизнь.

– А Лорко?

– А Лорко пусть теперь от Хельхи бегает, – засмеялся Рагнер, забираясь к Маргарите и закрывая балдахин. – Она ему не спустит и поголодать заставит. Ну еще изгоем побудет за то, что не огреб от меня. Пусть сидит с твоим монахом и слушает проповеди о меридианских Добродетелях. Благодать! – потянулся он, обнял Маргариту и перекатился вместе с ней на спину. – Я бы и завтра никуда не уезжал, – прошептал он, глядя в зеленые глаза. – Постараюсь раньше от Ивара отделаться – и к тебе. Еще проверю, как крепости восстановили и укрепили, а потом точно к тебе. Будешь скучать?

– Ооочень, – жалобно ответила она.

Рагнер внимательно глядел на нее, о чем-то размышляя.

– Что такое? – спросила девушка.

– Да вот, снова думаю о случайностях, благодаря которым я сейчас здесь, с тобой. Я мог бы с Иваром пойти еще несколько лет назад – ты бы девчонкой лет одиннадцати была. Тогда я сбежал и не думал, что вернусь домой, но брат умер… Потом решил, что уж лучше повоюю, чем стану пауком паучьей черепахи… Я часто поражался, отчего же мне такая бестолковая звезда досталась, а ныне, после предсказаний того бродяги, уверен, что всё было ради тебя. Вот и думаю теперь о прошлом и о будущем… Мне даже предложить тебе нечего. Я хотел бы, чтобы ты осталась и после Орензы тоже. Но ты замужем, – грустно улыбнулся он, – а я успел жениться.

Маргарита едва не призналась ему, что не вышла замуж за Ортлиба Совиннака, но вспомнила строгое предостережение брата Амадея и решила, что прежде еще раз расспросит праведника.

– У меня нынче нет супруга, – сказала она. – Я не хочу быть с ним и боюсь его. Очень сильно боюсь. Он мне опротивел. Я его боготворила, но сейчас… ничего нет от той любви. Ту его сторону, какой я раньше не замечала, я не могу принять и не хочу. Поцелуй меня и хватит думать.

Рагнер так резко ее поцеловал, что она засмеялась.